Страшный.

  ...Он сидел в окопе. Поводя стволом своего видавшего виды «Утеса» и с опаской и интересом поглядывал на своего товарища — смуглого и седого пожилого бойца, бывшего шахтера с обведенными угольной чернотой глазами, носившего позывной «Страшный».
  Находиться рядом со Страшным, подчас, бывало, действительно, страшно.
  Страшному было уже нечего терять в этой жизни — война уже отняла все, кроме оголтелой, безумной мстительной ярости и души, которая, как говорили, бессмертна.
  Он давно перешагнул пенсионный рубеж, детей у него не было. Жена погибла под развалинами дома, в который прямой наводкой угодил укропский «Пион»...
  И потому Страшному наплевать уже было на себя, на судьбу и на ревущую в воздухе на все лады раскаленную металлическую дрянь.
  Страшный никогда не покидал своих позиций, никогда не сменялся в рамках ротаций. Он, словно, сросся, сжился с войной.
  И сейчас Страшный был на позиции, по правую руку от Зингера и по левую — от Барса.
  И, если Зингер, заслышав отчаянный свист падающей в нескольких метрах от него мины, утаскивал в окоп свой заезженный пулемет и сам приседал в окопе, слдовно пассажир падающего авиалайнера, изготовившийся к «жесткой посадке», если Барс убирал с небольшого бруствера свой ПКМ и юркал вниз, то Страшный лишь слегка пригибался, распрямлялся, осматривался — и, вот уже, его пулемет продолжал строчить, исправно валя наземь врага, першего на их окопы в полный рост.
  Так было сейчас.
  Укры перли в несколько рядов.
  То один, то другой из них, вдруг, приседал — и тогда в воздух с оглушительным «Хлоп!» взлетали гранаты из их подствольников. Осколки стучали по трофейным каскам бойцов, иногда обжигали лицо, руки, шею, «вжикали» по камуфляжной ткани форменных курток...
  На это уже никто не обращал внимания.
  Укры перли под прикрытием огня своих САУ, но, как это бывало всегда, укрские самоходчики метили не в засевших в окопе бойцов — здоровенные их болванки ложились далеко за спинами бойцов ВСН — то во двор ПТУ, то в рощу за «бурситетом», производя бесплатную вывалку сухостоя.
  В ответ САУ, опять же, над головами бойцов, летели ПТУРСы и болванки калибром стодвадцатьпять миллиметров от своих танкистов — тут пригибался пониже даже Страшный...
  На левом фланге, в десятке шагов, разрывал радиоэфир ротный; он орал в трещащую рацию: «Знамя! Знамя! Я Кастет! Кас-тет!! Знамя, (пи-и-и), скорректируй огонь «коробочек» на два градуса левее, (пи-и-и), запарили вы мазать — по одной САУ с пятого раза не можете попасть, а у нее броня ведь всего лишь противопульная!!».
  Затем следовала пауза — и опять: «Знамя! Я Кастет! (пи-и-и), пусть трубачи твои не дуют прямо над головой у меня! Знамя, у меня ведь никакой брони нету, я «голый» сижу!! Ну посмотри сам, (пи-и-и), куда их «чемоданы» ложатся!!».
  Вскоре ротный отложил рацию и все услышали его надрывный хриплый баритон: «Отходим, чудо-богатыри!! Передвигаемся правее, здесь сейчас «Градари» «работать» будут!».
  Команду повторять дважды не пришлось -  уюраться из-под падающих, почти, за шиворот, гранат из СПГ и оглушительных «Ахов» САУ были рады все.
  Отошли на десять метров вдоль окопа.
  Тут только, располагаясь, теперь уже, под углом к идущим почти правильной фалангой, украм, осмотрелись.
  Страшный продолжал торчать на своей позиции, оказавшейся теперь на левом их фланге.
  Ротный, увидев, пригнулся, побежал в его сторону, крича на бегу: «Страшный!! Ты что, голову захотел потерять?! Или ты и так ее в шахте похерил?! А ну, марш за мной!! (пи-и-и)».
  В ответ лупанул спокойный увесистый мат, словно, очередь из АГС, и затем: «Где хочу — там и останусь! Напередвигались уж — скоро одну столицу охранять будем!».
  «Ахнула» самоходка, шуранул над окопом ПТУРС. Ротный плюнул и помчался назад.
  Зингер, поправляя ленту «Утеса», подумал вслух: «Колхоз, кино и немцы! Но ведь ротный-то прав — когда полетит «пакет», Страшному там будет совсем «весело»...».
  Но додумать эту мысль он не успел — где-то, почти за гранью слышимости, раздалось: «Пум... Пум... Пум... Пум... Пум...».
  Они уже были и к этому готовы — присели в окопе — и тут, совсем рядом, вынеслось из-за рощи, зашуршало, загремело, разрываясь...
  Прилетел один «пакет», за ним — второй...
  Когда они поднялись в своем полу-засыпанном землей окопе, на «баттлфилде», разбитые, горели обе укропские «Гвоздики», валялись, словно, раскиданные кегли, солдатики и орала рация комроты: «Кастет! Я Знамя!! Вы свою задачу выполнили, сейчас за вами придет МТ-ЛБ и заберет вас!! Как слышишь? Прием!!».
  И, конечно, кроме всего этого, неотъемлемой деталью пейзажа, столбычил на своем месте Страшный.
  Ротный, почти застонав, закричал: «Да кто мне (пи-и-и) послал этого (пи-и-и)!
  Страшный!! МТ-ЛБ на подходе!! Складывай манатки и иди сюды!!».
  Тот, словно, не слышал — может, демонстративно, отказываясь покидать боевую позицию, а может, правда, оглох от разрывов «Градов»...
  Ротный рыкнул: «Барс! Зингер! По последней ленте — и ксладывай удочки!».
  И они ударили длинными очередями, укладывая на сыру землю замертво тех, кто на этом поле брани еще пытался пошевелиться...
  Враг, очухавшись от полученного пенделя, наскреб, видимо, по сусекам еще несколько САУ, а может, вызвал огонь «стоячей» арты — загудело, сверля воздух, загупало тяжело, приподнимая землю вместе с ними и застилая горизонт дымом и пламенем разрывов...
  Они, распластавшись, на дне окопа, не видели уже, как, словно, вырванная с корнем из земли ботва, как взлетали в воздух и падали поодаль опоры контактной сети близлежащей «железки», как свистя, перепутывались в фантасмагорическую паутину провода...
  Их «такси» запаздывало, ожидание становилось уже не только томительным,но и опасным. Теперь отсюда, уже, явно, надо было уходить...
  «Кастет! Я Знамя!! МТ-ЛБ приехать не сможет — фрикцион обломался! Отходите сами до улицы Партизанской, там вас КамАЗ примет пятой роты!!».
  В ответ ему комроты выматерился: «Флажок ты (пи-и-и), а не Знамя!! Сыпни-ка нам артиллерией на высоту двести двадцать три!!».
  «Знамя» по рации, в ответ, орал: «Кастет! (пи-и-и) оттудова!! Арта отработает! Но вы (пи-и-и) оттудова!! Сейчас же!!».
  Противник, очевидно, выстреляв все, что лежало близко к пушкам, решил сделать паузу, а они, со звоном складывая сошки, позакидывали на плечи свои «стволы», двое взяли за лапы АГС, еще двое понесли по длиннющему ПТР-Д...
  Начали отходить...
  Они уже дошли до перпендикулярного, к основному, окопа, комроты проводил мимо себя всех бойцов и, вдруг,  опять заорал: «В где эгот (пи-и-и), где Страшный?!».
  Остановились, начали осматриваться, прислушиваться...
  И тут услышали: «Тум-тум-тум-тум-тум-тум....».
  Страшный был на своей позиции, он нашел себе цель и «обрабатывал» ее.
  Ротный, распрямившись, приложил ладони рупором ко рту и закричал: «Страшный!! Пулей - - сюда!! Под трибунал же отдам, дятел!!».
  В ответ донеслось: «Забирай птенцов и ползи отсюда!! Я догоню!! А то сам под трибунал пойдешь, если тут ребят положишь!!».
  Ротный плюнул, буркнул, уже потише: «Все, повернулись — пошли!».
  Повернулись. Пошли...
  Позади них раздалось еще несколько тяжелых «гахов» и, вновь, затрещала долгая спокойная очередь...
  ...И Зингер и Барс и ротный Кастет, мысленно, сняли каски и отдали уже, опять же, мысленно, воинские почести над могилой Страшного, когда приближались к улице Партизанской, с ее, знаеомыми уже, домами с выбитыми стеклами и пробитыми крышами, бродячим рыжим псом Гудком и стоящим «кормой» к ним КамАЗом, в который лезли сейчас ребята пятой роты,  подавая друг-другу через борт свои «трубы»...
  Сами начали уже паковаться в кузов...
  Затем, когда КамАЗ уже тронулся, заревел натужно двигателем, кто-то из бойцов зкричал: «Стой! Еще одного забыли! Стой!!».
  Крик подхватили все; кто-то, перегнувшись через передний борт кузова, забарабанил кулаками по крыше кабины грузовика...
  Повернув головы в сторону дороги, все они смотрели на Страшного.
  Точно так же, как, недавно, они, Страшный тащил на плечах свой «ствол», на щеке его, почти у виска, багровел свежей кровью шрам от осколка...
  Кто-то подал ему руку, кто-то ухватил пулемет...
  Он влез в кузов, сказал, обращаясь к комроты: «Все нормально, батя...».
  И ротный, улыбнувшись, тоже сказал: «Все нормально. Все нормально. Валим отсюда к (пи-и-и)...».
  И, продолжая лыбиться, погрозил Страшному грязным шрамистым кулаком.
  Над их головами в затянутом низкими серыми тучами небе, с ревом неслись болванки - «работала» своя артиллерия...