Навеки восемнадцатилетний…

Я не прощаю вас. Я весь ваша вина.
Пусть я и глас, стенающий в пустыне,
Солгали вы, что кончилась война.
А я на ней убит. Но я в строю доныне.
Я просто офицер или солдат.
Погиб от ран и умер от болезней.
На той войне, которую не рад
Считать неправедной и бесполезной.
Б. Уранов
Обычный дом на обычной сельской улице. На столе раскрытая книга в красном переплете. Книга памяти, в которой биографии всех тех, кто погиб за 10 лет необъявленной войны, более 15 тысяч фотографий и фамилий.
«Александр Александрович Ноженков, родился 16 июля 1965 года в г. Грозном, призван 13 октября 1983 года из Махачкалы, умер 7 июля 1984 года». Один из многих и единственный для Лилии Николаевны и Сергея Ивановича.
Когда-то бытовал миф, что единственных сыновей в ограниченный контингент в ДРА не призывали. Призывали… И погибали они, оставляя после себя короткий след в жизни и вечную боль для близких.
Кем бы они стали, если бы не Афган, эти 18 -19- летние мальчишки? Это уже невозможно знать. Одно точно, обычные советские ребята свой долг перед государством выполнили.
Хотя, что они могли задолжать огромной советской империи? Это она по большому счету должна была девчонке с конезавода имени Кирова Лилии Пашковой, ударно трудившейся на комсомольской стройке Братской ГЭС.
А Саша… Саша рос так же, как и другие мальчишки. Ходил в школу, гонял во дворе в футбол, помогал маме по хозяйству, вместе с ней ожидал папу из частых командировок.
И с самого раннего детства каждое лето уезжал в гости к бабушке Анастасии в Целинский район, в 4-е отделение конезавода.
— Он очень любил проводить летние каникулы здесь, — улыбается Лилия Николаевна. — Очень любил бабушку, дедушку, моего отчима, который тоже любил Сашеньку, даже может быть больше, чем родных внуков.
Позже, после гибели сына, Лилия Николаевна напишет свои воспоминания по просьбе дагестанского писателя, сделавшего книгу о ребятах из Дагестана, погибших в Афгане. Писатель назовет письмо русской женщины исповедью и включит его полностью, без купюр, в очерк об Александре Ноженкове:
«Летом ты снова был в деревне и вкалывал там на огороде, косил сено, ухаживал за утками, увидев удивленное лицо бабушки Анастасии, хохотал и говорил, что ты великий зоотехник и агроном, обожаешь животных. Ты ей на ушко шептал: «Что полагается за усердие?» И бабушка таяла и все прощала. Она очень любила тебя и называла «унюня» и готовила потрясающее блюдо. По одному виду твоего любимца пса, который застывал у дверей на кухню, отчаянно кося глазами и облизываясь, ты уже знал, что это за блюдо. Обнимал бабушку, а она смеялась и говорила: «Ничего, дружочек, в армии вспомнишь меня».Но это было еще не скоро...»
Да, до армии еще было время. Саша рос, взрослел. Самолюбивый и в то же время трогательно-заботливый, готовый всегда защитить слабого. В том же многоквартирном доме, где жили Ноженковы, проживала одна дагестанская семья, мальчика из которой обижали сами же соотечественники.
Саша быстро все расставил на места, где словами, а где и более жестко наказав обидчиков. Мама мальчишки приходила благодарить Ноженковых-старших.
— Мальчик наш был красивым, высоким, статным. Он очень нравился одной девочке-дагестанке, она чуть ли не преследовала его по пятам. А еще он был очень общительным, у него было много друзей, — Лилия Николаевна рассказывает и рассказывает — о сыне, о том, почему Саша пошел работать на завод, а не учиться, о том, почему уехали в свое время из Грозного, еще в начале
70-х гг. прошлого века, о жизни в Дагестане, о тяжелой операции мужа, которую он перенес недавно, рассказывает интересно, эмоционально, с житейскими историями, которые могут знать только очевидцы… И вдруг виснет разговор, на короткий миг, и тихий женский голос роняет всего одну фразу:
— Это пережить невозможно. Время не лечит раны.
Наверное, Сашины родители и не пережили смерть своего единственного мальчика. Они переживают ее до сих пор, каждый день, без малого тридцать лет.
Саша Ноженков согласно официальному извещению умер в госпитале от болезни. Практически никто из родных этому не поверил. Даже в махачкалинском военкомате яростно высказали удивление сопровождающим солдата — слишком маленьким был глухо запаянный цинк для 192-сантиметрового парня.
Позже кто-то из друзей-сослуживцев связиста Александра Ноженкова сможет передать весточку, что причиной гибели была не болезнь, а подрыв. В боевых выходах рядовому Ноженкову участвовать приходилось, об этом он намеками писал друзьям, хотя матери, конечно, сообщал, что служба вполне мирная.
— Нас даже здесь обманули. Зачем? — болью наполнен голос пожилой женщины, а горе по-прежнему где-то там, в глазах и изношенном от жестоких ударов сердце.
Болеть она начала сразу после смерти сына. С того самого дня, когда узнала о его гибели. Тогда не спал весь многоэтажный дом. Молчали в трагическом единении и русские, и дагестанцы.
Сашу похоронили, как и многих других ребят, погибших во время выполнения интернационального долга, на старом русском кладбище Махачкалы. Гранитные памятники, большие фотографии, короткие даты жизни и смерти.
Почти месяц после похорон, как передавали Лилии Николаевне, на могилу к ее сыну приходила какая-то девушка и, как говорили знакомые, очень сильно, до крика, плакала. Была ли это та влюбленная девочка-дагестанка, а может быть, это была та, которая провожала в армию. Это неважно, главное, что Сашу продолжали помнить и любить.
В 2000-х Ноженковы продали дом и уехали из Махачкалы. Вторая чеченская и Дагестан выдавливали русских с Кавказа. А последние три года мама уже не может поехать к сыну.
— Боюсь, не выдержу дорогу, — вздыхает Лилия Николаевна.
Хотели перезахоронить прах здесь, на целинской земле, да отсоветовал священник. А за могилой ухаживать есть кому, остались в Махачкале друзья, не забывают о долге памяти. Недавно звонили туда Ноженковы, успокоили их — убрались на могилке, все вычистили, памятник помыли…

… Дождь, февральский оттепельный дождь продолжает напитывать остатки сугробов. Прячу под куртку книгу, в которую вложена фотография навеки восемнадцатилетнего советского солдата.
«Тебя забрали в армию служить, как всех, а послали на войну. Зачем? Кому это нужно? Одного-единственного сына! Как мне жить? Я потеряла все: радость, счастье... Мы одиноки с папой, сыночек, единственный мой, мы - две старые больные развалины. В 52 года бабушка не выдержала этого потрясения, из нее полезли какие-то болезни, операция за операцией, и умерла через 4 года после тебя. Ты был хорошим сыном и внуком, никогда не обидел нас ничем. Не забываю тебя даже на миг. Ты мое горе, мое счастье. Я благодарю бога за то, что ты был у меня, ты есть и будешь в моем сердце. Мой неповторимый сын...»
Дмитрий Клименко  
поселок Целина, Ростовская  область
февраль 2014