Евграф Никанорович Недобабин взял принесённую из роддома фотографию и, прижимая её к сердцу, запел:
— Красавицы-дочки! Красавицы-дочки! Как же я счастлив!
Тут у него на кухне что-то с грохотом упало.
— Караул! — сейчас же раздался чей-то испуганный голос.
Евграф Никанорович опрометью бросился на кухню и застал там такую картину. Прямо на столе сидел здоровенный ушастый заяц и ничтоже сумняшеся уплетал капусту, которую всего час назад Недобабин купил на базаре. Был этот заяц абсолютно белый, пушистый и такой свежий, что казалось, будто он только-только выбрался из стиральной машинки. Евграф Никанорович даже непроизвольно посмотрел в угол, где эта машинка должна была стоять, но ничего не увидел. Уже неделя, как машинка находилась в ремонте.
— К-кто кричал? — спросил он, скорее по инерции, чем отдавая в этом отчёт.
— Кто-кто! Я, конечно, — отозвался заяц. — Лапу дверцей прищемил. Что за мебель у вас такая! Вот у нас на Проционе.… Впрочем, это вам неинтересно. Кстати, извините за беспорядок.
На полу лежали осколки разбитой тарелки и сковорода.
— Вы, наверное, сейчас думаете, кто я такой? — продолжал между тем заяц.
Недобабин с готовностью покивал.
— Так вот, не напрягайтесь. Догадаться у вас всё равно не получится — не та интеллектуальная подготовка, а жить с ложными представлениями.… Ну, сами посудите. Я — тщательно наведённая на астрально-ментальную плазму голограмма, у которой девять пространственно-временных степеней свободы. Что-нибудь поняли?
Недобабин с огорчением помотал головой.
— Ну вот, видите, — заключил заяц и принялся с таким остервенением хрустеть капустой, что у Евграфа Никаноровича заломило зубы.
Тут последний пришёл немного в себя и с криком атакующего носорога вцепился зайцу в заднюю лапу. И от изумления сейчас же оторопел. Лапа у зайца оказалась неожиданно мягкой, будто и не из обычных костей и плоти состояла, а, по меньшей мере, из взбитых сливок. Тем не менее, Евграф Никанорович её не бросил. Наоборот, вцепился в неё ещё сильнее и принялся тянуть на себя. Увы, оттащить зайца от капусты ему не удалось. Тот, продолжая работать челюстями, остался на месте, лапа же стала растягиваться, как жевательная резинка, превращаясь в тонкую белую нить, с той только разницей, что эта обрываться и не думала. Вскоре на кухне не стало места, куда бы эту нить девать. Тогда Евграф Никанорович принялся наматывать её на стул. При этом заработал он с такой скоростью, будто ему в руки был вмонтирован электромоторчик. Через минуту стул стал походить на гигантский кокон паука-шелкопряда. Евграф Никанорович с удовлетворением отметил, что, хотя заяц и не оставил капусту, размерами он стал как будто меньше…
— Папаша, папаша, — раздалось тут у него над ухом.
Одетая в белый халат медсестра трогала Евграфа Никаноровича за плечо.
Тот с трудом разлепил веки, увидел перед собой что-то огромное и белое и с диким воплем кинулся прочь.
— Что это с ним?! — пробормотала медсестра, с недоумением поглядев ему вслед. — С ума, что ли, сошёл.
Дежурная из-за стойки ответила:
— Да это он от радости, наверное. У него жена сегодня тройню родила.
— Тройню?!
— Ага. Все девочки.
— Ну ничего себе!
Евграф Никанорович между тем выбежал из роддома, миновал аллею, ворота, улицу, гаражи, лестницу и остановился только тогда, когда захлопнул за собой дверь собственной квартиры. Тут он немного отдышался и отправился прямиком на кухню, чтобы хватануть из холодильника прохладненькой водички. И что же он на кухне увидел? Осколки разбитой тарелки и сковорода на полу, абсолютно целый кочан капусты на столе.
— Вот так-так! — пробормотал Евграф Никанорович ошарашенно, напрочь забывая и про воду, и про дочек, и про роддом.
Что же это у нас получается? — подумал он. Нет, тут торопиться нельзя. Ни в коем случае. Надо идти последовательным логическим путём. Итак. Если это был сон, то тогда понятно, почему кочан капусты целый, но совершенно непонятно, откуда на полу взялись эти осколки. Если же всё было наоборот, то есть наяву, тогда всё ясно с осколками и совсем ничего не ясно с капустой, — почему она, зараза такая, никуда не исчезла. А-а-а! — догадался тут Евграф Никанорович, всё дело в том, что был, наверное, не один, а целых два сна. В одном разбилась тарелка, в другом заяц сожрал капусту. Теперь эти два сна объединились в один, и образовался третий. Фух! — пробормотал он с облегчением. — А я уж было подумал, что не разберусь с этим никогда. Тут он задумался снова. Да нет, опять тут что-то не то. Капуста-то целая, а тарелка разбитая. Значит, никакого зайца на самом деле не было, но кто в таком случае разбил тарелку? Может быть, был ещё один сон, четвёртый?
Тут Евграф Никанорович запутался окончательно, и у него заболела голова.
— Мир непознаваем! — воскликнул он в сердцах и отправился спать.
— Красавицы-дочки! Красавицы-дочки! Как же я счастлив!
Тут у него на кухне что-то с грохотом упало.
— Караул! — сейчас же раздался чей-то испуганный голос.
Евграф Никанорович опрометью бросился на кухню и застал там такую картину. Прямо на столе сидел здоровенный ушастый заяц и ничтоже сумняшеся уплетал капусту, которую всего час назад Недобабин купил на базаре. Был этот заяц абсолютно белый, пушистый и такой свежий, что казалось, будто он только-только выбрался из стиральной машинки. Евграф Никанорович даже непроизвольно посмотрел в угол, где эта машинка должна была стоять, но ничего не увидел. Уже неделя, как машинка находилась в ремонте.
— К-кто кричал? — спросил он, скорее по инерции, чем отдавая в этом отчёт.
— Кто-кто! Я, конечно, — отозвался заяц. — Лапу дверцей прищемил. Что за мебель у вас такая! Вот у нас на Проционе.… Впрочем, это вам неинтересно. Кстати, извините за беспорядок.
На полу лежали осколки разбитой тарелки и сковорода.
— Вы, наверное, сейчас думаете, кто я такой? — продолжал между тем заяц.
Недобабин с готовностью покивал.
— Так вот, не напрягайтесь. Догадаться у вас всё равно не получится — не та интеллектуальная подготовка, а жить с ложными представлениями.… Ну, сами посудите. Я — тщательно наведённая на астрально-ментальную плазму голограмма, у которой девять пространственно-временных степеней свободы. Что-нибудь поняли?
Недобабин с огорчением помотал головой.
— Ну вот, видите, — заключил заяц и принялся с таким остервенением хрустеть капустой, что у Евграфа Никаноровича заломило зубы.
Тут последний пришёл немного в себя и с криком атакующего носорога вцепился зайцу в заднюю лапу. И от изумления сейчас же оторопел. Лапа у зайца оказалась неожиданно мягкой, будто и не из обычных костей и плоти состояла, а, по меньшей мере, из взбитых сливок. Тем не менее, Евграф Никанорович её не бросил. Наоборот, вцепился в неё ещё сильнее и принялся тянуть на себя. Увы, оттащить зайца от капусты ему не удалось. Тот, продолжая работать челюстями, остался на месте, лапа же стала растягиваться, как жевательная резинка, превращаясь в тонкую белую нить, с той только разницей, что эта обрываться и не думала. Вскоре на кухне не стало места, куда бы эту нить девать. Тогда Евграф Никанорович принялся наматывать её на стул. При этом заработал он с такой скоростью, будто ему в руки был вмонтирован электромоторчик. Через минуту стул стал походить на гигантский кокон паука-шелкопряда. Евграф Никанорович с удовлетворением отметил, что, хотя заяц и не оставил капусту, размерами он стал как будто меньше…
— Папаша, папаша, — раздалось тут у него над ухом.
Одетая в белый халат медсестра трогала Евграфа Никаноровича за плечо.
Тот с трудом разлепил веки, увидел перед собой что-то огромное и белое и с диким воплем кинулся прочь.
— Что это с ним?! — пробормотала медсестра, с недоумением поглядев ему вслед. — С ума, что ли, сошёл.
Дежурная из-за стойки ответила:
— Да это он от радости, наверное. У него жена сегодня тройню родила.
— Тройню?!
— Ага. Все девочки.
— Ну ничего себе!
Евграф Никанорович между тем выбежал из роддома, миновал аллею, ворота, улицу, гаражи, лестницу и остановился только тогда, когда захлопнул за собой дверь собственной квартиры. Тут он немного отдышался и отправился прямиком на кухню, чтобы хватануть из холодильника прохладненькой водички. И что же он на кухне увидел? Осколки разбитой тарелки и сковорода на полу, абсолютно целый кочан капусты на столе.
— Вот так-так! — пробормотал Евграф Никанорович ошарашенно, напрочь забывая и про воду, и про дочек, и про роддом.
Что же это у нас получается? — подумал он. Нет, тут торопиться нельзя. Ни в коем случае. Надо идти последовательным логическим путём. Итак. Если это был сон, то тогда понятно, почему кочан капусты целый, но совершенно непонятно, откуда на полу взялись эти осколки. Если же всё было наоборот, то есть наяву, тогда всё ясно с осколками и совсем ничего не ясно с капустой, — почему она, зараза такая, никуда не исчезла. А-а-а! — догадался тут Евграф Никанорович, всё дело в том, что был, наверное, не один, а целых два сна. В одном разбилась тарелка, в другом заяц сожрал капусту. Теперь эти два сна объединились в один, и образовался третий. Фух! — пробормотал он с облегчением. — А я уж было подумал, что не разберусь с этим никогда. Тут он задумался снова. Да нет, опять тут что-то не то. Капуста-то целая, а тарелка разбитая. Значит, никакого зайца на самом деле не было, но кто в таком случае разбил тарелку? Может быть, был ещё один сон, четвёртый?
Тут Евграф Никанорович запутался окончательно, и у него заболела голова.
— Мир непознаваем! — воскликнул он в сердцах и отправился спать.
29 июля 2004 г
класс!
