Можно и так

«Ну что за штука, эта жизнь!» — подумал Семен, когда проснулся в шесть утра от головной боли. Впрочем, болела не только голова, но и все остальное тело: руки, ноги, туловище. Казалось, некий гигантский пресс поработал над ним вчера хорошенько. Да еще к горлу то и дело подкатывала тошнота.
«Ну почему, почему все так устроено?! Почему жизнь не может быть вечным нескончаемым праздником?! Ведь так весело было вчера, а сегодня… О, Господи, как же мне плохо! Если ты только есть, помоги-и…»

Размышляя таким образом, Семен лежал минут тридцать, пока не прозвенел будильник. Нужно было собираться на работу. И кто ее только придумал, эту работу?! Нет, чтобы отпуск подлиннее сделать или облагодетельствовать лишним выходным — как же, от них разве дождешься. Все соки уже высосали из рабочего человека.

Он собрал все имевшиеся у него силы и встал. Тотчас к горлу снова прихлынула тошнота, причем значительно сильнее, чем раньше, и Семен, зажимая ладонями рот, бросился в ванную. «Вя-а-а!» — донеслись сейчас же оттуда характерные звуки. Вернулся он минут через пять, мокрый, взъерошенный, с красными глазами и бледным лицом. Он прислонился к дверному косяку и со страдальческим видом оглядел комнату. Выглядела она самым что ни на есть обычным образом. Стены покрывали бурые потеки — не то от чая, не то от кофе, стол был заставлен многочисленными винными бутылками, к сожалению, совершенно пустыми, стаканами, тоже пустыми, тарелками с остатками какой-то снеди, на полу валялись окурки, полуобгоревшие спички, костяшки домино, карты и прочий мусор. В самом же центре стола красовался здоровенный кусок хозяйственного мыла, на котором отчетливо просматривались следы явно человеческих зубов. Семен взял мыло и примерился, но зубы были явно не его. Должно быть, Степанида оставила, подумал он с сомнением, у нее же рюха будь здоров. В голове мелькнуло какое-то неясное воспоминание — чья-то бородатая, изрытая оспинами физиономия, разверзшая в немом крике рот. Кто это был такой, что он кричал, Семен не помнил совершенно. Тяжело вздохнув, он направился в кухню. «О, Господи, как же мне плохо!» — подумал он опять, придерживаясь по пути дрожащими руками за стены. На кухне он открыл холодильник и с радостным удовлетворением отметил, что благоразумно «затаренная» с вечера бутылка «столичной» цела. Он немедленно в нее вцепился, распечатал и ничтоже сумняшеся стал пить прямо из горла. Оторвался он от нее только тогда, когда ее содержимое сократилось на треть. Тошнота в его желудке заворочалась было снова, но как-то неуверенно, а через минуту-другую исчезла совсем. Тело наполнилось ощущением легкости и веселья.

— Да-а! — сказал Семен вслух. — Есть, есть Бог на свете. Верую, верую… А может, ну ее на фиг, эту работу!? Скажу, что на похоронах был, у бабушки там или у тети. Да мало ли что могло приключиться. Все мы люди, все мы человеки. Пусть только попробуют не поверить. У человека горе, а они… Или…
Семен замолчал. Блестящая идея осенила его вдруг. А что если… Он сорвался немедленно с места и устремился в комнату. Там он достал из тумбочки тетрадь, вырвал из нее лист и, пристроившись на краешке стола, принялся писать:







16 апреля 1989 года я проснулся оттого, что сломался…


Тут Семен надолго задумался. «Сломался» Как же эта штуковина называется-то? Как-то так просто — в голове так и крутится, так и крутится. То ли радиатор, то ли конденсатор. Семен наморщил мучительно лоб. Вот же, ну совсем память отшибло! Нет, кончать надо с этими пьянками, кончать. Так ведь и в психушку залететь недолго. Все водка эта проклятая! Чтоб ей провалиться во веки веков!

Вспомнив о водке, Семен сходил за «столичной» на кухню, наполнил стакан и, морщась, выпил. До чего же она все-таки невкусная!
Какое-то время он с неприязнью глядел на бутылку, потом спохватился и стал снова насиловать извилины своего мозга. Ни к какому положительному результату это не привело. Только голова опять заболела.

— Ну что за проза такая, — произнес он плачущим голосом и вдруг принялся с озабоченным видом озираться по сторонам. — Куда же он запропастился?!.. Вот же, никогда его не найдешь… Здесь нет… Там тоже нет… Наверное, под столом. — Он заглянул под стол. — Гм, и тут нет… Да где же он наконец!?..
Он принялся ворошить сваленную на кровать одежду и секунды через две радостно закричал:

— Ах, вот ты где!
Под одеждой обнаружился телефон.
Семен снял трубку и принялся набирать номер.

— Здравствуйте! Это Олег?.. Извините, пожалуйста. Мне бы Олега… Жду, жду… Олег, ты? Привет! Слушай, у меня тут к тебе срочное дело. Извини, что оторвал, но позже никак нельзя. В общем, слово одно я не могу никак вспомнить, а мне очень надо. Такое простое. В голове так и крутится, так и крутится. Короче, такой предмет, он еще холодный воздух вырабатывает… Он в жару очень полезен… Да нет! Какой холодильник! Я же говорю, холодный воздух он вырабатывает… Да ну и что с того, что холодильник тоже вырабатывает! Он ведь внутри вырабатывает, а мне нужен такой, что снаружи… Да не морозилка! Квадратный он такой. То ли карбюратор, то ли черт его знает… Не могу никак вспомнить… Бывает же такое… Да не радиатор! Что я, радиатор не знаю!? Он квадратный такой. Его еще в окна вставляют… Ну что ты такой бестолковый! Простое же слово, ну!.. Да не холодильник же, говорю! Черт тебя побери! Он квадратный такой… То ли конденсатор, то ли карбюратор. На букву «ж» вроде бы начинается. Вот же… Ладно, извини. Может, сам вспомню. Время еще есть. Пока.

Семен положил трубку и задумался снова. На часах между тем уже было начало восьмого. Какое-то время он сидел неподвижно, и лицо его становилось все более и более мрачным. Ну что за невезение такое! Из-за какой-то мелочи пропадает такая грандиозная идея. Он вдруг схватил лист и изорвал его в клочья.
— Вот тебе! Вот тебе! — приговаривал он яростно.
И тут его лицо опять посветлело.

— И что мне дался этот… карбюратор! Свет клином на нем, что ли, сошелся. Главное ведь не какая-нибудь там конкретная вещь, а гибкость ума. Холодильник, между прочим, тоже подойдет.
Он вырвал из тетради еще один лист и принялся писать:






Итак, 16 апреля 1989 года я проснулся оттого, что было жарко. И все потому, что сломался холодильник. От жары я потерял счет времени. Чтобы узнать который час, я включил телевизор. Там в передаче «120 минут» транслировали сеанс Чумака. Я сейчас же поставил на зарядку баллон воды, а после сеанса выпил из него стакан. После этого у меня началось сильное головокружение. Я упал на диван и проспал ровно три дня, из-за чего и не смог вовремя выйти на работу. Прошу учесть данные обстоятельства, пропущенные дни за прогул не считать и не лишать меня 13-й зарплаты.
С уважением: Шестопалов С.В.

Семен поставил дату, расписался и сразу же повеселел. Даже головная боль вроде бы как прошла. Вот что значит — нетрадиционный подход. А как все просто-то, а! Можно теперь и впрямь никуда не идти, а, к примеру, до самого вечера спать.
Есть, есть все-таки на земле справедливость.

Он сейчас же лег на кровать, но уже через несколько минут убедился, что спать ему совсем не хочется. Наоборот, ему хотелось петь, смеяться, придумать еще что-нибудь этакое. Бесшабашная удаль от собственной находчивости переполняла его. Он сел снова за стол, повертел между пальцами ручку. Его взгляд, задумчивый и рассеянный, бесцельно скользил с предмета на предмет.

Рассказ, что ли какой-нибудь написать, подумалось ему тут. А что, очень даже неплохая идея. Написать, а потом и напечатать в каком-нибудь журнале. За рассказы, говорят, хорошие деньги могут заплатить. Да вот хоть в этом и напечатать.
Он поднял с пола журнал, на широкой обложке которого красный рабочий разбивал молотом черные цепи, опутывавшие земной шар. Черные ошметки так и летели от него во все стороны, но рабочий, судя по всему, останавливаться и не думал. Вид у него был самый что ни на есть боевой.

— Я молот… Я молот… — начал бормотать Семен, задумчиво устремляя на потолок невидящий взгляд. — Я молот… строителя… в руки возьму… Я молот строителя в руки возьму… И молотом… И молотом этим… цепей разобью… И… И молотом этим неправду убью… Гм, первый вариант вроде бы как предпочтительнее, только… только вот не хватает вроде чего-то… Образов, что ли, каких-то? Или, может, стержня какого… Должен же в произведениях быть какой-нибудь стержень, да… Эх, на филологический надо было идти. Сейчас уже наверняка был бы маститым писателем. Книжки бы издавал…
Семен принялся листать журнал и вскоре обнаружил статью, посвященную московскому фестивалю молодежи и студентов.

— Вот-вот-вот-вот-вот! — оживился он опять, разглядывая яркие цветные иллюстрации. — Самое оно то… Вдохновение, праздник, веселье… А лицо, лица-то какие!
Минут пять он в сильном волнении метался по комнате — садился, вскакивал, снова садился, хватался за всклокоченные волосы, устремлял на заросший паутиной потолок мученический взгляд, стонал. Потом он как-то разом успокоился, схватил ручку и принялся быстро писать:


Праздник юности планеты,
Праздник юности моей,
Смех, улыбки и приветы,
Масса праздничных людей.

Позабыть не сможем это,
Будем помнить много дней.
Мы о нем расскажем где-то,
Людям станет веселей!


После чего с блаженной улыбкой на лице рухнул спиной на кровать. Полежал так минуты две, раскинув руки и бесцельно глядя в потолок, и снова потянулся к телефону.

— Здравствуйте! Это Олег?.. Извините, пожалуйста. Мне бы Олега… Жду, жду… Олег, ты? Привет. Слушай, у меня тут к тебе очень важное дело… Нет, не по поводу карбюратора. С ним я уже разобрался. В общем, стихотворение я тут одно накропал. Если хочешь, могу прочитать… Не хочешь?! Как это?!.. Ну, ладно, ладно… Так я чего звоню-то. Ты бы мне это… ошибки стилистические исправил бы, а? Так-то в запятых я разбираюсь неплохо, сам мог бы расставить, а вот с ошибками… Ну и что с того, что не гуманитарий! Все равно ведь ты голова. Все можешь, все умеешь… Да зачем мне твой учебник?! В нем правила. Мне бы такой учебник, чтобы без правил… Хм, ну ладно, как скажешь. В общем, я тебе сегодня еще позвоню. Пока!

Он положил трубку, а сам телефон с грохотом поставил на стол. Из-под тарелки, потревоженный этой возней, выскочил здоровенный пруссак и шустро побежал по столу.
— Ты тут еще! — проворчал Семен, проводив его взглядом.
Он было снова потянулся за бутылкой, и тут в прихожей коротко тренькнул звонок. Семен поморщился, как от зубной боли.
— Ну кого там еще?! В такую рань!
Он подождал, рассчитывая, что, быть может, неведомый посетитель постоит-постоит да и уйдет ни с чем, но не тут-то было. Несколько секунд спустя звонок затрезвонил опять.
— Ну что такое! — заныл Семен, снова страдальчески морщась. — Ни днем, ни ночью покоя не дают. Совсем совесть уже потеряли! В общем, нет меня дома, и все!
Звонок между тем уже трезвонил не переставая.
— Да что же это такое! Управы, что ли, на них никакой нет! Так больного человека изводить. Умру вот сейчас, и будет тогда вам!

Он посидел