Бояре Рюрика. Глава 2.

Глава 2

Всю крепость Велиграда заволокло едким дымом от сгоревшего посада. К этой едкости добавлялся слащавый запах горелого мяса. Уже третий день в воздухе витал этот запах смерти, после того как объединённое войско данов и саксов, а также подошедшие воины лютичей сломили сопротивление жителей города. На высоких стенах крепости столпились немногочисленные её защитники. В основном это была семья князя и приближенные к князю дружинники. Здесь – на стенах хоть как-то можно было вдохнуть желанного чистого воздуха. Все смотрели, как к воротам крепости мимо дымящихся головёшек от былых строений шёл воин, размахивая белой тряпкой.

- Князь ободритов! Тебя Готфрид – предводитель войска данов призывает выйти из крепости и обсудить с ним условия сдачи. – Прокричав это, воин повернулся и ушёл прочь.
- Что делать думаешь? – Обратился к Дражко его брат Годослав.
- О сдаче не может быть и речи. Не бывало того, что мы – бодричи сдавались кому-то. Крепость им не взять, а вскоре должна подойти помощь от варнов. Лютичи – сволочи, нас предали. Мало мы их с франками били. Я жестоко отомщу. – Дражко отвернулся от того, что было городом Велиградом. – Карла франкского попрошу о помощи, и опять пройдём с карающим мечом по их землям. Пощады никому не дам.
Дражко отошёл от края стены крепости и присел на один из деревянных чурбанов, во множестве лежащих на стене, приготовленных для отражения возможного приступа.

- Лютичи – знатные воины. – Промолвил Годослав. – Может много крови пролиться с нашей стороны. И так уже сил мало, что приходится просить помощи у франков. Не боишься, что можем попасть в зависимость от него и стать его слугами?
Стоящий недалеко Траскон внимательно слушал, что говорил Годослав.
- Но он-то всегда просит у нас помощи. – Возразил Дражко.
- Просят помощь у сильного. Нам нужно быть сильными, а для этого нам нужен мир, чтобы окрепнуть. Хотя бы лет пять без войны.
- За пять лет и лютичи сил наберут. – Желчно произнёс Дражко.

- Эй, князь! – Раздалось из-за крепости.
Годослав выглянул. Недалеко от ворот крепости стояли два всадника. Один из них держал верёвку, к которой был привязан побитый человек в изодранной одежде. Траскон пригляделся:
- Раковор это. Гонцом его посылали к варнам.
Всадник продолжил:
- Я – князь черезпенян Милогост. Призываю тебя, князь, сдаться.

- Ваш великий князь лютичей Драговит слово давал жить в мире с нами. – Прокричал в ответ Годослав.
- А Драговит в мире с вами и живёт, но не мы. Вы часто нападали на наши земли, пленили наших людей. Теперь пришёл наш черёд. Выходи из крепости – поговорим. Не заставляй нас ждать. Мы захватили много твоих людей, и если ты не одумаешься, то с каждым разом будем убивать их в два раза больше. А этот будет первым.
Милогост махнул рукой. Воин схватил за волосы пленника и двумя уколами кинжала выколол ему глаза. Стоящие на стене услышали, как вскрикнул Раковор. Затем воин двумя движениями отрезал уши и после этого полоснул кинжалом ему по горлу. Всадники ускакали, оставив лежать труп как напоминание князю.

Годослав повернулся к Дражко:
- Я выйду к ним, брат. Людей надо спасать. Они на этом не остановятся.
- Убить могут… - Ответил Дражко.
- Но они же хотят поговорить. А убьют – что ж, такова воля богов да наша княжья доля. Без народа князь – ничто. На то он и князь, что ответственен за них. За народ он и голову сложить может, и за это народ его любит и в своём сердце хранит, если заслужил. О таком князе своим детям люди будут рассказывать. До сих пор ведь помнят нашего предка Владимира – сына князя Вандала. Если что – позаботься о моей семье, брат. Умила, - шагнул он к жене, - давай попрощаемся на всякий случай.

Вся побледневшая Умила прижалась к мужу, а затем они троекратно расцеловались. Годослав поднял на руки своего трёхлетнего сына Юрия:
- Ну что, Юрик, мамку слушаться будешь? – Тот молча кивнул головой. – Если не вернусь, то отомсти за меня, когда вырастешь.
Годослав прижал родное тельце сына к своей широкой груди и поцеловал его в лоб.
Ворота открылись, и Годослав, высоко держа голову, направился к стану врагов. Все напряжённо смотрели за ним со стены. Умила, зажав рот рукой, чтобы не разрыдаться, другой держала сына Юрия. Годослава окружили даны, и он пропал из виду. Затем все увидели, как высоко вверх взлетел один конец бревна, на котором висело тело Годослава. Громко зарыдала Умила и начала оседать вниз. Траскон бросился к ней, стараясь её удержать, а Дражко побледнел от гнева, повернулся и пошёл прочь со стены. С презрением смотря ему вслед, Траскон тихо произнёс:

- Какого человека потеряли! Вот кто был достоин быть князем бодричей. – И уже громче. – Крепись, Умила, у тебя его сын. Юрика надо вырастить, а это теперь нелегко будет – ведь на этого, - он кивнул в сторону ушедшего Дражко, - надёжи нет.
Умила вытерла слёзы и властно, словно это была не просьба, а приказ, произнесла:
- Помоги мне, Траскон. Я хочу вернуться к отцу и там вырастить сына.
- Это будет непросто сделать. Ночью я вас выведу из крепости через подземный ход. Дам в провожатые двоих воинов. Они доведут вас до побережья. Постарайся там найти ладью. Это всё, что в моих силах. Я не могу сейчас оставить князя.

Умила кивнула головой:
- Для меня в моём положении это уже много. Спаси тебя боги за твою доброту. Вот возьми. - Умила сняла с себя тяжелые золотые серьги. – Пусть это будет для тебя память обо мне и моём муже. В трудную минуту для тебя двери нашего дома всегда будут открыты. Я накажу это своему сыну, чтобы он не забывал об этом.
Траскон подозвал воинов:
- Честимысл, Мезислав! Собирайтесь в путь - проводите Умилу с сыном до моря. Из крепости пробирайтесь на княжью пасеку – там есть кони. Пусть наш бог Радегаст поможет вам в пути.

* * *

Милогост торжествующе глядел на крепость и радостно сказал подъехавшему к нему Радиму во главе сотни воинов:
- Теперь без князя они долго не продержатся.
Радим мрачно произнёс:
- Неправедно вы с Готфридом поступаете. Зачем пленных мучаете и убиваете? Вятко так никогда не поступал.
- Что ты мне тычешь своим Вятко: Вятко так делал, Вятко – этак… Мне он не указ. Да и где он этот Вятко-то? Я сам знаю, что мне делать. И вы будете делать то, что скажу я.
- Ошибаешься, князь. Мы будем делать то, что способствует спокойствию и процветанию народа.
- Ты, Радим, перечишь своему князю? Да я тебя…

- Не грози, князь. Святовит видит всё. И он покарает того, кто поступает вопреки воле наших богов.
- Теперь ты мне грозишь? – Вскричал Милогост с изменившимся от злобы лицом.
- Не кричи, князь. Я ни кого не боюсь. Мне ли бояться? - Радим усмехнулся. – Я видел в своей жизни многое: был рабом у ромеев, я с Вятко был во многих сражениях – и кого мы только не били! Ты забыл, когда мы с вятичами сражались с франками, ты со своими воинами в крепости отсиживался? А ведь Вятко всех пленных франков не казнил, а отпустил. И только поэтому, что франки от пленных узнали силу вятичей, более пяти лет они не нападали на нас. И если бы они не пронюхали, что вятичи и резане нас покинули, король франков Карл не посмел бы на нас войной пойти. А ты поступаешь не как воин, а как тать последний – убивать пленных не пристало.
- Ну и убирайся к своему Вятко.

Не от таких ли необдуманных слов и поступков правителей приходят в упадок, погибают и исчезают целые народы? Не от таких ли спонтанных порывов и несдержанности властьимущих возникают войны и рушатся уклады жизни? Но в любом случае это отражается на жизни простых людей. Можно не сомневаться, что в большинстве случаев в прошлом именно несправедливость бытия заставляла отдельных людей, их семьи и даже народы бросать родные края и переселяться в другие места.
- Ты подал мне сейчас дельную мысль, Милогост.
Князь заметил, что Радим первый раз не назвал его князем, а просто по имени.
- Я для тебя – князь Милогост. – Процедил он сквозь зубы. – Я с тобой обо всём поговорю дома, когда закончится эта война.
- Не князь ты нам больше. Мы свободные люди, и я со своими воинами покидаю тебя.
- Ты, ты… - В бешенстве Милогост не находил слов. – Схватите его!

Но ни один из воинов князя не осмелился это сделать.
- Не позорь себя, князь черезпенян. – Усмехнулся Радим. - Или ты уже готов проливать и кровь народа своего племени?
Радим привстал на стременах и зычно крикнул:
- Черезпеняне! Вы все видели меня в битвах. Кто из вас считает, что нет доблести в убийстве пленников и безоружных людей – присоединяйтесь к нам. Это уже не наша война. Мы уходим.
Радим неторопливо тронул коня, и вся сотня воинов медленно проехала мимо князя, а за ними пошли внявшие словам Радима и присоединившиеся к нему почти две сотни пешцев. Едва крепость Велиграда скрылась из виду, к Радиму подъехал его младший брат Позвизд:

- Милогост нас не простит этого унижения и будет мстить. Ты понимаешь, что сейчас объявил ему войну? Кого думаешь брать в союзники? Или думаешь, что ратаре и их князь Драговит заступится? Хоть Драговит и великий князь всех велетов, но сейчас он слаб и не в его интересах затевать междоусобицу. И ни одно из племён велетов: ни ратаре, ни хижане, ни доленчане не пойдёт против Милогоста.
Радим спокойно ответил:
- Я не собираюсь ни с кем воевать. Народ устал от войн. Вятко рассказывал, что там далеко, где просыпается наше солнце и затем согревает нас своим теплом, находится малонаселённые земли, которые богаты и рыбой и зверьём. Он увёл туда своих людей. Я собираюсь последовать за ним. Я хочу, чтобы мои внуки не видели этих ужасов войны и росли в мире, и думаю, что многие люди наших племен захотят последовать за мной.
Позвизд ничего не ответил Радиму, а только соглашающе покачал головой.
Кто знает? А может быть и таким образом племя радимичей появилось на обширных просторах восточной Европы.

* * *

У Оскола уже второй день от голода ныло в животе. Последние два дня его пищей была только сваренная на костре похлёбка, состоящая из воды горстки муки. Но теперь кончилась и мука. Как назло поблизости исчезла вся дичь, а далеко он уходить не решался, ожидая появления отца. Несколько дней назад он подстрелил сову, но как не экономил, птицы хватило всего на два дня. Да и мяса-то на ней было мало, причём довольно жёсткое. И Оскол решил вернуться в град.
Град встретил его запустением и разрухой. Все строения вокруг крепости были сожжены. В одном месте деревянная стена крепости прогорела, и из стены осыпалась земля, которая была насыпана между стен. Везде было тихо, даже вездесущие воробьи и голуби, во множестве обитавшие в граде, и те пропали.

Оскол шёл по былым улицам, испуганно озираясь и затыкая нос от невыносимого смрада от неубранных и разлагающихся трупов. У некоторых из тел были вырваны куски мяса и оторваны конечности, видимо пировавшими здесь собаками или волками. В одном месте Оскол увидел неимоверно раздутый труп лошади, на котором сидела ворона. Он потянулся за стрелой, но птица, подпрыгнув два раза, взмахнула крыльями и улетела.
Оскол скорее угадал, чем узнал место своего сгоревшего дома. Вместо него осталась куча золы и пепла. Он упал на колени, и непроизвольные слёзы полились у него из глаз. Наплакавшись, Оскол, испачкав щёки, вытер оставшиеся слезинки с лица грязными от золы руками, поднялся и пошёл в крепость, уже