Мысли, родившиеся на рассвете

1

Душа у Подвойного была подобна алмазу с десятью тысячами граней. Причем алмаз этот не был статичным. Он постоянно совершал вращательное движение, то и дело являя себя в новом качестве. В зависимости от того, какой именно гранью он был обращен к физическому бытию, такое у Подвойного и было настроение. А если учесть, что алмаз этот вращался быстро, то временами его жизнь напоминала кошмар — так много в ней было контрастов. Когда-то (в доисторическую эпоху лучезарного бытия, именуемого молодостью) он пытался установить над этим движением хотя бы маломальский контроль, но очень скоро убедился, что это вне его компетенции. Сферы, которые он попытался затронуть, могли безвозвратно утопить его в метафизической беспредельности. И он махнул на эти попытки рукой, отдавшись вольному течению мистического бытия, частью которого и был этот треклятый алмаз.

2

Большинство знакомых знали Подвойного, как добродушнейшего человека. Но это было не столько качество его глубинной природы, сколько следствие того неусыпного ментального контроля, который он накладывал на некоторые стороны своей многогранной натуры. Ум, однако, не вечен, да и сила воздействия окружающей среды временами превышает критические отметки, в результате чего и возникают те или иные поступки, явно не вписывающиеся в уже сложившийся образ. К примеру, раз в два года Подвойного одолевало неистребимое, казалось бы, желание петь, а если учесть, что слуха у него не было никакого, то приводило это к самым неожиданным последствиям. Так однажды на него даже набросился кот, который подумал, будто его вызывают на бой.
         Пагубнее всего, конечно, это сказывалось на работе. Сочинение рассказов — это все-таки не чистка картошки. Простым механическим перебиранием клавиш тут не отделаешься. Если сердце утратило интерес (а сердце у Подвойного смотрит не на мир, а на душу), то никакими силами этот интерес уже не вернешь. Хоть плачь, хоть злись, хоть возлетай с десятого этажа на безучастную землю. Самое лучшее, что тут можно сделать, это взяться за новый рассказ. Старый же положить пока что на полку, в который уже раз досадуя на недалекого чудака, заявившего, будто в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Быть может, и нельзя, но зачем надежду-то отбирать?..

3

Странные события случаются ближе к утру. Это время вообще богато на всякого рода сюрпризы. Утро ведь не относительное понятие. Оно вечно, как принцип. И пусть кто-нибудь попробует меня убедить, будто утро проходит. Как может пройти то, что является символом пробуждения. Где-то еще спят, где-то еще не легли, где-то смотрят на рассветное зарево, справедливо полагая, что неугомонные вареники опять взялись за очередную революцию. Однако, однако… Или, к примеру, смерть. О, как прекрасна она в своей простоте! Она — как крыло темноты. Поцелуй ее сладок, ибо избавляет от гравитации порочного бытия. Она как невеста, брачное ложе которой — сырая могила, а темнота — всего лишь прозрение на новую жизнь…

4

Разное говорят о движении разума. Наполнение человеческого бытия смыслом соотносят то с мыслью, то с трудолюбием, то с жаждой познания, забывая о главном — боли духовного сердца, без которого какое бы то ни было движение невозможно вообще.
         Я хочу обрести мир!
         Но мир не абы какой, а тот, что сокрыт в глубинах моего естества, тот, что совершенен изначально, так как смотрю я на него не равнодушным взглядом стороннего наблюдателя, а сердцем любящего отца.
         Чтобы понять русскую душу, нужно отбросить всякое деление на национальности. Русские — это не национальность, это состояние сердца. Я знаю много русских, которые никогда не были в России: Хемингуэй, Акутагава, Ремарк… Думаю, многие сейчас со мной согласятся. А кто хочет проникнуть в этот вопрос глубже, пусть послушает песню «Эхо любви» в исполнении Анны Герман. Или на месте современной бизнес-вумен представит Сонечку Мармеладову. Или хотя бы на долю секунды войдет в пространство беспредельной тоски Владимира Набокова. Или… Или…