Обычно мы гуляли с детьми в парке. Там я часто встречала высокую красивую старуху с двумя мальчиками, вероятно, с внуками. Мы привыкли с ней друг к другу и даже здоровались, хотя и не были знакомы.
Однажды я увидела, как к ней подошла симпатичная молодая женщина. Дети не хотели идти с ней, цеплялись за бабушку и просили мать оставить их.
Привычная картина! Взаимная привязанность бабушек и внуков. Мои девчонки тоже часто устраивали мне истерики, когда я их забирала от своих родителей. Все же матери удалось уговорить детей, и они отправились с ней домой. Только чтобы сделать приятное, я подошла к пожилой женщине и сказала:
— Какая вы счастливая бабушка. Внуки так вас любят!
Старуха посмотрела на меня большими тревожными глазами!
— Да не внуки они мне... — и вдруг зарыдала, сотрясаясь
всем большим телом.
Я чувствовала себя виноватой в том, что вызвала такую бурю эмоций, обняла её за плечи и подвела к скамейке. Мы присели. Когда она успокоилась, я не выдержала и спросила:
— А кто же они вам?
— Дети моего мужа, — услышала я неожиданный ответ.
— Как это?
— Да, вот так. Хотите, я вам расскажу?
Я поняла её желание выговориться, облегчить душу и посмотрела на детскую площадку: дочери весело играли с подружками и не требовали внимания. А моя собеседница уже начала свой рассказ.
— Мы с мужем познакомились на комсомольской стройке,
в Сибири. Молодежь, полная романтики и жажды деятельности, съехалась со всех концов Советского Союза, чтобы построить новый комбинат и новый город. Жить было очень интерес¬но: работа, собрания, вечеринки, концерты художественной самодеятельности. Я везде успевала. Пела в нашем деревянном клубе. А Федя хорошо играл на баяне, часто аккомпанировал мне. Так и подружились, полюбили друг друга. Нам сыграли комсомольскую свадьбу, дали комнату в малосемейке, пошли дети — два сына.
Когда закончилось строительство, мужу предложили ехать на новую стройку. Но у младшего сына обнаружили редкое заболевание, связанное с непереносимостью холода, и посоветовали пере¬браться на юг.
Так мы и оказались в этом городке. Устроились на работу в строительно-монтажное управление: муж по своей специальности, монтажником, я комендантом рабочего общежития. Вскоре пред¬приятие выделило нам двухкомнатную квартиру. Мы были счастливы. Работали, денег хватало, даже несколько раз ездили отдыхать на Чёрное море. Дети хорошо учились.
Я в молодости была видная собой, похожая на Элину Быстрицкую, мне об этом все говорили, особенно после выхода на экран фильма «Тихий Дон».
— Вы и сейчас красивы, — заметила я.
— Что вы? Видели бы вы меня лет тридцать назад. Муж очень гордился мной. И никогда не ревновал. Был уверен во мне. Я тоже не ревновала. Хотя Федя любил поухаживать за другими женщинами. Ну, не больше того. Помню, встречали мы Новый год в гостях, я уже вторым была беременна. Федя весь вечер заливался соловьем, пел, на баяне играл. Была там одна вертлявая девчонка. Все стреляла глазками. Видно, и Федю задела. Под утро стали мы расходиться, Федя и говорит:
— Клав, провожу я её. Далеко живет, боится одна идти. А ты сама дойдешь, здесь рядом.
— А баян как?
— Да он в чехле. Дотолкаешь по снежку. И, правда. Дотолкала баян до дому. Затащила в квартиру. Принесла от соседки сына, уложила его и сама рядом прилегла.
Разбудил меня Федя поцелуем.
— Не обижайся, — говорит, — это я так проводил ее, для тонуса.
Очень я верила ему.
А в любви он горячий был. Уж не знаю, как тонус, а жаловаться не приходилось. Позже, конечно, такой страсти, как в молодости не было, но он заботился обо мне, уважал, гордился.
Сыновья выучились, стали жить в большом городе, свои семьи заимели. Ведь у нас пять внуков, наших внуков... и опять глаза женщины увлажнились.
И вот Федя пошел на пенсию. Я еще работала. А что? Силы были и внукам на подарки лишняя копейка.
А муж мой затосковал. Начал в поликлинику ходить, анализы сдавать, обследоваться. Думал, что заболел. Потом переключился на дачу. Ну, это слово такое громкое «дача», а на самом деле - шесть соток и деревянный сарай. Он развел на даче огурцы, помидоры, посадил кусты смородины, крыжовника. Я радовалась, что Федя нашел себе дело, да и тоска его стала рассеиваться. Даже, знаете, стал щеголеватее... Я радуюсь.
И вот как-то он не пришел домой ночевать. Я ждала, волновалась, даже соседа просила отвезти меня на дачу, но у него машина оказалась неисправной. Утром он пришел усталый, начал объяснять, что заработался и заночевал на даче.
А какая там ночевка? Смех один. Потом еще несколько раз вечером не вернулся домой. Не верить ему я не могла. Да и урожай исправно привозил с дачи. Но все же что-то изменилось в наших отношениях. Появилась какая-то недосказанность, притворство, что ли. Он притворялся, что ничего не изменилось, я ему подыгрывала, чтобы не обидеть недоверием. А он все чаще не ночевал дома.
И вот однажды его не было больше недели. А городок у нас маленький. Почти все друг друга знают. Приходит ко мне на работу приятельница одна и с шуткой:
— Ой, Клава, ты знаешь, что скоро станешь мачехой?
Я стою перед ней и не могу сообразить, как это может быть.
Та посмотрела на меня эдак недоверчиво и спрашивает:
— Да ты что, правда, не знаешь? — и начала мне раскрывать
глаза.
Тут сразу все стало на свои места.
Оказывается, мой Федя живет с одной молодой женщиной. Ей двадцать восемь лет. Работает продавщицей в универсаме. Они
с Федей снимают комнату на другом конце города и ждут ребенка. Милая моя, что я пережила?! Почти же сорок лет вместе. Как единая душа жили. Все было общее: и горе, и радость. А теперь я одна. Мне принимать решение и мне судить его. И знаешь, так жалко стало моего Федю. Как же он мучается, бедный, разрывается на две части? Боится мне сказать, чтобы не обидеть, что там любовь и будущий ребенок.
И вот утром он пришел домой, вроде бы с дачи. Приготовил обычную ложь. А я — как птица на острые камни, возьми и скажи ему:
—Я всё знаю, Федя. Не лги мне.
Тут слова пошли оправдательные:
—Клавочка, да я сам не знаю, что со мной случилось. Не хотел, сопротивлялся. Накатило на меня чувство. Ничего поделать
не могу. И тебя бросить — лучше умереть, и без нее никак.
Поплакали мы с ним вместе, и легче стало. Где уж там судить? А как Олежка народился, вовсе ко мне жить перешли. А куда с мальцом в зиму? Хозяйка-то их с квартиры попросила.
Позже я им устроила комнату в общежитии. Родился Витек. Оформили мы с Федей официальный развод. Он расписался с молодой женой. А как же дети без законного отца? Его-то отцом зовут, а меня всё бабушкой...
— Видно, что мальчики любят вас. Всяко в жизни бывает. А у вас вон как мирно получилось. Чего же плакать?
— Плачу. Вы думаете, это все? Нет, самое страшное не то, что мне Федя изменил. Это случилось позже. Когда дети, наши с Федей дети, приехали на лето отдыхать к нам и узнали обо всем.
Они же отреклись от нас. Отца, сказали, что знать не хотят, а меня назвали слабохарактерной, безвольной и предупредили, что, если я не порву отношения с отцом и его новой женой, то у них и матери не будет. Вот и плачу. Сердце болит. Там дети и внуки, и тут душой прикипела к мальчикам, как родные стали. Да и Федя не чужой мне...
Тяжело вздохнув, она встала со скамейки и, не прощаясь, медленно побрела по аллее.
|