Мне бы хотелось выразить боль здесь, на этом листе бумаги. Жаль только, в этом действии нет ровным счётом никакого смысла. Кому оно надо? Разве что мне, да и то – бросить в огонь и несколько секунд наслаждаться тем, как сгорает пожирающая меня изнутри агония. С тем же успехом можно выплюнуть её словесно - один звук, одна гласная, и река выплеснется бурным водопадом из глотки, обретёт новую жизнь. Порой я даже вижу бушующие воды, пенными волнами бьющиеся о скалы, отражающиеся от каменных преград зычным эхом. Они устремляются вдаль, унося с собой всё, что гниёт во мне вот уже не один год. А мне остаётся память, нескованная более ничем.
Так было бы, сумей я распрощаться с тобой.
Но видит Бог, наслаждаться ненавистью проще. Таково моё наказание и в то же время - утешение. Весь мир пусть донесёт до тебя весть о моём чёрном чувстве! Ощути разочарование и жалость! Чем больнее тебе, тем слаще мне. И ты должен подыгрывать в этом спектакле, как бы сильно он ни походил на фарс. Ту боль, которую ты причинил, ничем не искупить. Одного дня тебе хватило, чтобы ввернуть меня в темноту. Подарив столько света, резко обрушил небеса, а за ними – безграничный космос, где нет ничего живого, где всё умирает, где царит холод рука об руку с тьмой. Здесь я умираю. Пусть и только душевно, но и такая смерть не принесёт ничего хорошего. Чувствую себя жалкой, даже словно бы постаревшей. А ведь мне чуть больше двадцати...
Ты слышишь?!
Никто не имеет права столь легкомысленно распоряжаться собственной жизнью, когда она так крепко связана с чьей-то ещё. «Быть ответственным за тех, кого приручили» - как мог ты учить меня этому, когда сам не знал, что это такое? Я почти вижу твою снисходительную улыбку – она всегда появлялась, стоило мне бросить очередную глупость. Сотри. У тебя нет на неё прав.
Что ты вообще знаешь о моей душе?!
Знаешь ли ты, каково это – слышать слова и не понимать, что происходит? Что это за чувство, когда внутри тебя всё буквально рвётся на части от ужаса, но на губах улыбка, потому что хочется рассмеяться, ведь в голове ещё есть надежда, что это – нелепая шутка. Первоапрельская шутка, хоть на дворе и сентябрь. И стоишь с этим нелепым выражением на лице, на тебя смотрят и не понимают, какого чёрта ты улыбаешься. А ты плачешь, но всё равно улыбаешься, потому что это должно быть шуткой. Очередной твоей глупой выходкой, за которую убить хочется.
Знаешь ли ты, каково это – нещадно ругать человека, который обманул ожидания, не сдержал слово и не приехал, а потом узнать, что его больше нет? Смеёшься тёплым вечером в компании друзей, шутки шутишь, ждёшь, набираешь номер и хохочешь над тем, что на том конце никто трубку не берёт. Придумываешь всякие оправдания, почти соревнуешься, кто смешнее подберёт, и разочаровываешься всё больше с каждым мгновением... А утром узнаёшь, что ответить никто не мог, потому что телефон потерялся по дороге в больницу. А ты смеялась. Он не справился, а ты всё это время смеялась...
Знаешь ли ты, каково это – стоять на могиле? Вот он, человек, которому только недавно стукнуло двадцать пять, но больше ни года не прибавится. И кто сказал, что он будет вечно жить в твоём сердце? Что за чушь! Как раз жить-то он и не будет, даже в памяти останется мёртвым – именно таким ты видишь его в последний раз. Жалкая тушка, белковая оболочка, словно не настоящее тело, а скульптура на постановочном шоу. Розыгрыш. Это просто розыгрыш. Даже тогда хотелось в это верить.
Знаешь ли ты, каково это – отвыкать? Давно уже пора удалить телефонный номер. Он замолк навеки, а то и вовсе уже удалён из базы, и его занял кто-то другой. Как же порой хочется набрать его, просто чтобы услышать голос на том конце! И надеяться, что голос будет мужским. И молить, чтобы не разрыдаться. Избегать любимые места, чтобы не поднимать из праха погребённые на задворках памяти образы, а потом случайно очутиться в одном из таких и понять – всё тщетно. Образы, они не в местах. В памяти. Ей не исчезнуть, пока сама живёшь. Она пытается найти его всюду. Видишь его черты на лице случайного прохожего и вздрагиваешь, едва сдержавшись, чтобы не броситься навстречу. Видишь крошки хлеба на земле в парке, над которыми уже столпились голуби, и озираешься по сторонам в поисках знакомых рук, их бросивших. Перечитываешь собственное стихотворение и вдруг осознаёшь – в строках он, хоть и писались они другому человеку.
Как же я ненавижу всё, что хоть сколько-нибудь напоминает о тебе!
Гордость и смелость – чувства, приведшие тебя к концу. Ценю и ненавижу. Слишком смел, чтобы отступить. Слишком горд, чтобы сдаться.
Дети – их ты до безумия любил. Мне противен их смех, омерзительны их лица. Я урод и знаю это.
Букеты – сколько же их было на твоей могиле! Не могу видеть срезанные цветы, ставшие для меня символом мёртвого тебя.
Ты изувечил мою любовь своей смертью, мою душу - чувством вины, и эту проклятую ненависть чувством жалости к самой себе. Я ненавижу тебя. Ненавижу сам мир за то, что он способствовал моей любви.
Я ненавижу. И не могу любить.
