Произведение «НОЧЬ БЛАЖЕНСТВА. 12» автора Gennady Murzin

Мы поспели к самому отправлению поезда. Я запрыгнула в вагон и проводница с грохотом захлопнула площадку, собираясь и закрыть дверь тамбура. Но я мешаю.

Проводница кричит:

— Посторонитесь!

Я не реагирую. И тут (видимо, в дурную женскую голову ударил хмель) я, улыбаясь, говорю стоявшему на перроне шефу:

— А не слабо проводить до Северска, Григорий Ильич? - неудачная, ясное дело, шутка пьяной женщины.

И что я вижу? Шеф с серьезным лицом берется за поручни и говорит проводнице:

— Откиньте, пожалуйста, площадку.

— Куда лезем!? – заорала проводница и стала отталкивать шефа.

Я поняла, что дело серьезное, поэтому ногой отодвинула защелку и площадка поднялась. Вагон дернулся. Значит, поезду дали «зеленый». Шеф заскочил в тамбур.

Проводница, брызгая слюной, продолжала орать:

— Где билет?! Выкину! Сейчас сорву стоп-кран и вызову милицию!

Шеф стал успокаивать.

— У меня есть все, что нужно, - он протянул проездной документ.

Поезд, набрав скорость, проскочил выходные стрелки, а проводница, не веря своим глазам, продолжала разглядывать проездные документы шефа.

— Сразу бы так, - хмыкнула проводница и, не подумав извиниться, повернулась, скрывшись в своем служебном купе.

Оказывается, у него был билет! Билет до Северска. И билет в то же купе, что и у меня.

Мы сидим в купе. Пришла проводница, чтобы забрать проездные документы.

— Постельное белье брать будете? – она оглядела полки и констатировала. – Два места свободных.

Шеф возразил и тут в очередной раз удивил:

— У вас в руках четыре билета.

— То есть? – проводница стала разворачивать билеты. – А... Ну, да... А где другие?

— Когда надо, тогда и придут, - ответил шеф.

— На них белье тоже?..

— Разумеется, - ответил шеф и усмехнулся чему-то.

Проводница ушла, оставив четыре комплекта постельного белья.

Я растерянно глядела на шефа.

— Но, Григорий Ильич, кто эти двое?

— Неважно, Тамара Никитична.

Поняла, пьяная дура, что будем в купе вдвоем. Иначе говоря, по-царски поедем! Обрадовалась. Чему? А кто теперь скажет?

Шеф достал из портфеля (запасливый, черт!) бутылку шампанского. Моего, полусладкого. Достал две плитки шоколада «Сказки Пушкина» и фужеры (надо же, до чего предусмотрительный!), налил понемногу.

Мне хотелось пить! Я не стала ждать приглашения, потянулась и взяла фужер.

— За что пьем, Григорий Ильич?

— За светлое будущее, - ответил, чуть-чуть улыбаясь, шеф.

— Многозначительно... С глубоким смыслом, не лишенным, однако, и иронии... Не буду разбираться в глубинах... Тост не рассчитан на это. Тост рассчитан на то, чтобы после произнесения за него выпили.

Я выпила до капли. Шеф – также.

Мы тянули шампанское и разговаривали. О чем? Честное слово, не помню. Наверное, как всегда, о каких-то пустяках. Мне было хорошо, очень хорошо.

Потом вспомнили про постели. Шеф вызвался поухаживать, заправить и мою постель. Я смотрела и видела, с какой тщательности он делает. Ни единой складочки! Аккуратист, шеф!

Мы продолжили тянуть шампанское. Я не могла никак насытиться.

Только что обнаружила, что шеф гладит мою руку. Черт, когда он пересел ко мне? Не заметила! Ладонь шефа мягкая и такая ласковая.

— Простите, Григорий Ильич, - я тянусь к верхним пуговичкам наглухо застёгнутой кофточки. – Душновато... Не находите? Может, сбросите пиджак и галстук, а? В конце концов, путь не ближний.

Шеф в один момент снимает пиджак и галстук. А мои руки вновь оказываются в его руках. Я откидываюсь на спинку. Прикрываю глаза. Какая чудная ночь, Господи! Никогда бы не кончалась. Тогда мне так и казалось.

Рот мой полуоткрыт. Губы пересохли. Губы, подрагивая, ждут, губы хотят, чтобы их увлажнили другие губы. Я жду, терпеливо жду и думаю: решится ли?

Он говорит и говорит. Я слушаю и теперь молчу. Мне важна его песня, песня этого загадочного для меня мужчины, который едет со мной, сидит рядышком и гладит руки. Я мысленно приказываю: «Ну, же! Давай! Мои губы – твои губы! Я хочу!»

На меня всегда шампанское действует удивительным образом, но сегодня... То ли соответствующая обстановка, то ли прежде выпитое... Я расслаблена, и со мной можно делать все, что захочет этот мужчина. Я думаю: «Неужели так и не решится? Не понимает, что появилась редкая возможность?.. Как не воспользоваться?!»

И тут, в самую критическую минуту, когда я уже потеряла всякую надежду, шеф взял мою голову, притянул к себе и впился в мои губы, так мучительно долго ждавшие его. Я вяло подчинилась. Я не сопротивлялась. Наоборот, я была счастлива. Тем более, что этот первый и такой долгий поцелуй мне показался вечным блаженством.

Господи, как это хорошо!

Потом был второй, третий, десятый и черт его знает какой еще поцелуй.

Инициатива полностью перешла к шефу. Я (хоть и пьяна была, но не настолько, чтобы не управлять собой) не проявляла встречной инициативы. Я боялась вспугнуть. Я слышала и читала, что инициатива, особенно на первых порах, особенно исходящая от мало знакомой женщины, пугает представителей сильного пола, отталкивает.

Достаточно и того, думала я, что не оказываю сопротивления. Впрочем, для сопротивления, если честно, в тот момент не было у меня никаких сил.

И вот уже я лежу. Когда? Как? Не помню!

Я лежу с закрытыми глазами. Нежные руки мужчины снимают кофточку, потом юбочку, потом бюстгальтер. Я чувствую, как топорщатся, оказавшись нагими, сосочки моих грудей.

Я тихо-тихо произношу:

— Ах, Гришенька, какое безумие... какое счастье... какие у тебя руки, какие губы... Нет, все это во сне... Ну, да! Я вижу сказочный сон, и он сейчас, на самом интересном месте обязательно прервется... Так всегда бывает... Так было, - продолжаю шептать я, - и так будет…

…Восемь часов проскочили. За полчаса до прибытия поезда в Северск он оставил меня, напоследок крепко-крепко поцеловав.

Поезд остановился. Мы вышли на перрон. Позади – бессонная ночь. Странно, но мой мужчина крепко держится на ногах. А я? Мои ноги подкашиваются от усталости, от усталости, которой мне не доводилось ни разу испытать. Броситься бы мне прямо в постель и забыться на много-много часов.

Я предложила ему пойти ко мне домой. Наотрез отказался. Я проводила его в гостиницу. Оказалось, там на его имя забронирован одноместный номер. Я к нему подниматься не стала. У меня не было никаких сил!

Расстались, не прощаясь. Слова ни к чему.

ЕКАТЕРИНБУРГ – ПЕНЗА, декабрь 2014.