Стояла жаркая летняя прибалтийская ночь...
Окно в спальне было открыто настежь из-за дикой духоты, но уснуть не было никакой возможности. За окном заливались курляндские соловьи, заливисто лаяли ночные собаки и наяривала тульская гармошка.
- О, Господи! – устало подумала она. - Откуда в Лифляндии тульский инструмент? Его только мне не хватало… Она злобно посмотрела на лежащее рядом мужское тело, спящее беспробудным сном запойного пьяницы, и невольно ему позавидовала.
- Спит, гадёныш. Нажрался, как боров, и плевать ему на соловьёв с гармошкой. Поворочавшись ещё с полчаса, она встала и закрыла окно. А сон никак не шёл. Она стала пересчитывать сколько мелких гвоздей помещается в одном ведре, но всё время сбивалась со счёта. Неимоверная духота угнетала её и приводила в бешенство. Обливаясь потом, она поднялась с мокрой постели и снова отворила окошко. В спальню ворвался хохот прибалтийских девок, которых, судя по кокетливому смеху, щекотали деревенские парни.
- Да что же это такое! – мысленно выругалась она и снова затворила окно. Разделась догола и долго лежала без сна, истекая потом. Обезвоживание организма сделало своё дело, и она, накинув халат, побрела на кухню. Чайник, как всегда, был пустой. Она открыла кран и услышала ехидное шипение воздуха вместо звука льющейся воды. Постояв бесцельно посреди кухни, она сунула ноги в резиновые сапоги и вышла во двор. Услышав скрип двери, лениво залаял из конуры пёс Шарик.
- Заткнись! – крикнула она и пошла в курятник, сама не зная зачем. Открыла низенькую дверь и больно ударилась головой о притолоку. Проснулся петух и закукарекал ей прямо в ухо.
- Ты что, дурак, охренел? – Но петух спросонья решил, что наступило утро и закукарекал ещё пуще. Закудахтали куры, загоготали гуси, закрякали утки, захрюкала свинья на сносях. Закаркали проснувшиеся вороны на старой берёзе. У парней с девками наступила кульминация, и девки залились совсем уж безумным смехом. Гармошка подхватила петушиную песню и залилась ещё громче.
Она схватила стоящую у входа лопату и ловким ударом сшибла петуха с насеста. Возмущённые куры горохом посыпались вниз, и она выскочила из курятника.
Свет из окна кухни падал на лопату, которую она всё ещё держала в руках. Она заметила на штыке невинно пролитую петушиную кровь и непонятное сладкое чувство охватило её организм. Тёплая волна почти сексуального удовлетворения поднималась от таза всё выше и выше, пока не достигла мозговых извилин.
- Так ему и надо! – мстительно подумала она про петуха. Гуси, утки и куры потихоньку успокаивались, и только Шарик глухо ворчал в своей конуре. Она поднялась на крыльцо и прошла на кухню. Открыла кран, и вода тоненькой струйкой потекла в подставленные ладони. Она прислушалась. Кое-где ещё взлаивали собаки, да по-прежнему заливалась гармонь.
- И чего им не спится? Поубивала бы всех! А прежде всего гармониста. Отродясь гармошки в селе не бывало. Ещё бы играть умел! – злобно размышляла она, наливая чайник. Она посмотрела в зеркало и увидела болезненно-красивое продолговатое лицо нестарой ещё женщины среднего роста с правильными чертами лица, волосы тёмно-русые. Особых примет нет. Из спальни до её ушей донёсся гулкий храп.
- Спит, сволочуга, чтоб ты сдох! – громко сказала она и удивилась собственным словам. Как он ей надоел, этот бездельник и горький пьяница! Пьёт-пьёт, а потом и побьёт ни за что. Закипел чайник на плите. Она подошла к шкапчику, достала пакетик разовой заварки и положила его в кружку, доставшуюся ей в наследство от бабушки. Лёгкая струйка кипятка залила её почти доверху. Негустой запах пыли индийских дорог разлился по кухне. Она достала из деревянных яслей китайского производства острый нож настоящей немецкой выделки, доставшийся ей в наследство от дедушки, отрезала кусочек булочки и подумала, стоит ли намазывать его маслом. Решила, что не стоит, и намазала его маргарином.
Заливистый храп внезапно смолк, в доме стало необыкновенно тихо. Только соловьи, да неугомонные девки с парнями никак не могли успокоиться. Зато гармошечник решил передохнуть. Она взяла маленький жестяной поднос ручной работы, доставшийся ей в наследство от матери, поставила на него кружку с чаем, сахарницу, положила кусок булочки с маргарином и немецкий нож золингеновской стали. Поднялась с табурета, тяжело вздохнула, взяла поднос и открыла задом слегка приоткрытую дверь кухни, освободив тем самым себе путь в спальню.
В спальне было настолько душно и так отвратительно пахло перегаром, что она едва не выронила из рук поднос. Уходящая луна сквозь окно освещала волосатую ногу, торчащую из-под полосатого одеяла, доставшегося ей в наследство от прабабушки. Она взяла ножичек и пощекотала пятку. Раздалось глухое ворчание, и сдавленный смешок сменился диким криком:
- Ты зачем меня разбудила, сука?! – Из его широких глаз посыпались искры и осветили мрачный сумрак спальни.
- А ты постарел, - сказала она слегка надтреснутым, но всё ещё обворожительным голосом.
- А знаешь, я ведь очень любила тебя, когда ты мне в первый раз изменил с этой шалавой Нинкой, - задумчиво сказала она, помешивая пакетированный чай в кружке. Я сначала хотела отравить тебя, потом Нинку, а потом себя… Тебе сколько ложечек сахара? Две, четыре? Булочку посыпать? Но оказалось, что я беременна и решила жить дальше. Жалко, что сынок наш родился мёртвым…
- А ты уверена, что это был… мой сын? – сказал он задиристо.
Она тут же побледнела, что было особенно хорошо заметно при свете уходящей луны, и схватила нож в правую руку…
Золингеновская сталь вошла в волосатую грудь, как в пресное тесто, легко и беззвучно. Небольшой фонтанчик крови выплеснулся на смятую простыню, купленную ещё её матерью в сельском магазине на приданое, и мгновенно впитался в ткань в виде пятна причудливой формы.
Он удивлённо посмотрел на неё: - Ты чего сделала, сука? Убить меня хочешь?
- А хотя бы и убить! – Она ещё несколько раз ударила его холодным оружием в грудь и прекратила бессмысленные страдания никчёмного человека. Попятилась от скорченного тела, вышла из спальни и тихонько притворила дверь. Вышла на крыльцо. Луна скрылась в облаках. В окружающем пространстве было тихо, только комариный писк нарушал покой и гармонию. Она села на крыльцо и задумалась о том, что скоро наступит утро…
Ей вдруг захотелось, чтобы эта душная и жаркая ночь никогда не кончалась, но это противоречило всем законам и правилам природы.
|
Бай-бай, Сверчок! 