Рыбалка, дед, часы и лисапед...

Лет двенадцать мне было, и я проспал на рыбалку. Впрочем, не я проспал, просто старший брат вставать не захотел, обещал мне голову оторвать, если я не отвяжусь и буду его дальше пытаться будить. А ведь мог бы и оторвать, он старше почти на четыре года, да и вообще очень сильный.

И время было безвозвратно упущено. Вот-вот рассвет. Пока сложил и привязал к велосипеду удочки, накопанных с вечера червей переложил в холщовый мешок и присыпал влажным перегноем... Да, и обед собрал: два помидора, огурец и пара сушёных таранок.

Всё, время катастрофически утекало! Розовел восток в займище... До Сухой в район Лозного,  до Бобровой ямы я уже не успею: туда километров двадцать пять, даже до ближайших рыбных мест около семнадцати-восемнадцати. Что там, до Заморной до зори уже не поспеть...

Верхушки черешен и яблонь в саду становятся различимыми, скоро рассветёт. Ну и ничего: еду на котлован к острову. Здесь-то всего километров пять-семь, двадцать минут езды. Эх, впрочем, часы, что мне подарил дедушка, не ходят.

* * *

Часы! Мечта мальчишки, любого моего ровесника. «Победа»! У дедушки они висели на стене у кровати в изголовье. Были кроме «Победы» ещё огромные «Звезда». Но к ней он даже прикасаться никому не позволял. С войны привёз. Может быть его ими наградили, или подарил кто.. Но дедушка о войне никогда не рассказывал. Почти... Но о фронтовых днях дедушки мы расскажем потом как-нибудь.

А «Победу» мне дедушка подарил! Все родственники завидовали, как казалось мне, и сразу же окрестили «любимцем деда». А мне было очень обидно: какой же он дед? Он дедушка!

А часы-то, «Победа», чуть-чуть походили и издохли. Крутил я заводилку, тряс — не тикают. Слёзы было стыдно пускать, а нос уже полон соплей. Так я, насупившись, и шмыгал от обиды обеими ноздрями. Папа мой заметил и сжалился. Дал рубль на ремонт. Поехал я на велике через квартал на пустырь, там стояла будка часового мастера. Ах, да, велосипеда у меня своего-то ещё и не было. Сейчас прервусь про рыбалку и часы и чуть-чуть, мало-мало расскажу про велосипеды.

* * *

У дедушки было несколько педальных машин: «ПВЗ», «ХВЗ» и неопознанной марки. Я так думаю, что это был сборный экземпляр из отечественных и трофейных деталей. Впрочем данная машина была не худшим вариантом. А вот «ХВЗ», то есть Харьковский велосипедный завод — О!! Это было что-то! Его, видимо, собирали из бракованных танковых деталей. Весил железный конь очень-очень много! Поднять его было не просто. Рама высоченная! Харьковскую машину никто не любил: ни папа, ни старший брат. Этот лисапед, как называл его дедушка, всегда доставался мне!

Я долго боролся с тяжеленной машиной, готовясь к выезду, раскачивал, чтобы перевести в вертикальное положение. Потом выравнивал руль, пару раз ронял бронированного коня, выводя его за калитку. Далее предстояло пристроить зверскую машину к лавке, что у калитки, где вечерами соседские старушки лузгали семечки. Да что греха таить, и мы тоже то подсолнечник, то тыквенные семена щёлкали.

Ну вот! Подвёл велосипед, приподнял заднее колесо, провернул педаль так, что бы вскочив под раму, с рамы-то я не доставал до педалей, оттолкнуться и одновременно нажать на педаль. А иначе старт не получится. Впрочем не всегда с первого раза и удавалось. Приходилось, виляя передним колесом, тащить этот злосчастный «ХВЗ» назад к лавке и готовиться к «пуску» заново.

Ага! Удалось и я поехал! Но на рыбалку и не думай. Весь я помещался под рамой. Только тоненькие ручонки поднятые вверх рулили, взявшись за рога чудо-аппарата. Но... Только вокруг квартала. Лишь за хлебом в ближайшую булочную. В лучшем случае до «сетки» за овощами.

Ах, да! Вы же не знаете, что такое «сетка». «Сетка» - это летний ларёк для торговли огурцами, баклажанами, арбузами, помидорами, перцем... Овощи и фрукты привозили на тракторных тележках прямо с колхозных и совхозных полей. А цены были, не поверите: помидоры по десять копеек, огурцы — пять, а если корнишоны, то по восемь. Арбузы торговались по пятаку, а если цену ставили семь-восемь копеек, то говорили, что на бахче неурожай. Стен у ларька как таковых не было: каркас затянут металлической сеткой, отсюда и название - «сетка».

Нагрузишь две-три авоськи и уже вскочить на своего железного коня не можешь. Приходится тащить его пешком. Так я и мучился, пока не освободится Пензенский велосипед. Он был несколько ниже и значительно легче. Если не садиться в седло, то с рамы кончиками пальцев я уже мог крутить педали. А это уже была настоящая езда, гонка! Даже с одной рукой можно рулить. Но останавливаться всё равно надо осторожно, широко выставив ногу, тормозить, как говорили пацаны, «лаптём». Коленки и локти никогда не заживали: всё лето были покрыты болячками, как панцирем.

А тут в магазине появился велосипед «Орлёнок» для подростков. Стоил он огромные деньги: где-то сорок семь-сорок восемь рублей. Говорили, что делали его где-то в Прибалтике, потому что на раме были не только русские буквы, но и несколько латинских. Но это была лишь несбыточная мальчишеская мечта... Хромированные детали, мягкие ручки на руле. А какое двухцветное сидение! Седло так седло! Багажник и сумочка для инструмента... И насос! Эх!!! Это сейчас компьютер, планшет, байк... А тогда — велосипед и часы!

Без велика на какую рыбалку? Только на «камни» за бычками. Иногда старший брат брал меня, посадив то на багажник, то на раму. В первом случае велосипед виляет, управлять трудно, а на раме у меня зад долго не выдерживал, больно однако по кочкам. А, если на дороге пыль или песок, то и вовсе приходилось тащиться пешком. Так что, и мне не в радость, и брату в тягость. Без велика не часто я на настоящую рыбалку попадал. Лишь иногда в выходные мой крёстный заводил мотоцикл «Иж-Юпитер», и мне с двоюродной сестрой или с тётей находилось место в люльке. А люлька была не «родная», а от польской «Панонии». Вот так... А мечта была рядом: «Орлёнок» - велосипед, сделанный определённо под меня...

У меня день рождения летом, в июне. И я даже не мечтал почти что, как-то и не верилось в мальчишеское счастье... А мне мама с папой подарили на день рождения велосипед «Орлёнок»!!!

Ах, как я выбирал своего «коня» в магазине, как вместе с папой и братом собирали его. Затем качал шины новеньким насосом, складывал в сумочку ключи. Потом, уже дома дедушка подогнал под мой рост седло и руль. Как я гонял на своём «Орлике»: сидя, стоя, свесив обе ноги в одну сторону и даже без рук. Болячек только прибавилось.

Но теперь я вместе со взрослыми мог ездить на рыбалку, даже с ночёвками. За двадцать-тридцать километров. Иногда, когда взрослые уезжали совсем далеко и надолго, то я один ездил к ним, что бы забрать улов и подвести для них провизию. Да и самостоятельно ездил туда, куда Макар телят не гонял.

Но и это о велосипедах пока не всё. Я забыл сказать, что мы с родителями жили далеко на Севере. Папа работал на шахте. А на Дон мы приезжали только летом на два-три месяца. Дедушка ждал нашего приезда, готовил велосипеды: смазывал, клепал цепи, клеил шины. Налаживал и удочки, садки, бредень. А когда мы уезжали к себе на Полярный круг, дедушка всё за нами собирал, прибирал, налаживал. Дедушка у меня был настоящий Дед! Теперь я тоже дедуля, но Бог дал пока только внучек: приходится прибирать куклы, вышивать, налаживать санки и лыжи. Я хочу быть таким же Дедом, каким был мой дедушка...

Шли годы, мы росли. Вместо велосипедов у нас стали мопеды «Рига-2, -8, -12»,  «Верховина»... Дедушка и с этой техникой справлялся. После очередного нашего отъезда всё исправлял и прибирал. К следующему лету и техника, и снасти были готовы на всю «орду». Пока оставим «лисапеды», так дедушка называл наших коней и вернёмся к часам и рыбалке.

* * *

Продолжим о часах «Победа», что мне дедушка подарил. Так вот, прикатил я в одних трусах к часовому мастеру. Почему в одних трусах? Так жарко! А шорт мы тогда и не знали. У часовщика, видимо, в летний зной работы было не много. Да и часы мои его заинтересовали. Модель-то оказалась знатная, одна из первых, что во ознаменование Великой Победы были выпущены в Советском Союзе. Сейчас многие и не поверят, что за девяносто копеек мастер наладил механизм, переставил его в новый, но точно такой же, корпус, заменил истёршийся циферблат. Часы стали как новые. Служили верой и правдой многие годы, пока мой младший братишка не добрался и по несмышлёности разобрал их до последней шестерёнки. Мне было  жаль дедушкиных часов. И братишку жаль. Малец несмышленый. А потом и он подрос, гонял на моём «Орлёнке», перешедшему к нему по наследству.

* * *

Пора, пора на рыбалку. В путь! Но сколько потеряно времени, к зорьке хотя бы на котлован попасть.


Вот уж, опять придётся сделать небольшое отступление: объяснить, что такое котлован. Когда строили ГЭС — гидроэлектростанцию, брали грунт для плотины из расположенных рядом карьеров. Впоследствии они были наполнены донской водой и влились в единую гидросистему. Котлованы и сейчас служат как бы буфером. Когда идёт сброс воды через плотину ГЭС, уровень прежде всего поднимается в котлованах, а лишь потом плавно перетекает в русло Дона. И наоборот, когда сброс воды небольшой, то река всё равно наполнена водой, Дон питается из котлованов. А сколько там было рыбы!


Вот туда я и направился. Повезёт, то возьму одну-две стерлядки. Нет, то хотя бы подлещиков, окуня, рыбца или ерша, наконец. Однако, когда я приехал на первый котлован к острову, то моё любимое уловное место было занято. А располагаться рядом с другими рыбаками я не любил. Ушёл в заливчик, где никто и никогда не рыбачил. Отмель, на которую заносит течение всю зелень и мусор.

Солнышко уже выпустило первые лучи-стрелы из-за водной глади, на мгновение ослепив рыбаков. Предрассветная прохлада и волнение, которое никогда не покидает рыбака, заставляли дрожать руки и ноги в коленках. Снарядил я и закинул две донки, которые у нас называют закидушками. Поплавочную удочку решил настроить позже, когда встанет солнце и слегка согреет мурашки на коже. Здесь же отмель, забродить надо, а не охота, зябко дюже.

И... вдруг! Поклёвка! Аж подгрузельник слетел. Колокольчиков у нас, мальчишек, не было, дорого. Так мы или кусок свинца на проволоке вешали на леску. Или вовсе кусок глины. Вытаскиваю леску, идёт легко, как обрыв. И тут всплывает огромный лещ, аж чешуя красная и в зелёной тине. А какой послушный: хлебнув воздуха, сразу лёг на бок и без особого сопротивления вслед за леской оказался на берегу. В садок его! А он через кольцо горловины не пролазит. Хорошо, что я запасливый. Выкинул харчи из мешка, улов в освободившуюся тару. А тут и вторая снасть уже уплывает. Еле догнал в метрах пяти -семи от берега. Хорошо, что отмель. И опять лещ-ветеран.

Азарт охватил весь мой мальчишеский организм, сердце подкатило и колотилось уже где-то под горлом. Я потерял всякий рассудок, не заметил, что уже летают ласточки-береговушки, вороны на берегу поедают битую дохлую рыбу, а солнце уже полностью вышло их-за горизонта, оторвавшись от водной глади, распуская пока ещё ласково-тёплые лучи. Но скоро они превратятся в обжигающе-пылающие пучки стрел. Выжженная донская степь уже давно потеряла даже малейшие оттенки зелёного. Она сейчас даже не золотая, а серо-блёклая