У неё был неудачный роман. Или, с большой буквы: неудачный Роман. Вот, так точнее. Её парня звали Роман, и они расстались, причём она страдала ужасно, а он... стоп-стоп! Решила не думать об этом ничтожестве – и не будет думать.
Пережить разочарование в любви помогла Ирка, подружка. Она, как обычно, прибежала без звонка, будто у неё особое чутьё на «когда все дома» и затрещала-защебетала:
– Ой, Машка, ну, ты даёшь! Опять сидишь с математиком Перельманом в обнимку?
Так Ирка всегда называла любой Машин учебник. Маша училась в Бауманке, поступила без блата и денег, самостоятельно, на бюджет, специальность выбрала поближе к медицине, которую любила безумно, но поступать в медицинский не рискнула - химия ей не давалась.
– А я и не удивляюсь, что Ромка слинял и потерялся в толпе. Вот скажи, какой у тебя make-up? Да никакого! Ходишь как неухоженный газон — глаза не выделены, брови не оформлены, линия губ не скорректирована — какому нормальному мужику такое понравится?
Маша с трудом сдержалась, чтобы не ответить Ирке побольнее на замечание про Романа. А ведь в чём-то подруга была права. Или не права? Маша, действительно, не считала, что нужно себя разрисовывать всякий раз перед выходом «в свет», даже если «свет» - только двор перед девятиэтажкой. В общем, Маша не красилась из принципа.
– Слушай, моя подруженька милая! – гаденьким голосом Ирка выделила последнее слово, достала какую-то рекламку и начала читать уже официальным тоном, как будущая бизнес-леди или Эвелина Хромченко на заседании «Модного приговора»: «Женщина-вамп нравится всем мужчинам. Ну, или почти всем, даже если некоторые из них это отрицают. В женщине-вамп много скрытой сексуальности, она волнует, зажигает, воспламеняет, обладает безупречным чувством стиля и слишком много времени тратит на себя любимую. Это плохо? Совсем наоборот! Её напускная холодность распаляет ещё больше. Она легко ловит мужчину на крючок, слегка поманив пальцем, и потом долго играет с ним как кошка с мышкой».
Ирка победно взмахнула рекламкой, достала свою косметичку, похожую на сумку средних размеров, и приступила к Машиному лицу.
Вот так и спасла Ирка подругу, загрузив её ежедневным «делом» под названием макияж. Маша старательно красилась по утрам, смывала лицо специальным молочком-скрабиком по вечерам, приучила к себе, вампирной, всех домашних, но ни одного мышиного короля так и не поймала.
– Ты могла бы чуть-чуть улыбаться хоть иногда? – спрашивала её Ирка.
На что Маша ехидно замечала:
– А кто-то говорил, что достаточно сделать себе «лицо», и мужчина твоей мечты тут же окажется у твоих ног!
Время шло, и однажды Маше показались смешными её чувства к Роману и нелепые попытки сыграть с кем-то неизвестным в кошки-мышки. Она вернулась к себе прежней – без визажа-макияжа.
В то утро она пришла на кухню – мама, как обычно, уже пару раз прокричала ей, что пора завтракать, и братишка-десятиклассник с насмешливой торжественностью объявил:
– А вот и несравненная и непревзойдённая по уму и красоте Мария Стюарт! – и тут же продолжил: – Make-up больше не украшает Ваше нежное личико?
Мама взглянула на неё, с беспокойством спросила:
– Доченька, ты что-то бледненькая какая? Не заболела?
Маша подошла к ней, обняла и чмокнула, куда пришлось. Пришлось в мелкие завитки на макушке – Маша была высокой девушкой. «Вот так! Буду теперь снова серой мышкой, и попадусь в лапы какому-нибудь коту-воркоту». Тут Маша вспомнила, как в детстве мама пела ей одну и ту же колыбельную: «У кота-воркота колыбелька хороша! Приди, котик, ночевать, нашу деточку качать!» – и улыбнулась.
После университетских пар девушка не поехала домой, а по синей ветке метро быстренько добралась до Старого Арбата. Она любила эту улицу, любила наблюдать, как работают художники. Она даже определила для себя два их типа: Китобои и Коробейники. У Китобоя для рекламы есть парочка вылизанных до фотографической чёткости портретов голливудских звёзд: Брюса Уиллиса, Бреда Пита, Джулии Робертс. Он пишет портреты на больших листах бумаги, по нескольку часов вымучивая богатого Кита. А вот Коробейник тихо подкрадывается к какому-нибудь иностранцу и начинает его быстренько портретировать, а потом настойчиво требует свои кровные.
Маша стояла, наблюдала, ела мороженое, пока не обратила внимание, что сама – нет, ну, каков нахал! – тоже стала «жертвой» Коробейника.
– Что вы делаете? – она оторопело воззрилась на молодого художника.
– Пишу ваш портрет.
– Пишете мой портрет?
– Да, у вас яркая внешность.
– У меня яркая внешность?
– И денег мне не надо.
– И денег вам не надо?
– Слушайте, девушка, вы так и будете повторять мои слова, как коллеги доктора Хауса, или всё же назовёте своё имя, чтобы я сделал дарственную надпись?
Маша, конечно, поняла, что симпатичный художник сделал ей комплимент, что с помощью «портретирования» он решил с ней познакомиться и что она сейчас, следуя его сценарию, должна назвать своё имя, но сначала девушка решила выяснить самое важное для себя:
– Вы смотрите сериал про доктора Хауса? – сама она просто обожала сериал (недоступная и любимая медицина!) и жёсткого и циничного, но такого умного и честного Грегори Хауса. – Разве мужчины смотрят сериалы вообще, а медицинской тематики в частности?
Вместо ответа на вопрос художник процитировал:
– Кто вам нужен? Доктор, который держит вас за руку в то время, как вы умираете или доктор, который вас игнорирует в то время, как вам становится лучше?
Маша подхватила:
– Врачи должны лечить болезни, а те, кто лечит пациентов, не вылезают из тоски.
После этого они почему-то одновременно засмеялись, потом Маша всё-таки сказала, что её зовут Маша, а художник сказал, что его зовут Костя. «Приди, Котя, ночевать, нашу деточку качать!» – быстро-пребыстро пропелось внутри у Маши, это воспоминание её ещё больше развеселило, она снова засмеялась и с удивлением заметила, что Костя смеётся тоже. «Мысли он мои читает, что ли?»
ну, Сидоровна, какая ВЫ ...а могли бы сделать вид по проще и пройти молча???. .??!!!???
(Макияж, к моему стыду, до сих пор делаю неумело).
Хочется думать,что у Маши и Кости все сложилось.