Из цикла "Записки пожившего". Записка седьмая.
ФАМИЛЬНОЕ ДЕЛО
Автовладелец вроде как жениться на Алёнке грозится, но требует, чтоб она пышную польскую фамилию зятя моего бывшего, гуру безвременно почившего, на его жовто-блакитную переменила. Я Алёнке внушить пытаюсь понимание: "Да была бы, - говорю, - у него фамилия хотя бы приличная, так я ж не шовинист - с дорогой душой своё отцовское благословение б дал, но ведь фамилия у него даже не скажу какая - до того неприятно для русского слуха звучит. Не фамилия, а недоразумение сплошное. И имя нерусское: странное имя - как у великого поэта незалежного или как у обезьяны-шимпанзе, самой умной из той стаи, что учёные лет тридцать назад пытались приспособить к условиям жизни на Крайнем Севере для возможного их там дальнейшего расселения. Ты разницу заметь. Вот, положим, бегал за тобой в старших классах Беня Директор. Предложение ещё делал. Так ты тогда как раз из-за фамилии ему и отказала. А я-то не против был, по мне, так Директор - всем фамилиям фамилия! Не какой-нибудь там Мул или Лошак. Даже не Школьник, и даже не Учитель. Директор! Выше, думаю, только Фабриканты или Президенты бывают. И человек он очень для мужчины подходящей наружности: худой высокий брюнет с крупным носом; и ты бы, как пышнотелая блондинка, на свадебных фотографиях очень бы с ним гармонировала. Опять же - из непьющей семьи, на адвоката учился. И представлялся всегда важно так - я, мол, Директор, здрасьте-здрасьте, а вы кто будете?"
Недавно, кстати, по телевизору его показывали. Поистаскался, конечно, за эти годы, шевелюра лысиной обросла, но общая смотрибельность вида сохранилась. Прямо в экран ругался, да как красиво! "О какой такой виртуальной усадьбе, - как сейчас вижу, кричал, - декабриста Муравьёва-Оболенского тут некоторые пекутся? Пусть бумаги, бумаги представят, если они у них имеются, что навряд ли. А вот вам документы на земельную собственность от нашей организации и порубочный лист совершенно законный всеми наисвежайшими подписями-печатями обеспеченный. Об чём, вообще, речь, не уразумею? Где, например, та липовая аллея, которую историки-экологи бородатые, мяса по причине патологического безденежья не кушающие, своим бредом вербальным сохранить пытаются? Да с неделю уж как вся растительность древесная здесь уничтожена, одни пни торчат, и те скоро повыкорчёвываем, потому что площадку расчищаем, и вовсе не для гигантской помойки, как некоторые тут полагают: коттеджи на данной территории будем возводить - чтоб отцивилизованные люди в них обитались, а на стриженные газончики чтоб бабы их, от райской жизни в меру ожиревшие, детишек своих выводили. А кто из грамотных и бородатых не понимает современных тенденций, пусть книжки умные в библиотеке возьмут или в Интернет слазят, и хотя бы тот же "Вишнёвый сад" перечитают, а то и театр посетят Художественный имени Чехова, память, что ль, восстановят. И прессовикам работы прибавится - будут они к тем отцивилизованным людям приезжать, фотографировать их лужайки, коттеджи, счастливые рожицы их баб и ребятишек, и сплавлять эти свои репортажи в амурные журналы в раздел "жизнь удалась". Журналов этих амурных вскоре прорва будет, так что на всех прессовиков хватит. А сейчас прошу освободить пространство, а то мне необходимо прорабу нашему последние наставления дать."
"Вот так, - говорю, - у Директора коттеджи строятся, а автовладелец твой в Москве десять лет в общежитии химинститута кантуется, важный человек!"
Кроме Бени Димка Харламов за ней тоже, помню, ухлёстывал. Русачок, патриотически воспитанный. Чуть что - "Так точно!" - кричит и стойку "смирно" держит. И рассуждает трезво. "Прадед мой в кавалерии служил, дед всю Отечественную прошёл, отец офицер - в Афгане воевал - и я офицером буду!" Военная косточка! Жаль, подстрелили его на Кавказе. Я его наивный романтизм Алёнке расхваливаю, а она в ответ: "Чего ты мне, папуля, мертвеца сватаешь, я ведь и так вдовица?" А я ей: "Ладно, проехали. Вон, Серёга Дынин по кличке Тыква к тебе также интерес проявлял. Ни в кличке его, ни в фамилии, думаю, ничего обидного нет. Крутой он - да! - на "Мерседесе" ездит, оброк с коммерции собирает. Прям, князь!" А она: "Ты, конечно, папуля, меня извини, только у тебя, верно, от старости время недавнее в один тугой комок спрессовалось и никак на фракции не разойдётся! В тюрьме он уж шесть лет как преет, и выйдет ли когда - неизвестно. Ты бы ещё Сашку Хисамутдинова вспомнил! Тоже, скажешь, фамилия приличная?" "Насчёт фамилии, - говорю, - не скажу, а вот кличка у него вполне приличная - Пушкин. Потому как повелось, что всегда и всюду всех Александров Сергеевичей на Руси почему-то именно Пушкиными кличут, а не Грибоедовыми, к примеру. Хороший тоже малый, то есть не пьёт, опять же мечеть посещает, коврик для намаза всегда с собой носит, но он уже женатый, четверых детей наделал, пятого со дня на день ожидает, потому не пара он тебе."
Долго, в общем, мы с Алёнкой так препирались, пока ей разговор этот не надоел. Сказала она тогда как отрезала: "Пусть уж лучше я, москвичка коренная-прекоренная, стану Алёной с ужасной хохляндской фамилией, и детишки мои возможные под той же фамилией в паспорте будут значиться (в крайнем случае - вырастут и поменяют), зато обрету я на время душевный покой и женское счастье. Устала я, папуля, вдовицей гулять и мужика с фамилией правильной ожидаючи вести с коллегами-подругами эмоционально-насыщенную телефонную жизнь. Всё - амба!" - хлопнула себя по отджинсованным ягодицам и фривольной походочкой от меня отвалила.
Я пафос её женский оценил, то есть осознал неконтролируемость дальнейшего развития ситуации, которая и раньше-то двигалась одновременно поступательно и зигзагообразно, а ныне и вовсе в разнос пошла из-за положительности обратной связи, поэтому я через день с автовладельцем её беседу провёл насчёт жилищных условий и прочего.
"Где, - в лоб спрашиваю, - жить собираетесь?" Смотрю - заюлил, издаля подгребает. К даче. Мол, пребывает она в самом плачевном состоянии, одним старикам (это он обо мне и о супруге об моей то есть!) её не поднять, так хорошо бы её на него переписать; тогда он веранду крытую вокруг дома поставит, внутри холл с камином организует, рядом по английской моде кресло-качалку впихнёт, и тогда буду, мол, я долгими зимними вечерами в кресле у огня кувыркаться, книжки с игнатьевой кучи принесённые почитывать и грог из кружки сосать. Я опять в лоб: "И как же ты свои красивые описания в жизнь претворишь? Ты вниз-то взгляни - ноги свои, поди, за пузом не видишь, страдалец ты рекламный." А он: "Зроблю, - говорит, - були б гроши." А я: "Так о том и речь! Откудова деньги возьмёшь, деловая душа, чай не в Центробанке работаешь?" А он: "Я першей жинце пид Киивым домину зробил? Зробил. Инший - пид Харькивым, и вси кровни гроши и карбованцы туди заховав, более ничёго не залишилося. Я, диду, зараз тильки на ваши гроши зроблять буду. И усё буде добре!" Тьфу! Выгнал я его в общем, а Алёнке вечером крепко мозги насчёт хохлов прочистил, чтоб не лазали они больше в её богатый внутренний мир.
Ей Богу - уж лучше б она с Директором сожительствовала! Вот только не вспомню (кто бы подсказал!): когда он по телевизору-то выступал - было или не было у него на пальце безымянном кольца?
М., 2004, 2005.
© Copyright: Елисеев Юрий Юрьевич, 2010
