Кусок…

…Промерзлые скалы обрушивались от бегства могучих мохнатых слонов, но племя мужчин отважно кричало и гналось за ними, впереди ждала яма, где можно было забить мамонта. Одинокий его рев не слышал никто, охотников он раздражал, оглушал и в глухой ярости они еще больше принимались с силой колоть заостренными камнями и пиками в его шерсть, все молниеносно у жертвы охотников покрывалось ранами и язвами, и вскоре...
Глаза могучего животного навек остекленели, в них отпечатался ужас - никогда не было над ним столь подлого, противоестественного хищника... Мужчины гурьбой столпились у мяса, с ором и торопливостью отрывая руками, раздирая тушу его на куски, совсем привычно вытирая кровавые руки о накидки из меха и жадно продолжая окунать руки в тело погибшего зверя - надо было наесться перед обратным уходом в пещеру и принести мяса женщинам, детям и немощным... Ночь преодолела страх перед ними и стала потихонечку напоминать о своей силе воем и гулом лап саблезубых тигров, волков, точно мстила за убитого зверя. Но довольные и сытые, они не задумывались, от чего так - с ними были камни и огонь, что был врагом любому существу и только для них он притворялся другом...
Он тоже шел с товарищами, аккуратно неся наиболее увесистые куски мяса, как наименее сильный, наиболее медлительный, задумчивый - а потому слабый и некрасивый и мечтал спрятать кусок мяса, не то, чтобы в хвастовство для других или на память - сотни раз он добывал мало чем отличающиеся друг от друга куски мяса и съедал, и ничего не запоминалось, кроме чувства довольства если мясо свежее или рези в желудке, если нет.
Нет, ему интересно было пронаблюдать за куском, что с ним бывает, если его, свежий, только появившийся, не съедают. Соратники посмеялись и, неведомо почему, выругавшись - вытолкнули его из пещеры... А ему было не жаль, нечто подсказывало ему, что будет точно дневник, история его жизни...
Он плохо понимал, что это такое, хотя возраст у него был самый расцвет, что такое спать, есть, ходить, говорить и следовать за другими - да, а это было для него тайной, на первый взгляд скрытой под непримечательностью, как этот кусок...
Шли ночи-дни, и каждый раз он видел как бы нетронутое мясо (чтобы его не съели товарищи - он вешал его на веревке на шею и прятал под мехом); за это время промерзлые и уставшие терпеть свое соседство с пещерой, старые кристаллы ледника вдруг агрессивно провалились на нее, заползли со скоростью мороза туда и...
Как живые рисунки из грустной сказки, остались там навек все, кто делил с ним еду и огонь, он один уцелел (в то время он уходил, отметить опыт, вблизи реки, не умудрявшейся замерзать, что мясо имеет свой узор и потоки ручья повторяют его дорожки; за это время как-то перестал пугать или вызывать поэзию уснувший по снегом лес, где изредка проходили звери и птицы... Он проходил навстречу торопившемуся за горизонт солнцу, бережно держа рукой единственный кусок мяса, что не позволял себе съесть, то было точно второе его сердце...
И он, терпеливо снося безжалостные порывы вьюги, опирался осторожными истончившимися суставами на снег - стала устало-элегически ощущаться его мягкость...
Мягкость одеяла, что укрывает и утишает все его горести - обледенелая пещера, где он не успел познать дружбы... Может, что-то иное держит его на голодных ногах? Еще раз с усилием посмотрел он на кусок мяса – осознал
Осознал - все, что он когда-нибудь запоминал или чем восхищался - заключено в этом куске - и вправду тихонько пробегали в нем золотистые капельки долгожданного солнца, некоторые жилки напоминали фигурку девушки, что ему нравилась, но признаться которой он не успел, облака, один взгляд на которые дарил легкость и радость, рисовались тропинки, где он был и не успел еще побыть... Но что-то стирало эту своеобразную карту его мира, забирало навсегда, как-то быстро, хотя казалось - все невредимо мясо!..
С усилием он посмотрел - комочки чего-то бело-зеленого, трагичного рассыпались по мясу, оно таяло... Сам он едва стоял на ногах после голодных и холодных, одиноких дней и ночей... Но все еще идет, прижимая к себе кусок, точно в безумии, точно одна, сокровенная мечта или надежда заключалась в нем... вдруг... Падение - глухое, резкое, больно, шокирующе больно - он со страхом и мелкими слезами оглянулся на ручеек крови от своего виска, вмерзающий в лед, что превратился чудным образом... В слезы?
Точно, он не ошибся - всмотревшись, обнаружил, что его глаза столкнулись с теми самыми, забитого давно-давно группой охотников мамонта, когда-то веселого, живого, беспечно кушавшего себе травку и любовавшийся бабочками: мечтал с ними полетать, к солнышку облакам (совсем как он, давно приметивший это и запечатлевший углем на древней скале затухшей пещеры...
"Я понял - ты мне родной, и ушел, как уходит твоя частичка... - погладил он мамонта по слипшейся, облезающей шерсти. - Не сердись на меня, я только хотел про наблюдать... Ждал чуда, что, может, сделает меня счастливым... но... Я счастлив, спокоен - спи, тихий мой друг, ты не один... Я..." И далее он не договорил, только бессознательно подвинул кусочек мяса бывшему хозяину, с усилием обняв его, чтобы согреть...