Она взяла огромную железную ложку и высушенную лягушку и ударила по ней так, что от нее осталась только горстка праха, а затем стала бормотать над ним что-то невнятное, ловко растирая его между своими жесткими от старости руками. Птичьими глазами, похожими на бусинки, она то и дело поглядывала в сторону хижины. И каждый раз, когда она смотрела туда, в маленьком, узком окошке, показывалась и тут же исчезала голова, так, как будто в нее стреляли из пулемета.
- Чарли! – крикнула старуха. – Давай уже, выходи оттуда! Я делаю змеиный талисман, уж он отопрет эту ржавую дверь! Выходи сейчас же, а не то я сделаю так, что земля затрясется или деревья загорятся огнем или солнце сядет в полдень!
Но ни звука в ответ не последовало, лишь только теплый свет с гор окружает верхушки скипидарных деревьев, пушистая белка скачет по покрытому мхом бревну, только муравьи коричневой вереницей ползут по босым, жилистым ногам старухи.
- Да ты уже ведь два дня ничего не ел, бестолковый! – выдохнула она, постукивая ложкой по плоскому камню так яростно, что ее серый колдовской мешочек на поясе закачался из стороны в сторону. Вся покрытая потом, она встала и направилась прямо к хижине, держа в ладони магический порошок из лягушки.
- Выходи сейчас же! – она кинула горсть порошка в замочную скважину.
- Ах так! Ну что ж, я сама войду! – прошипела она.
Она покрутила дверную ручку своей темной, как грецкий орех рукой, сначала в одну сторону, затем в другую.
- О Боже, - взмолилась она, - распахни же для меня эту дверь!
Когда ничего не произошло и дверь не отворилась старуха кинула еще немного магического порошка и затаила дыхание. Шурша своей помятой синей юбкой, старуха еще раз проверила свой таинственный мешочек на наличие какой-нибудь чешуйчатой твари, или еще какого-нибудь более действенного магического средства чем эта лягушка, с которой она разделалась много месяцев назад как раз для такого случая, как этот.
Она слышала дыхание Чарли за дверью. В начале недели его родители уехали в какой-то город в Озаркских горах, а мальчика оставили дома одного, и он, испугавшись оставаться в одиночестве, пробежал почти шесть миль до дома старухи. Она была ему теткой или двоюродной бабкой или еще кем-то их дальних родственников и он закрывал глаза на все ее причуды.
Но все изменилось два дня назад. Старуха, привязавшись к мальчику, решила оставить его у себя насовсем, чтобы не было так одиноко. Она кольнула свое худое плечо иглой, выдавила три бусинки крови, плюнула через свой правый локоть, раздавила ногой сверчка, а левой когтистой рукой схватила Чарли и закричала:
- Теперь ты мой сын, мой сын, навеки!
Чарли вскочил, будто испуганный заяц, и кинулся бежать в кусты, намереваясь сбежать домой.
Но старуха ринулась вслед за ним, проворно, словно пестрая ящерица, и настигла его. Тогда он заперся от нее в хижине и отказался выходить, несмотря на то, что она то и дело барабанила в дверь, стучала в окно, в сучковатые доски желтым кулаком, ворожила над огнем и твердила, что он теперь – ее сын, только ее и все тут.
- Чарли, ты здесь? – спросила она, проделывая дырки в досках своим острым взглядом.
- Да здесь я, здесь, – устало отозвался Чарли.
Может быть, он свалится без сил в любой момент. Она еще раз с надеждой повертела дверную ручку. Может ли быть, что она кинула слишком много порошка и замок заело? «Всегда я, как колдую, то мало, а то перебор, - подумала она сердито, - никогда ровно не угадаю, черт бы его побрал!»
- Чарли, да мне всего лишь нужен кто-нибудь, чтобы поболтать по вечерам, кто-нибудь, с кем руки погреть у костра. Кто-то, кто хворосту с утра принесет, отгонит блуждающие огни, которые прячутся в вечернем тумане. Никакой тут ловушки нет, сынок, просто составь компанию старухе. Она причмокнула губами.
- Вот что я скажу тебе, Чарльз, если выйдешь, я тебя столькому научу!
- И чему же например? – с подозрением спросил он.
- Научу, как покупать задешево, а продавать задорого. Излови горностая, отруби ему голову, и пока теплая, положи в свой задний карман. Вот как!
- Бе-е-е, - протянул Чарли.
Она засуетилась.
- Научу, чтоб никакая пуля тебя не брала. Вот выстрелит хоть кто в тебя из ружья, и ничегошеньки тебе не сделается.
Чарли все не отзывался, и тогда она решилась открыть ему эту тайну, сказала прерывистым шепотом:
- В пятницу, в полнолуние, накопай мышиного корня, свяжи пучок и носи на шее на белой шелковой нитке.
- Да ты с ума сошла. – сказал Чарли.
- Научу тебя, как останавливать кровь, как зверей пригвождать к месту, как слепых лошадей исцелять, всему-всему я тебя научу! Как вылечить распухшую корову, как расколдовывать козу. Научу, как невидимкой стать можно!
- О! – заинтересованно воскликнул Чарли.
Сердце старухи забилось так истошно, как барабан солдата Армии спасения.
Ручка двери медленно повернулась.
- Ты одурачить меня хочешь, - с недоверием сказал Чарли.
- Ни в коем разе, - воскликнула старуха, - я, Чарли, сделаю тебя прозрачным, словно окошко, все сквозь тебя видно будет! Вот ты диву дашься!
- Правда невидимкой сделаешь?
- Честное слово, будешь невидимкой!
- А ты не бросишься на меня, когда я выйду?
- Да я тебя и пальцем не трону, сынок.
- Ну, - нерешительно протянул Чарли, - тогда ладно.
Дверь отворилась. Чарли стоял босиком, с опущенной головой.
- Ну что, делай меня невидимым.
- Сначала нужно изловить летучую мышь, - ответила старуха. – Ну же, ищи!
Она дала ему немного вяленой говядины, чтобы утолить голод, и смотрела, как он взбирается на дерево. Он лез все выше и выше, а старуха все радовалась, глядя на него и зная, что он рядом и никуда не денется, после всех этих одиноких лет, когда ей некому было сказать даже «доброе утро», только птичьему помету да серебряному улиткиному следу.
Довольно скоро, шурша между веток, с дерева падает летучая мышь со сломанным крылом. Старуха подхватила ее, теплую, дрожащую, свистящую сквозь белые фарфоровые клыки, а Чарли тем временем уже спускался вниз по стволу, издавая радостный победный клич.
В эту же ночь, в тот час, когда луна стала обкусывать пряные сосновые шишки, старуха достала из складок своего широкого синего платья длинную серебряную иглу. Сохраняя волнение и таинственность, она сжала в руке иглу и нацелила ее на мертвую летучую мышь.
Она уже давным-давно поняла, что все ее колдовство, несмотря на все ее старания, всяческие соли и серные пары, никак не работает. Но она всегда грезила о том, что когда-нибудь польются рекой чудеса, багряные цветы, серебряные звезды, а это будет значить, что господь простил ее за розовое тело и розовые мечты, ее пылкое тело и пылкие мысли юности. Но, увы, господь не смилостивился и не послал никакого знамения или слова напутствия, и об этом всем, никто, кроме самой старухи, не ведал.
- Ну что, готов? – спросила она Чарли, сидящего, поджав колени, обняв ноги длинными, в пупырышках, руками, и приоткрыв рот.
- Готов, - содрогаясь, прошептал он.
- Вот так! – она глубоко воткнула иглу в правый глаз летучей мыши
- Ох! – воскликнул Чарли, закрыв лицо руками.
- Сейчас я заверну ее в платок, а ты положи ее в свой карман и держи ее там вместе с платком. Давай же!
Он упрятал амулет в карман.
- Чарли! – со страхом в голосе прокричала старуха, - Чарли, где же ты? Я не вижу тебя, сынок!
- Здесь! – он прыгнул и свет красными бликами пробежал по его телу. – Тут я!
Ее глаза смотрели так, будто видели тысячи светлячков, кружащихся в диком ночном небе.
- Чарли, ох уж и быстро ты пропал! Так же быстро, как и колибри! Чарли, вернись ко мне!
- Но я же здесь! – всхлипнул он.
- Да где же?
- Возле костра, рядом с ним! И я вижу сам себя. И совсем я не невидимка!
Тощее тело старухи затряслось от смеха.
- Ну конечно же ты себя видишь! Любой невидимка может видеть сам себя. А иначе, как бы ты ел, ходил, гулял? Чарли, дотронься до меня. Дотронься, чтобы я поняла, где ты.
Он нерешительно протянул к ней руку. Старуха претворилась, что испугалась, и вздрогнула, когда он прикоснулся к ней.
- Ой!
- Ты что, правда меня не видишь? – спросил он. – Правда?
- Ничегошеньки не вижу!
Она нашла блестящими глазами дерево, и старалась смотреть на него, остерегаясь глядеть на Чарли.
- Ох и хорошо же вышло в этот раз! – вздохнула она с восхищением, - Здорово то как! Никогда еще я не делала невидимок так быстро! Чарли, а, Чарли, ну как ты себя ощущаешь?
- Как вода в ручье, когда ее взбаламутишь.
- Ничего, это пройдет.
Затем, после небольшой паузы, она добавила:
- Ну что, Чарли, что же ты хочешь сделать, пока ты невидимка?
Она заметила, сколько разных мыслей проносилось в тот момент в его голове. Приключения огоньками плясали в его глазах, и даже по его широко открытому рту можно было сказать, что значит быть мальчиком, который вообразил себя горным ветром. Словно во сне, он заговорил:
- Я побегу по пшеничным полям, взберусь на заснеженные вершины гор, стащу белых кур с фермы. Буду пинать розовых свиней. Буду красивых девченок щипать за ноги, когда спят, а в школе дергать их за подвязки.
Чарли посмотрел на старуху, и она своим сверкающим взглядом заметила, как что-то злое исказило лицо мальчика.
- И много еще чего я сделаю, обязательно сделаю, - сказал он.
- Ты главное мне ничего плохого не делай, - пригрозила старуха, - я такая же хрупкая, как весенний лед, так что без грубостей.
Затем она продолжила:
- А что на счет твоих родителей?
- Моих родителей?
- Не можешь же ты в таком виде заявиться домой! Ты же их до смерти перепугаешь! Твоя мама упадет в обморок, как надрубленное деревце. Думаешь, они будут рады тому, что будут спотыкаться о тебя на каждом шагу и звать тебя каждые три минуты, даже когда ты у них прямо под носом?
Чарли и не подумал об этом. Он немного поумерил свой пыл и даже тихо прошептал:
- О боже, - он осторожно ощупал свои длинные ноги.
- Ну и одиноким же ты будешь! Люди будут смотреть сквозь тебя, как через стеклышко, толкать и пинать тебя, ведь они же не знают, что ты рядом. А девочки, Чарли, девочки…
Чарли сглотнул.
- И что же с девочками-то?
- Ни одна девочка на тебя и смотреть не захочет. Никто ведь не захочет, чтобы ее целовал мальчик, у которого и губ-то не видать!
Чарли задумчиво ковырял землю пальцем босой ноги. Он надулся.
- Я все равно пока побуду невидимым. Уж я повеселюсь! Просто буду поосторожнее и все. Буду остерегаться фургонов, лошадей и отца. Отец как только любой звук услышит, так сразу стреляет. - Чарли моргнул. – А вдруг, пока я невидимый, отец возьмет и засадит в меня крупной дроби, подумает что это белка в полисаднике. Ох…
Старуха кивнула, смотря на дерево.
- А что, и такое возможно.
- Ладно, - рассуждал он медленно, - сегодня я, пожалуй еще побуду невидимкой, а завтра ты меня обратно превратишь, пойдет?
- Эх, есть же люди, что выше головы прыгнуть хотят, - заявила старуха жуку, ползущему по бревну.
- Ты это о чем? – спросил Чарли.
- А вот о чем, - пояснила старуха,- нелегко-то будет тебя обратно превратить. Теперь много времени должно пройти, чтобы невидимость сама сошла. Она как краска, сразу не сойдет.
- Это ты во всем виновата! – вскричал он. – Ты специально все это подстроила! Сейчас же превращай меня обратно, делай меня видимым!
- О боже, успокойся. – Само сойдет, время пройдет и нога или рука появятся.
- Ты только подумай, как я буду выглядеть – бегу я по холмам, и только одну руку и
