… Стояла жуткая тьма, и вдали раздавались раскаты грома. Это, успокаивающее и убаюкивающее меня, явление природы, приводило в дрожь всех остальных, находящихся вместе со мною в светлой, уютной комнате.
Это была комната особняка самого скромного и светлого парня на земле – Генри Кровеля. Он, по-хозяйски окинув взором роскошные полки шкафов, древние картины и ковры, повторил мысль, которая мучила его весь, этотмистический, вечер:
- Виктор, нестоит волноваться!... Я хотел, сказать: не стоило вообще это начинать.
Я с интересом перевел глаза в сторону оппонента Генри, высокого, крепкого телосложением мужчины со серьезным (и даже озлобленным,вечно кислым) лицом. Мне всегда было упоительно взглянуть на него вот так: с послушностью, верными глазами, доказывающими мой мирный нрав. Он же всю жизнь был убежден в обратном – я свиреп и безумен, безжалостен и склонен к чудовищным убийствам… ведь я - чудовище. Он…не прав. Мой жесткий, все равно, сознанием всегда ценимый мною, создатель –Виктор Франкенштейн.
Виктор потер ладони от нетерпения и резко окликнул Кровеля, мирно глядевшего на, сказочно мерцающий в камине, теплый огонь:
- Ну скореебы!... Стыдно быть доктором наук и возиться с электрическими и хирургическими игрушками столько времени!.... Когда же он закончит, а?!...
- Ничего себе –«игрушки»! – отозвался возмущенно Генри, - Я устал повторять, что мой отец –доктор психологических наук и то, что ты ему приказал делать – совершенно не его «конек»!... Изволь проявить уважение ко мне, к возрасту моего отца ипотерпеть!...
Вновь воцарилась тишина, которая словно нашептываламне: «Сегодня исполнится мечта твоей жизни!..». Странно было верить этому и…некогда: я вновь увлекся спором, воцарившимся, как по приказу, с новым раскатом грома.
- И вот почему так медленно?! – упрямо возмутился Франкенштейн, - Вот почему, я спрашиваю?!.. Миллион раз тебе говорил: не знаешь, не можешь сделать быстро – вообще не берись!..
- Виктор, друг, не кипятись! – ласково умолял добродушный Кровель и, удобнее расположившись вкресле, не упустил шанса почитать нравоучение:- Всегда говорили: «Главное не количество (или быстрота)! Главное - качество!...
- Ааа..Заглохни!! – безразлично оборвал его мой создатель, явно чем-то расстроенный, - Столько времени теряю зря: сижу тут, жду, когда к следующему месяцу, старая кляча закончит единственное, пустяковое поручение!.. – он недовольно отодвинулся глубже в кресло и отвернул голову.
- Не оскорбляй, прошу!... Я же предлагал тебе попить чаю, поговорить о новостях науки (или искусства – как тебе нравится)!... Почему ты отказался? – мягко пожурил его Генрии гостеприимно сорвался с места. Устремившись к шкафу, он стал учтиво предлагать, наиболее ценные на его взгляд, книги гостю для чтения:- Хочешь почитать что-нибудь, пока мой отец заканчивает твое поручение?... Вот тут есть сочинения Аристотеля, Флобера, Шекспира…
- Заткнись! –оборвал его Франкенштейн вновь на самой красивой ноте, приближаясь к крику, - Я весь горю от нетерпения, уже сидеть не могу – жду-не-дождусь!!!.. Мне еще сейчас только Аристотеля почитать!!... – пробурчал он и снова отвернулся.
Кровель со вздохом поставил книги на место и, вновь подходя к своему креслу, сделал тщедушное лицо и проронил на самых теплых нотках голосалишь одно: - Виктор, не будь столь взбудораженным… Это вообще плохая идея... Мало тебе было того монстра?..
Я догадался, что речь шла обо мне: последнее слово Кровель сказал тихим, осторожным шепотом, опасаясь, что я услышу это и, оскорбившись, впаду в бешенство.
- Сравнил мне, тоже! – насмешливо возразил ему мой горделивый хозяин и, осклабившись в кресле, изрек: - С того чучела действительно многое нельзя было выжать, а твой отец создаст действительно занятную игрушку для цирка. Впечатлительный Генри даже вскочил с кресла, возмутившись услышанным.
- Жаль, что твои синяки ничему тебя не научили!... Благо, моя горничная согласилась выучить твое создание человеческим законам… А тут – совершенно новое существо! Мы даже не знаем, что оно будет из себя представлять!
- Пока мы тут болтаем, оно уже сделало первый вздох, я уверен!... Мигом поднимайся и проводи меня в лабораторию, мне не терпится увидеть свою золотую жилу!
Бедный Кровель сделал отчаянно - прискорбную гримасу,но учтиво встал и открыл дверь. Преградой к лаборатории был я (мною отчетливо были услышаны слова своего нерадивого творца: «О, вот несчастье!... Ты-то что стоишь?!.. Убирайся мигом к себе!..»). Мне хотелось взглянуть на новую куклу Франкенштейна, ведь сознанием я понимал, что одинок, а скудное и буквально чуждое мне общество, состоящее лишь из Виктора, Элизабет, Кровеля и его горничной, мне уж изрядно надоело. Мне хотелось иметь друга, подобного себе… Все эти мысли толкнули меня сказать как можно мягче и умоляюще:
- Думаю, мне тоже нужно взглянуть… Генри испуганно переглянулся с Франкенштейном. Странный он был человек: души во мне не чаял, в то же время - боялся глазом моргнуть против моих планов.
Ну, вот и сейчас он торопливо попросил:
- Виктор, давай и его с собой возьмем! Как-никак, увидит собственное рождение!..
- Ладно! –рыкнул тот, - Только контролируй его, тебя он послушает больше!... – с этими словами он сердито толкнул массивную дверь лаборатории.
Мне обидно было это слышать: может, в глубине души(хотя, не знаю, есть ли она у меня?) я ценил жадного и немного подлого Франкенштейна и готов был его слушаться…Только, как мне показалось, он сам оттолкнул все, чтоя хотел подарить ему – все тепло и внимание. Я был ему уж давно не нужен. Вот почему, из всех троих, и с наибольшим энтузиазмом вошел в лабораторию я – жаждал знать, что не один….
То, я увидел, вызвало странную тоску и упоительный гипноз: возле операционного стола стояло создание, очень похожее на меня и,вместе с тем, безнадежно далекое от моей внешности. Быть может, мое подсознание знает смысл слова красота» и потому она была восторженна этим зрелищем: то, что я увидел, было олицетворением такого слова!... Создание заинтересованно хлопало длинными ресницами, блестя трогательными бусинками (нечто подобное имел и я, только не знал названия этих бусинок), вертело головкой, (от этого нечто, очень легкое и искристое, оживленно пружинилось от легкого дуновения), и любопытно пыталось трогать воздух тонкими руками, делать шаг в странной обуви, дающей цокот. Также оно открывало алый ротик, пробуя что-то сказать, но, видно не могло этого сделать…В моем мятежном сознании крепла уверенность, что это существо близко мне, оно хрупкое, наивное… И я нужен этом существу, мне будет довольно бессмысленно жить без него!
Меня привел в реальность только резкий окрик Франкенштейна, свирепо наблюдающего за Генри, находившегося в полной растерянности.
- Отлично…Неплохая куколка!... Но чего ты встал?! Нужно отправлять ее заказчику! Быстро, мне нужны деньги!...
- Виктор, нет!!! Неправильно так поступать! – начал было читать нотацию забавный Кровель, но перевел взгляд на меня, (а я, словно околдованный, направлялся тогда к созданию). Увидев эту картину, он окликнул, от рвения и неосторожности накренившись и перевернувшись через стул:
- Приятель,осторожно, не подходи! Я печально обернулся: слово «Приятель» в словаре Генри предназначалось давно исключительно мне. Стало мучительно совестно за свое существование: неужели я опасен? Или опасно это тихое создание, которое с энтузиазмом осматривало комнату? Увы, скорее, - я, да: бусинки испуганно уставились на меня, их владелец легонько задрожал и отступил назад.
Не знаю почему, но мне стало тепло и родилось ощущение, что пугаются не меня, а лишь моей обманчивой внешности (ведь меня никто, кроме Кровеля, не знал). Пугаются иллюзий, разочарований, боли. И тогда во мне укрепилось решение, что только я смогу защитить создание. Потому поспешил отступить и сказать тихо:
- Не бойся!...Я - монстр, а кто ты? Тут я изумился, и что-то кольнуло меня внутри: «все же я нужен» - дивное существо отрицательно замотало головкой и, протянув ко мне руки, легонько торопилось подойти!
Пока внутри боролись догадки по поводу своего бедственного мира, каким-то теплым звонком отозвался Кровель: - По-моему, они заинтересовались друг другом… Слушай, Виктор, у меня есть идея! - Говори, быстрее! – Франкенштейн почти не проявлял к происходящему интереса. - Как я понял, они понимают друг друга! – суетливо проконстатировал Кровель, - Кощунственно будет отправлять ее в мир, не научив человеческим законам!... Так вот, пускай твое создание подготовит ее к жизни!...
- Ты рехнулся?!– почему-то резко оборвал его Виктор, - И как ты себе это представляешь?
- Ох, ничего страшного не будет! – уверил его тот, - Это лучший выход, поверь!... Я беру все на себя! – умоляющим тоном прибавил он.
Далее они о чем-то спорили (причем, как мне показалось, стремясь заморочить друг другу головы), но я уже не слышал их: мнестало страшно за собственное любопытство и благовеяние перед этим созданием. Оно пыталось что-то сказать и философствовало движениями рук, на что я не мог смотреть без улыбки. Оно вздрогнуло: Франкенштейн, казалось, сдался иоглушительно крикнул на Кровеля: «У нас мало времени! Бегом готовь ее!».
Это последнее «ее» почему-то врезалось мне в память радостным звоном, хотя тогда я совсем не знал, почему так называли создание.
Генри поплелся к двери, ласково крикнув мне: «Приятель, пора домой! Твой хозяин не в лучшем расположении духа,как я погляжу!... так что – идем скорее!». Идя по знакомым улицам и смакуя состояние, в котором я шел в сопровождении подобного мне, напряженно думал: у меня нет хозяина, но почему тогда я почувствовал себя рабом (причем мне это было приятно)? Мои мысли прервал грохот замка: мы пришли во второй дом Кровеля – скромный двухэтажный особняк, не блещущий ничем, кроме как атмосферы гостеприимства и теплой суеты.
- Мисс Гарнетт!– растерянно кликнул Генри горничную и, устало, наспех перебрав папки бумаг на ближайшем столе (он занимался странным делом, которое называл «работой адвоката»), собрал в кулак мягкий тон и обратился к моему новому спутнику:
- Ну, девочка, располагайся! – далее последовал характерный жест Кровеля, указывающий на гостеприимность и учтивость.
«Девочка»! Так вот какое интересное и загадочное имядано этому прекрасному созданию! Теперь я полностью ощущал все свое стремление заботиться о нем, имеющим такое милое, хрупкое название! Вновь стало знакомо состояние неведомого сладкого оцепенения, из которого меня вывели знакомые боязливо – дружеские суетливые нотки...
