Моему возвращению никто особого внимания не придал. Не я один ездил к ребятам в центральное отделение совхоза. Да и они тоже, бывало, приезжали к нам. всё такая же работа на тех же полях.
Однажды подошёл я к той женщине, не испытывавшей какой-либо неприязни к обитателям странного дома, и к пожилому мужчине предпенсионного возраста. Им-то я и рассказал всё приключившееся со мной, и том, как лечили меня, что я переночевал у них. Конечно, в подробные детали я не вдавался, рассказал только то, что нужно было им знать, но при этом сказал самое главное:
- Ничего плохого, предосудительного, а тем более преступления её дедушка не совершал. Был наговор, преднамеренная клевета.
Женщина эта так и ахнула, и оторопела, но поверила. У мужчины пожилого возраста не было какой-либо перемены на лице, но, почему-то, в глазах его заблистали радостные огоньки.
- Мне доводилось слышать эту историю от отца. Он говорил мне, что много неправды в этом деле, много надуманного. Верил я отцу, теперь же признаю уверенно, что он был совершенно прав в этом, и что дедушка этой девочки чист, и не надо его потомкам оправдываться перед кем-то. Я благодарю тебя, юноша, за эту правду. - говорил он мне эти слова с особой теплотой, ибо у него, всё-таки, было уже своё предубеждение, и притом не в лучшую сторону, в отношении студентов.
- Я всем скажу, я всем расскажу. - поддерживала его точку зрения, равно как и мою, эта женщина.
Автобус за нами приехал раньше, чем мы предполагали. И вся наша группа только и обрадовалась этому. В последние дни над студентами так и витал тонкий дымок грусти по городу, грозящий перерасти в этакое большое дымище. Кое-кто уже посчитывал оставшиеся дни, как я когда-то. И, похоже, один студент был так не рад приезду автобуса. Этим студентом был я.
Тут же начались радостные сборы. До отъезда оставались считанные часы, а то и меньше. "Пусть приедем ночью, но приедем домой" - примерно так рассуждали все, разве, что за исключением одного только меня. Я должен был этим вечером сходить к ним, но этого вечера, которого я так ждал, не будет. Я буду в пути.
Я предупредил ребят и побежал. Бежал я быстро, без остановки потому, как молодой организм мой был достаточно вынослив. В один из моментов такого стремительного бега, запнувшись об кочку, я полетел вперёд, кувыркнулся через правое плечо, и тут же вскочив, продолжил этот стремительный забег. К их дому прибежал я, запыхавшись так, что слова мои исходили от меня не потоком, а так, прерывисто. Мать её занималась домашними делами во дворе, что было очень кстати. На вопрос мой она отвечала:
- Сегодня-то она уехала в город. Приедет только к вечеру. Но как я понимаю, случилось непредвиденное. Вы уезжаете?
- Да. Мы едем. Автобус подъехал раньше времени. В институте уже звонили в правление совхоза. Да и мы уже собрали весь урожай.
В салоне автобуса царило оживление, полный подъём радости, веселья. Я сел с левой стороны и пристально всматривался в каждую встречную машину, но особенно проносящиеся мимо автобусы. У меня было одно желание, горела одна только надежда - увидеть на секунду, на доли секунды её. Но свет этой надежды тускнел вместе с наступающей темнотой ненастного дня. В довершение ко всему повалил снег, и без того уменьшая мимолётный обзор, задвинутый в такую короткую рамку времени.
Одного только меня обходила эта приятная сторона всеобщего оживления, атмосферы радости от самой дороги домой, в город, в общежитие, в родной институт. Я не пел песни вместе со всеми, не шутил, не балагурил, обходила стороной меня эта звучная мелодия гитары. Я вглядывался в каждую встречную машину, просящуюся мимо и быстро в этой мгле разбушевавшегося ненастья. И не стереть было с окошка всё нарастающих снежинок, что прилипали, что закрывали и без того замутнённый обзор. В какой-то миг показался автобус. проскочил мгновенно мимо, и так же остался позади, ибо встречное движение сыграло свою быстротечную роль.
И резануло вдруг душу, и подсказало неведомое изнутри, сама интуиция сердца, что там была она.
Вздрогнуло сердце и закатилось, залилось, забилось тупой болью невыносимой тоски. Ненастный день передавал свою власть наступающей черноте вечерних сумерек. Так и со мной творилось то же самое. Но если эта ненастная погода, смена дня и ночи были явлением для природы обыкновенным, обыденным, то перемену эту в настроении моём таковым никак не назовёшь. То была грусть не та, была тоска неизведанная по тяжести своей, пришедшая нежданно, как непрошенная гостья. Зачем бы быть ей, и кто виновник посещения? Мог ли я предугадать такое возвращение в город, где оставалась та, по которой грустил при разлуке? Тоска, точившая тупой болью моё сердце, владела, была полной хозяйкой всех зачатков моих эмоциональных проявлений. В этой кипучей атмосфере веселья и радости был я лишь сторонним наблюдателем, такой отброшенной частью от целого единого. понимал я теперь, понимал, что виновницей всего этого была она, и только она. И я! И моё сердце! Но почему так, почему? И только мысли мои зажигали в этой тьме моей тоски какой-то свет надежды. спасительной надежды: "Я вернусь туда, вернусь".
10
Продолжение следует...
9
Я был совершенно здоровым, к тому же бодрым как никогда, когда на следующее утро шёл к своим. Был не только прилив жизненных сил, но невероятный подъём внутреннего психического и эмоционального состояния.