Эпизод на железной дороге.

                             

                                        
                                                         
     Вечер. Вокзал. Объявили посадку на пригородный поезд. Автоматические двери раскрылись, и длинная вереница пустых вагонов  всосала в себя пёструю толпу пассажиров. Суетливо рассевшись по местам, каждый из них занялся своим делом, поглядывая на часы в ожидании отправки электрички. Припозднившиеся пассажиры, боясь опоздать, в спешке пробегали по перрону, и только переступив порог тамбура с облегчением вздыхали. Вскоре все хождения прекратились; платформа опустела накрытая наступающими сумерками. Электропоезд медленно выполз из-под крыши вокзала и, выбрав свой, только для него предназначенный путь стрелой вонзился в горизонт.
   
      В тамбуре стоял мужчина, тяжело опираясь на палку. Его лицо, с воспалёнными от бессонницы глазами, покрытое жесткой  щетиной недельной небритости, выражало  напряженную внутреннюю борьбу. Некогда модный костюм был изрядно помят и носил на себе отпечаток чердаков и подвалов. В вагоне были ещё свободные места, но он не вошел  внутрь, а остался стоять здесь, в  тамбуре, отрешенно глядя в окно. Озабоченный своими тяжелыми думами он так и простоял там несколько остановок, и казалось, пытался на что-то решиться, но как только делал первый шаг не ведомая сила удерживала от намеченного действия. 
      А в основе его внутренних разногласий лежали — стыд и голод, которые и вызывали в нём борьбу духовного и физического начала, возникшие с той  самой минуты, когда закончились последние деньги, вырученные за проданное пальто.

    Роликовая дверь, отъехав в сторону, пропустила в вагон мужчину из тамбура.
    — Граждане! Настоятельно прошу извинить меня, но сил больше нет никаких. Ради Бога подайте, кто что может. Умоляю вас, дайте хоть кусок хлеба! Который день уже не ел.  Помогите!  Смилуйтесь! Не от хорошей жизни вас об этом прошу. Всё было у меня и дом, и семья и работа. Не думал никогда, что буду так стоять и клянчить себе на кусок хлеба. В первый раз сегодня решился. Вы не представляете как тяжело это— вот так просить  милости — каких сил стоило преодолеть себя. Но, Господи! Люди милосердные, сил нет больше, как хочется есть. …  В аварию попал, покалечился сильно, а инвалидности не дали. Вышел из больницы, с работы уволили, на другую не принимают, стал безработным. Пока имел здоровье, всем был нужен.  …  Жена бросила, к другому  ушла и квартиру продала. Вот и стал не только безработным, но ещё и бездомным. Две недели скитаюсь, что было личного — продал, дабы как-то выжить. Трудно в это поверить, но это так. 
    Я знаю, вы думаете: — мужик с виду здоровый, найди работу не попрошайничай, много вас таких сейчас расплодилось, шагу не ступишь, как на протянутую руку наткнёшься. Целые мастер – классы для нищих существуют, научат жалобно просить, чтоб слезу выдавить, грим наложат и в лохмотья оденут. Сам я, бывало, отворачивался от таких, не верил в их искренность — не жалел.  Ан вот как обернулось. Стою теперь пред вами и милости у вас прошу, и не по собственной воле, а волею провидения. Будьте милосердны, помогите, кто чем может. Кто чем может.
      Карает нас  господь за грехи наши: за черствость души, за не любовь к людям, за не умение прощать!  Да и то, правда,— в каждую руку милостыню не вложишь!  Не каждому поверишь! В душу-то к нему не заглянешь, не окунёшься в омут его горя. … А вы мне в глаза посмотрите!  Посмотрите, разве в них вы увидите Ложь!  Всё было у меня, в том числе и здоровье, и в раз не стало. Жизнь только осталась,  да Вера!  Помогите.  …  Не дайте потерять оставшиеся крохи !!!  Кто чем может, кто чем может.
    Пройдя вагон, он чуть помедлил у дверей, взглянув на опушенные головы сидящих пассажиров и обречённо вздохнув, вышел в тамбур, где на площадке курили двое. Жадно посмотрев на сигарету, опираясь на палку прошел к дверям. Поезд подъезжал к полустанку, погрузившемуся в матово-желтый свет одинокого фонаря. Двери вагона открылись — никто не вошел. Курильщики бросили окурки на платформу и скрылись в вагоне. Он шагнул вслед за летящими искрами сигарет.
      Электричка закрыла двери и тронулась. Мужчина один остался  на платформе.  Он поднял не докуренную сигарету, выпрямившись жадно и глубоко затянулся.
    Огни электропоезда, дрожа, растворялись в пространстве, унося с собой жизнь. Он смотрел в черную бездонную пустоту, в которой исчезала надежда, и обжигающая боль от истлевшей сигареты не могла отвратить его от мрачных мыслей.
      Стоя на самом краю железнодорожной платформы, он уловил далёкие звуки. Обернувшись, разглядел обозначившийся треугольник огней спешащего поезда. Далёкий протяжный гудок ознаменовал приближение  грузового состава.
      За парапетом перрона  чернела тяжёлая масса кустарника, сквозь который местами просвечивались  редкие огоньки поселка. Послышались голоса: подвыпившие люди с песнями возвращались домой с гулянки. Там бурлила жизнь, участником которой был когда-то и он.  Да, когда-то!  Вроде было это только вчера!  Протяни руку и дотронешься, вот она жизнь, рядом. А она проходит!  Ах, как хочется схватить всё уходящее, прижать крепко накрепко к себе и не отпускать. Никогда!
    Гудки извещали о приближении поезда. Невдалеке  обозначился железнодорожный переезд, вытканный  полосой из мигающих огоньков.
      Все куда-то едут, спешат.  А ему спешить некуда. Никто не ждёт.
Вопрос:  —  Для чего всё это ?
      Он обвёл взглядом пустоту возле себя, —  на платформе кроме него не было ни души. Фонарь, тускло освещавший трещины серого асфальта, давал жизнь нескольким мотылькам, шуршащим вокруг стеклянной колбы.
    Неприятие того что ожидало впереди завладело им не сразу, а  медленно вползало в его сознание уже несколько дней. Он старался преодолеть это и, как ему  показалось, переступил черту, когда униженный вошел в вагон с протянутой рукой, и  вот,  здесь на этом маленьком полустанке, одинокий и голодный  он презирал себя за совершенный поступок, но его искалеченное тело было не способно  противостоять  этому миру.
    Треугольник огней разрастался, превращаясь в яркие прожектора. Огромная сила, вырастая из темноты, стремительно неслась по проложенному пути.
      Он разжал кулак, в котором была зажата шапка. В ней тускло блеснул рубль, который подала ему престарелая чета, хотя и малая частица, но это может всё, что у них было. И ещё там было надкусанное яблоко. Девочка, бегавшая по вагону,  подошла к нему, взглянула на него своими большими глазами в которых был целый мир, что и невозможно объять, невозможно понять, не прожив жизнь. В этих глазах  был  восторг детского счастья и откуда-то из глубин исходящий вопрос:  —  Почему?  Она смотрела в его  глаза какое-то мгновение, и вдруг протянула своё яблоко.  Мужчина вспомнил её взгляд и крепко прижал яблоко к груди.
      Яркий свет прожектора осветил одинокую фигуру стоящую на краю платформы. Пронзительный звук  вместе с воздушной волной резанул по платформе. Человек  пошатнулся  и,  отступил назад от края.
                                                                                                            07.09.14.