Мистер Джин

«К чёрту всю эту ответственность, - подумал Джим и выкинул газету в ближайший мусорный бак. – К чёрту старика Томмэна и малютку Тисси. И миссис Честер с её вечно непропечёнными булочками. И бродягу с Третьей улицы. Всё к чёрту».
Взглянув на свои потемневшие от тяжёлой работы руки, Джим сплюнул на тротуар, закатал повыше рукава поношенного пиджака, явно сидевшего слишком свободно, и двинулся вниз по улице Уотертэн, больше не оглядываясь.
На прошлой неделе Джиму – или Мистеру Джину, как его любили называть в окрестностях Мэйсона – стукнуло пятнадцать. Отпраздновать событие, конечно, стоило, но вот времени не нашлось.
Со вздохом Джим подумал, что зря надеялся, будто в этот раз всё обойдётся. А вот и нет! Не обошлось! А всё эта чёртова ответственность, возложенная ему на плечи с самого что ни на есть рождения. А ведь родись он в клане какого-нибудь Белого Волка и, кажись, не пришлось бы так тяжко вкалывать.
Джим любил мечтать. Он любил представлять себя обычным ребёнком, которого защищают и окружают заботой родители. Но больше всего Джим любил придумывать себе прозвища. Представлять, как могли называть его, родись он пухлым карапузом в семействе, например, Тирстонов.
«Как там его? – Джим даже нахмурился, вспоминая. – Стэфан, да. Этот не любит, когда мать кричит «Cтэффи, сладенький, пора кушать». Родись я под её крылом и тоже бы стал “сладеньким” или даже “сахарным”. Вот была бы умора!»
Джим свернул в сторону маленькой церкви, мимоходом заглянул в булочную, открывшуюся на прошлой неделе.
- Как вы, мисс Стенли? – и только когда вопрос был произнесён вслух, вспомнил – он ведь решил покончить со всеми своими делами. Раз и навсегда. Никаких больше «конечно, я помогу, Тиффани» или «это же проще простого, Уилл!». Всё. Правда, теперь пышной Уинти Стенли уже нельзя было отказать и пришлось помочь расставить несколько поддонов свежей выпечки. Получив в награду свежий, ещё дымящийся пирожок,  Джим снова вышел на улицу.
Свежий ветер пахнул в лицо чем-то, больше всего походившим на запах костра в подворотне. Но теперь Джима это не заботило. Полный решимости остаться в стороне, он двинулся мимо церкви, а затем вправо, к Переулку Боуэла или попросту Вонючему переулку.
Вообще, Джима забавляло, что у каждого места было, по крайней мере, два названия. Да что говорить, даже у него самого и у людей, которых он знал, всегда находилось не меньше двух имён. Одно – важное, толковое, от него несло чувством ответственности и помпезностью. А второе – юркое, точное, умеющее раскрыть самую суть. Такое имя легко ложилось на язык и легко с него слетало.
Джиму нравились именно такие словечки, поэтому город в его речи звучал необычно, расплывался яркими красками образов. «После Чёртового Обрыва сверните направо, мистер. Там и найдётся ваша Пьяная Дуга», - отвечал он какому-нибудь джентльмену, ничуть не стесняясь.
Гордился Джим и своим вторым именем – Мистер Джин. Ведь не зря же его прозвали именно так! А всё потому, что Джим в свои пятнадцать успел прославиться умением Творить Чудеса. Каждый на улице Уотертэн и даже дальше неё знал – позови Джина и он в пять секунд сообразит, как починить калитку и откуда можно притащить старые железные трубы. А для малютки Тисси Джин мастерил настоящих Летучих Змеев, которые каждые выходные воспаряли в небо и купались в лучах света, то ныряя, то вновь поднимаясь к солнцу. А для старика Томмэна, Джин не скупился на маленькие кораблики, которые они вместе запускали по Милуокер, что за годы жизни Томмена из полноводной реки превратилась почти в ручей…
Много Чудес было на счету Джима, всего уже и не упомнишь. Но самое главное чудо – что ни один человек в Мэйсоне не знал, откуда, собственно, взялся Мистер Джин. Знали только, что в одно утро на пороге дома миссис Честер сидел смуглый парнишка со спутанными волосами. Женщина некоторое время с недоверием наблюдала за ним из окна, но потом вышла на крыльцо. Тогда парень обернулся и просто спросил:
- Эй, миссис, как ваше утро? Не нуждаетесь в паре рабочих рук?
В тот день Джим впервые отведал знаменитых непропечённых булочек Милли Честер. Та подарила ему целых три в благодарность за натасканную в сарай воду и постриженный куст сирени. Но именно в тот день, после того, как смуглый парнишка ушёл, Милли обнаружила, что неожиданно выиграла в лотерею целых 300 баксов, а потом на её крыльце появился ароматный букет роз, который простоял ещё две недели, прежде чем опасть.
А Джим продолжал ходить от дома к дому, всюду находя нечто полезное, что мог бы сделать. Вечером, так как идти Джиму было некуда, он чаще всего уходил ночевать на луг, раскинувшийся неподалёку. Он любил рассказывать, что не бывает в мире более мягкой и тёплой постели, чем свежескошенная трава, и что любой свет уступает августовским звёздам, которые разгораются над головой с заходом солнца…
Никто не знал и точный возраст Джина. Просто стало принято говорить о нём сначала как о тринадцати-, потом, четырнадцатилетнем… И вот, после официальной второй годовщины появления Джина на крыльце миссис Честер, Джим с гордость стал именовать себя пятнадцатилетним.
Конечно, были у Джима и недоброжелатели. Например, несколько хулиганов из Сгоревшего Квартала – старой части города, которую несколько лет назад отстроили после страшного пожара. Он разразился из-за попавшей в ветвистый дуб молнии. Больше всего Крысолов и Зуб не любили улыбку Джима. Они так ему и говорили: «Что скалишься, Малохольный?» - а Джим смеялся, слыша своё третье – как он любил говорить – имечко. От этого Крысолов и Зуб кидались проклятьями, шипели, но сделать ничего не могли.
Куда опаснее был Сторож. Сторожем Джим назвал строгого мужчину, без каких-либо признаков возраста. Этот имел привычку неторопливо обходить Мэйсон, сворачивая каждый раз новыми улочками, и стоило только Джину попасться ему на пути, как Сторож кидался вперёд и хватал его за руку или – что совсем неприятно – за ухо. И долго, вкрадчиво о чём-то говорил, но различить можно было только шумное, неприятное дыхание и свистящий шепот, сливавшийся в мешанину угрожающих бесформенных звуков. О таких происшествиях Джим не любил рассказывать. Но если его всё же спрашивали, отзывался коротко: «Сторож сторожал». И это означало, что несколько дней Джим только и сможет, что сидеть на углу Уотертэн, пока не придёт в себя.
Но сегодня – нет, сегодня в настроении Джима не был виноваты ни Сторож, ни Крысолов с Зубом. Ни даже старая газета, которую Джин почитывал, дожидаясь, пока обитатели Уотертэн проснутся. Сегодня всему виной был ветер. Тот самый северо-восточный ветер, что когда-то принёс его на Уотертэн-стрит.
Статьи в газете были малопримечательные, но тут ветер перевернул страницы и Джим прочитал: «Только у нас. В ночь на 1 августа. Она». И замер, потому что всё было ясно. Ветер шептал на ухо - Джим, мол, кончились твои спокойные деньки. Возвращается Ночь, и тебе придётся попотеть, если не хочешь начинать всё сначала. Ведь именно так оно в прошлый раз всё и кончилось. И началось заново на Уотертэн.
Ночь. Беспроглядная темень, способная поглотить все маленькие и незатейливые чудеса Джима. Она ходила за ним по пятам, иногда давая ему фору в год, а иногда в несколько месяцев. В этот раз Джим успел прожить на новой улице целых пару лет и это, само по себе, было удивительно. Что ж, тем темнее будет Ночь.
Не дойдя до Вонючего переулка, Джим резко развернулся и уставился придирчивым взглядом на маленькую церквушку, практически ничем не отличавшуюся от всех прочих домов на улице. И всё же что-то в этом домике было такого, особенного – может, маленькие оконца, может, ухоженное крыльцо. Но Джин точно знал: дело было в вере людей. Она окружала здание невидимым ореолом, который невольно заставлял останавливаться и благоговейно смотреть на строение со скромной протестантской символикой. Правда, сам Джим ни в какие религии не верил. Ему были ближе маленькие Чудеса – воздушный змей, лодка, спасённый из огня котёнок…
И Ночь угрожала всему этому. Где бы ни жил Мистер Джин, что бы он ни делал, рано или поздно улицу накрывала беспроглядная темень, и солнце не торопилось подняться и рассеять её. Темень могла провисеть над городом целый месяц или даже полгода. Обыватели крепко спали, теряя счёт времени, а Джим слонялся по улицам, силясь найти свет. Хоть какой-нибудь. Но огонь не горел, фонари не зажигались, зажигалки лишь беспомощно плевались искрами… В какой-то момент отчаяние настолько сильно захватывало Джима, что он звал ветер, и верный друг уносил его дальше. А Ночь, становясь полноправной хозяйкой, выжигала из памяти людей все воспоминания о его Чудесах. Когда солнце всё же вставало, о Джиме уже никто не вспоминал. Но не это печалило Джина больше всего. Что по-настоящему разбивало его сердце: похищая память, Ночь крала и радость людей.
Насмотревшись на церквушку вдоволь, Джим отвернулся и снова зашагал по улице. Теперь уже медленно, но верно снова поворачивая к Уотертэн. «Что ж, до первого августа осталось всего ничего – неполных три дня», - подумал Джим, наклоняясь и поправляя бутон нежного цветка, расцветшего прямо у дороги. Кто-то неосторожный, должно быть, наступил на него, но в руках Джима нежные лепестки выправились и снова набрали цвет. «Надо всё хорошенько продумать».
По натуре своей Джим не любил сдаваться. Но он уже перепробовал и заготовленные заранее костры с факелами, и попытки разжечь фонари. Он даже пробовал разбудить одного из жителей, в надежде, что человек сможет помочь ему. Однако Ночь была слишком сильна. Что же сделать на этот раз?
Задумавшись, Джин не заметил, как в переулке позади него появился Сторож. А когда повернулся, то было уже поздно. Мужчина резко шагнул вперёд, схватил пацанёнка за пиджак и толкнул к стене. А потом тоскливо то ли зарычал, то ли завыл, запрокидывая голову. В обычное время Джим бы испугался. Ну, или хотя бы удивился такой внезапной перемене поведения. Но сегодня он лишь упёрся ладонями ему в грудь и, что есть сил, оттолкнул.
- Отстань от меня! – заорал он на всю улицу. – Пошёл прочь!
Сторож замолчал так же внезапно, как и взвыл. Взглянул на Джима почти обиженно, а затем быстрым шагом дошёл до сворота на Вонючий переулок и скрылся в нём. Джин перевёл дыхание, поправил сбившийся пиджак. Он видел, что люди, выходящие из церкви, бросают на него заинтересованные взгляды, но это гадливое любопытство вызывало лишь отвращение.
- Тьфу, что б вас всех, - он сплюнул на тротуар и, отвернувшись, двинулся к Уотертэн, теперь уже не сворачивая.
Внутри него вместо радости, что он, наконец, сумел одержать над Сторожем победу, клубилось какое-то невнятное разочарование. Будто он ни за что, ни про что обидел ребёнка. «То же мне, чепуха!» - фыркнул Джим, пытаясь отделаться от навязчивых мыслей. Неужто ему не за что было врезать этому великовозрастному придурку? Конечно, было за что! Сколько раз он ловил его, сколько раз пугал только что не до смерти? Так ему и надо. А что люди смотрели – это, конечно, досадно, но вряд ли репутацию сумасшедшего можно испортить.
Хотя раннее утро было солнечным, теперь небо затянули тучи. Джин остановился на перекрёстке, чтобы отцепить от штанины колючку репейника,