Я смотрю в календарь, я знаю, что скоро зима.
Наша улица на глазах меняет цвета.
За решеткой желтой листвы я вижу птиц.
Моя двадцатая осень сводит меня с ума.
Я люблю этот город,
Но зима здесь слишком длинна.
Я люблю этот город,
Но зима здесь слишком темна.
Я люблю этот город,
Но так страшно здесь быть одному,
И за красивыми узорами льда
Мертва чистота окна.
Фонари за окном горят почти целый день.
В это время я не верю глазам, я верю часам.
И теперь я занят только охраной тепла.
Вот ушел еще год!
Сколько останется нам?
Я люблю этот город,
Но зима здесь слишком длинна.
Я люблю этот город,
Но зима здесь слишком темна.
Я люблю этот город,
Но так страшно здесь быть одному,
И за красивыми узорами льда
Мертва чистота окна.
«Я смотрю в календарь, я знаю, что скоро зима» - В городе нет природы, остаётся только смотреть в календарь, но и там лишь данные о приближающемся оскудении жизни.
«Наша улица на глазах меняет цвета» - В любом цвете улицы нет тёплых красок, лишь внешние изменения общей цветовой гаммы.
«За решёткой из жёлтой листвы я вижу птиц» - Я придумываю себе птиц там, где их нет, и не может быть. Уже осень, птицы улетели на волю, им нечего делать в тюрьме города.
«Моя двадцатая осень сводит меня с ума» - Цой здесь точно указывает, что ему всего лишь девятнадцать лет.
«Я люблю этот город, но зима здесь слишком длинна» - В Ленинграде сыро и холодно и дождливо. Промозглая погода, кажется, никогда не кончится.
«Я люблю этот город, но зима здесь слишком темна» - Цой любит город Ленинград. Этот город нельзя не любить. Он имеет своё лицо, великую историю и архитектуру. Но отношения между людьми стали тёмными, холодными.
«Я люблю этот город, но так страшно здесь быть одному» - Цой как бы обращается к городу с просьбой защитить его от одиночества. Но город молчит. То, что было когда-то в этом великом городе, прошло быть может, навсегда.
«И за красивыми узорами льда мертва чистота окна» - Внешне всё красиво и человеческие отношения, скованны приличиями, как красивыми внешне узорами, но за ними холод и чистота их мертва. В этих окнах пусто.
«Фонари за окном горят почти целый день» - Искусственное освещение утомляет, умерщвляет душу.
«В это время я не верю глазам, я верю часам» - Свет фонарей убивает не только время, но и глаза, которым перестаёшь верить, и остаётся только прислушиваться к неумолимому ходу Времени, навевающему тоску.
«И теперь я занят только охраной тепла» - Остаётся только охранять тепло в своей душе. Уже не до внешних положительных впечатлений. Хранить тепло везде, где оно ещё осталось.
«Вот ушёл ещё год! Сколько останется нам?» - Время проходит в городе бессмысленно. И как жаль, что жизнь уходит незаметно.
Как видим, Цой уже в девятнадцать лет понимал, что «порвалась дней связующая нить». Виктора воспитал Ленинград. Сделал его романтиком. Дал ему чистое восприятие и теплоту жизни. И тем тяжелее Цою было видеть приближение нового, урбанистического начала, разрушающего всё и вся. Об этом песня того же времени, или даже более ранняя «Москва». И если песня «Город» - лиричная и печальная, то в «Москве» Виктор откровенно поёт о том, что презирает:
А мне не нравится город Москва,
Мне нравится Ленинград.
Мы - рано созревшие фрукты,
И значит, наш раньше съедят.
Я люблю, когда есть чего пить,
Я люблю, когда есть чего есть,
Я налит своим собственным соком,
Не хочешь ли ты меня съесть?
Я доволен, если мне хорошо,
И я зол, если плохо мне.
Я блюю, если я перепью,
Я лет десять живу во сне.
Я люблю, когда есть чего пить,
Я люблю, когда есть чего есть,
Я налит своим собственным соком,
Не хочешь ли ты меня съесть?
Я упал, подбирайте меня,
Я уже начинаю гнить,
Я дам смерть тем, кто хочет смерть.
Я дам жизнь тем, кто хочет жить.
Я люблю, когда есть чего пить,
Я люблю, когда есть чего есть,
Я налит своим собственным соком,
Не хочешь ли ты меня съесть?
«А мне не нравится город Москва, Мне нравится Ленинград» - Виктор сразу заявляет о том, что ему не нравится торгашеский город, прямо противопоставляя его культурному историческому аристократическому граду.
«Мы - рано созревшие фрукты, И значит, наш раньше съедят» - Таланты зреют в Ленинграде, а едят их в Москве.
«Я люблю, когда есть чего пить, Я люблю, когда есть чего есть» - Я приезжаю в Москву для того, чтобы сытно пить и есть.
«Я налит своим собственным соком, Не хочешь ли ты меня съесть» - Но в конце концов москвичи меня съедят, потому что я налит собственным соком, а они анемичны и душа их пуста, стало быть будут за свои средства пожирать других.
«Я доволен, если мне хорошо, И я зол, если плохо мне. Я блюю, если я перепью, Я лет десять живу во сне» - Я сознательно отдыхаю в Москве с безнравственными людьми, и я отвязываюсь по полной программе с ними. Заметим, что Цой с десяти лет уже видел, с кем рядом ему приходится жить.
«Я упал, подбирайте меня, Я уже начинаю гнить» - Вот вы хотели, чтобы я был таким же, как вы? – Получите неприятность, и я падаю и гнию в вашем комфорте.
«Я дам смерть тем, кто хочет смерть. Я дам жизнь тем, кто хочет жить» - Дам вам то, что вам предназначено, чего вы достойны. Жизнь я дам не вам, но тем, кто хочет жить, а не умирать.
Цой восемнадцатилетним юношей уже почувствовал тлетворный торгашеский дух Москвы, её «высокое» предназначение от библейской цивилизации потреблять «эту страну». Уже тогда, в начале восьмидесятых годов, в конце брежневского застоя гениальному советскому юноше было ясно, откуда и зачем начнёт работу продажная верхушка так называемой «советской интеллигенции», сжирающая на корню всё то, что налилось чуждым им собственным соком, в «этой», презираемой ими стране.
Ночной Грабитель холодильников
Он ночью выходит из дома,
Забирается в чужие квартиры,
Ищет, где стоит холодильник,
И ест. Ест.
Люди холодеют от страха,
Стоят холодильники пустые.
Он открывает их холодильник
И ест. Ест.
Люди болеют, люди умирают.
Люди болеют, люди умирают.
А он ест. Ест.
Люди крепко запирают квартиры,
Покупают пулемёты и гранаты,
Он приходит и проходит сквозь стену
И ест. Ест.
Никто, никогда его не видел.
Стоят холодильники пустые...
Люди болеют, люди умирают.
Люди болеют, люди умирают...
Люди болеют, люди умирают.
Люди болеют, люди умирают...
Он ест. Ест.
Он ест. Ест...
Все очень смеялись над этим очередным приколом Цоя. Со смехом подпевали Виктору, разумеется, не понимая, о чём эта «весёлая» песенка.
А песенка эта очень реалистичная и совсем даже не весёлая, а страшная в своей откровенности.
Хотя бы догадались задать себе вопрос о том, кто же это «Ночной грабитель холодильников»? И почему именно Он холодильники грабит? Почему питается только холодной замороженной пищей, той самой, которую заготовляют впрок?
Холодильник – это средостение кухни в городской квартире. Это как-бы материализация души жильцов. Весь современный город – это огромный холодильник с отмороженными мозгами.
Жалкие обездоленные по указке сверху люди чего только ни готовы сделать, чтобы защитить свой холодный бездушный быт, но всё напрасно, потому как не хотят жить здесь и сейчас естественной натуральной жизнью, но всегда заняты заготовками впрок.
И невдомёк им, что холод в их «личные» души – в их холодильники проникает из Единого Центра. И вот, Тот, кто Там, сверху жизни обывателей, Тот и Ест их.
И пока не изменишь принципиально серую эгоистичную жизнь. Пока не перестанешь заботиться только о «своём» личном будущем, Тот, кто сверху будет Есть.
И не помогут людям «пулемёты и гранаты», и любой запор в квартире, где есть холодильник, не спасёт «холодных от страха», «умирающих и болеющих» людей.
Их будут есть до тех пор, пока не откажутся от холодильников и не вернутся к естественной жизни на земле при свете «Солнечного Дня в ослепительных снах».
На кухне
Ночь, день - спать лень.
Есть дым - чёрт с ним.
Сна нет - есть сон лет.
Кино - кончилось давно.
Мой дом, я в нём.
Сижу - пень пнём.
Есть свет, сна нет.
Есть ночь - уже уходит прочь.
Стоит таз, горит газ.
Щелчок - и газ погас.
Пора спать - в кровать.
Вставать, завтра вставать.
Понятно, что эта песня о бессмыслице городской жизни, где человек укоренился, как пень от древа жизни. «Кино кончилось давно» - кончились хорошие впечатления от чужого прошлого, а своего нет ничего. Только «дым с чёртом» от прошлого огня. Не спится в этом сне лет. Даже ночь уходит прочь не оставляя следа в душе. Есть искусственный свет, есть газ, есть возможность зажечь и потушить мёртвый синий огонь.
Сюжет для новой песни
Я сижу в кровати, только что из ванной,
С мокрой головой.
На улице мороз, и рано, как ни странно,
Я пришёл домой.
За стенкой телевизор орёт,
Как быстро пролетел этот год,
Он так похож на прошлый год,
Я в прошлом точно так же
Сидел один, один, один...
В поисках сюжета для новой песни.
Я не умею петь о любви,
Я не умею петь о цветах,
А если я пою, значит, я вру...
Я не верю сам, что всё это так.
За стенкой телевизор орёт,
Как быстро пролетел этот год,
Он так похож на прошлый год,
Я в прошлом точно так же
Сидел один, один, один...
В поисках сюжета для новой песни.
В городе всё нелепо и странно, и ванная и мокрая голова после мороза на улице и ранний приход домой, где достаёт бессмыслица жизни с орущим телевизором о том, как быстро уходит жизнь. Один год похож на другой и нужно заниматься поиском сюжета для нового, когда вокруг всё старо и однообразно, и одиночество стало уже невыносимо.
Как тут петь о любви и цветах? Не врать же себе и другим.
Каждому солнце светит
Серая тень,
Обручи-мысли давят мозг.
Каждый день.
И я не знаю, как мне быть,
Сижу целый вечер дома.
На улице - дождь.
Мой телефон молчит, как труп.
Словно пень,
Тихо сижу, готов завыть.
И кажется день огромным,
Кажется день огромным,
Кажется день огромным.
Ты получил липкий стакана поцелуй
И затих, и не желаешь ничего.
Бросаешь слова на ветер.
Сколько таких, сколько таких, как ты,
Сидят по углам и каждый занят ерундой.
И каждому солнце светит,
Каждому солнце светит,
Каждому солнце светит.
Серая тень осталась от жизни и это не даёт покоя Виктору. Мысли, как тяжёлые обручи давят мозг, ищут выхода в творческой душе. Остаётся хранить себя от уличных впечатлений, чтобы выразить эти тяжёлые мысли.
