4.2.
Лифт привозит каждого учащегося на самый верх «кнес»-башни, на огромную круглую площадку для утреннего построения.
Утро начинается со строевой подготовки, речи директора «школы максималов», напутствия на день, которое заканчивается хоровым исполнением гимна корпорации и приветственным кличем, после чего мы расходимся по классам. Электронный ежедневник имеет коммутацию с портом лифта-шлюза, подобно персональному ключу, которым я пользуюсь в городе. В результате мне не надо помнить своего расписания: каждый раз, когда я подключаюсь, шлюз распахивается в нужное мне помещение, согласно плану.
Мы почти не занимаемся полными аудиториями, чаще по двое, реже по трое с одним или несколькими педагогами одновременно. От нас требуется полное усвоение программы, прежде чем педагог внесет отметку «завершено» в мой ежедневник. Это будет означать, что в данную аудиторию лифт меня больше никогда не привезет. По «завершенному» предмету» мне будут ежедневно присылать персональные тесты на терминал в комнате самоподготовки, чтобы я не забывал пройденное. Если хотя бы один тест не будет мною решен на «отлично», я не смогу покинуть комнату для самоподготовки, в результате могу лишиться общего ужина, а то и вообще угодить под санкции.
Туго, наверное, приходится здесь иным ученикам, но меня всегда выручало «ботаническое» прошлое и отменная память. Так что в комнате для самоподготовки, где постоянно царит «жужжащая» атмосфера, я обычно долго не задерживаюсь, мгновенно перемещаясь в шлюз терминала.
Рассчитывать на постороннюю помощь в этой системе обучения невозможно: в шлюз можно попасть только в одиночку, в нем блокируется любой тип связи, кроме оптоволокна компьютера, но вызвать на экране монитора окно какой-либо параллельной программы, типа скайпа или другого коммуникатора, также невозможно. Поэтому ты оказываешься один на один с беспристрастным экзаменатором и уповаешь только на свои мозги и отсутствие клаустрофобии.
У меня сегодня по плану: двойная алгебра, двойная физика, геометрия и астрономия, а на закуску – химия и обществознание. После обеда, кроме домашних заданий, тесты по психологии, биологии, географии, основам медицинских знаний и истории искусств. Эти предметы были завершены мною в первом семестре, и меня будут ими мучать до конца учебного года, когда придет время сдавать их аттестационной комиссии в старом городе…
Вспоминаю дебаты, которые разгорелись в моей семье в первые дни после присяги, когда нужно было подписать приложение к договору с корпорацией по поводу профиля моего обучения. Мама упорно пыталась доказать, что в возрасте двенадцати лет невозможно с уверенностью выбрать дальнейшую судьбу и в своей аргументации постоянно обращалась ко мне с вопросом: «Ведь так?» – словно ища у меня поддержки своим словам. Я мало что понимал, но кивал, соглашаясь, и ей и отцу, который выдвигал ровно противоположные аргументы. Все сходились на том, что если выбрать какой-то узкий профиль, то это может сломать мою жизнь, если я впоследствии разочаруюсь.
Папа считал, что я должен стать инженером-электронщиком, так как это больше всего отвечает моей компьютерной зависимости. Дядя Джон пророчил мне карьеру военного офицера, несмотря на мой весьма тщедушный в ту пору внешний вид. Алиса соглашалась, что компьютерная грамотность – вполне достойное поприще, но отмечала при этом, что естественные науки типа биологии с химией меня всегда привлекали, еще когда она сама готовила в школе свои научные проекты по этим предметам, на основе опытов, которые мы с ней совместно проделывали. Мама же, как обычно, считала, что будущее за новыми технологиями, и совершенствоваться надо в математике и кибернетике.
Мне же самому импонировало высокое мнение дяди Джона и его репутация героического офицера, прошедшего огонь и воду не в одной военной кампании, и я считал, что защищать Родину – действительно достойное мужчины занятие.
Выслушав мое мнение в тишине, семья вынесла вердикт: подготовка военного инженера! Этот, якобы, компромисс привел к тому, что моя нагрузка сейчас была попросту неимоверной! Другой бы на моем месте уже свихнулся от объема знаний, который в меня впихивали (львиная доля которого уже сейчас лежала за пределами программы колледжа для семиклассника), но я ничего, как-то умудрялся соответствовать!
Насколько мне было известно, многие из моих однокашников и половины предметов моего персонального учебного плана не собирались осваивать, но мне было на это наплевать.
Кроме всего прочего: а чем еще было заниматься в «кнесе», если не учиться? Вечера были расписаны под спортивные занятия, на развлечения времени не отводилось. Максимум, что можно было себе позволить, это засидеться после спорта в сауне с джакузи, если удавалось пересечься там с одним или парой своих знакомых по общему учебному плану. Но, как ни странно, этим занимались очень немногие и, чаще всего, старшекурсники. Поэтому нам, салагам, ничего не оставалось, как возвращаться в свои отсеки, где можно было скоротать остаток времени до отбоя за просмотром видео по кабельному или прослушиванием музыки в плеере.
Спускаться на территорию «Резиденции» нам не полагалось совсем, чтобы не вызывать вопросов у гостей базы отдыха. Ни Тима, ни Карину, я за все время пребывания в «колледже» не повстречал ни разу, хотя знал, что в том же зале ресторана, расположенном этажом выше основного, Карина кормит свою «малышню», но их расписание никак не стыкуется с нашим…
Да и, правду говоря, мне немного странно думать о том, какой могла бы быть эта встреча теперь: ведь эти люди знали, что меня ждет, и ни словом не обмолвились об этом моим родителям!
Впрочем, мне ли их винить: они, как и все мы – под присягой, а с этим в наших кругах шутить не принято…