Махоня

1.

Маленькая она была, как Дюймовочка. И фамилия – Махонина. А вообще-то  её Люсей звали. Только так родители называли, да учителя. А все остальные – просто Махоня. Она не обижалась. Такая Махоня-тихоня.

Алёшка с ней всю жизнь был знаком. В один год родились, в одном дворе жили, в одной песочнице играли. Это первое, что он помнил о детстве. Она совочком нагружала его игрушечный грузовик песком, а он, натужно воя, словно тяжелогружёный автомобиль, отвозил его в противоположную часть песочницы и высыпал, просто переворачивая грузовик.

Однажды Люська-Махоня больно ударила его игрушечным ведёрком по голове и он ревел… Фу, стыдоба… Хотя, сколько ему там было? Года три, наверное.

И в школу они пошли вместе, даже  в один класс. Люську посадили за первую парту, она меньше вех была. А Алёшку подальше, с Ниной  Окуловой. Нинка тоже с их двора, общая их подружка. Нинка -  крупная, здоровая. Что ей впереди-то сидеть.

Махоня училась хорошо, писала ещё лучше. Почерк ровненький-ровненький. Вот ей и поручали стенгазеты писать. Она и писала. А ведь сколько переписать надо было, все заметки.

А однажды в их дворе художник объявился. Просто к тётке Тоне приехал племянник и  поступил в художественное училище. Ох, и здорово рисовал! И природу, и их двор, и другое. А однажды решил  нарисовать карандашный портрет.  С натуры. Тетка Тоня не получилась. Минут десять посидит и всё -  дела у неё. А ему долго надо. Вот он ребят и уговорил позировать. Лёшка тоже «моделью» был. Сначала он неподвижно  сидел. Потом у него коленка зачесалась, так зачесалась! Потом нос… А потом Гена его прогнал. Ну, не было «модели» во дворе, решительно! Смотреть-то все готовы, да комментировать, а вот посидеть…

И вот тут  во двор Люська вышла. И у неё получилось. Гена, наверное, три часа её рисовал, стирал, поправлял, а  она сидела, ни разу не шевельнулась. Терпеливая.

И другом она была хорошим. Однажды Лёшка ногу стеклом проколол. Кровищи было! Так она домой сбегала, воду принесла,  зелёнку и бинт. Стекла пальчиками своими маленькими все вытащила, промыла, забинтовала.

Во всех играх во дворе участие принимала, даже в самых отчаянных, но не высовывалась, не командовала, наоборот, подчиняться умела.

Короче, свой парень была Люська-Махоня.

А классе в седьмом все они влюбляться начали. Ну, сначала девчонки, конечно…  И ему записки с сердечками таскали. Махоня и таскала. А от кого – не говорила, улыбалась только загадочно.

Вечерами они любили под старой липой собираться.  Там брёвна лежали и скамейка стояла.  Болтали, страшные истории рассказывали, пели под гитару. Венька Орехов мастер был под гитару петь. Сам и играл. Хорошо играл. Только  кино новое выйдет, да если с песнями, он уж и музыку  подобрал, и слова откуда-то вызнал…

Мечтами там же делились. Кто куда после школы. Махоня хотела учительницей быть.  Венька в лётное собирался. Он уже и с парашютом прыгал с вышки в парке. Нинка  пока не знала точно. И в медицину её тянуло, и в геологи. А Лёшка точно знал – на завод пойдёт, инженером будет. Ну, и из соседних дворов к ним на посиделки приходили, попеть, послушать, тоже планами поделиться…

Двадцать второго июня у них выпускной вечер был.  Экзамены сдали, в институт только в июле сдавать, целый месяц впереди! Ну,  готовиться, конечно, нужно…

Всю ночь  они гуляли,  пели, танцевали… На набережной было, как в праздник. Все школы вышли, все выпускники города. Так и есть праздник – новый этап в жизни начинается! Домой Лёшка пришёл под утро, сразу спать завалился. А часов  в двенадцать мать его разбудила. Лицо бледное, губы дрожат…
- Вставай, Лёша! Война… Отец уже в военкомат ушёл…

…Вот и кончилось детство. Быстро. Он не ожидал, что так быстро.  В сентябре под липой ещё кое-кто собирался, только реже и разговоры были другими.  Нина пошла работать в госпиталь, там руки, ой, как нужны. Он сам – на завод, отца заменить. Восемнадцать будет, тоже пойдёт на фронт. Венька уже ушёл   и песен больше не слышно. А Махоня-тихоня  на какие-то курсы пошла. Машинописи, что ли.  Ну, что ж… Каждому своё. У неё тоже отец воюет.

2.

Война для Алексея по-настоящему закончилась в сорок шестом году. Уже в Германии перед самым объявлением победы был тяжело ранен – нарвался на мину. За всю войну ни разу, а тут…  Повалялся по госпиталям, ногу отнимать хотели. Выкарабкался… Хромать теперь всю оставшуюся жизнь будет.

Домой приехал поздним вечером, так поезд пришёл. Ехал – удивлялся: нормальный поезд, не эшелон, люди едут куда-то, спят, едят…

Окна его квартиры были тёмными, значит, мать в ночную смену. Ключ нашел под ковриком, как раньше…  Осматриваться не стал – бросил вещмешок и на улицу, к матери, на завод. Столько ждала! Отца не дождалась…

На улице папиросы достал, спичек, как не хлопал себя по карманам, не нашёл. Под липой  слабый огонёк промелькнул. Подошёл к скамье. Скамью, конечно, новую поставили. Ту, наверное, в войну сожгли, с дровами туго было. И брёвен нет.

- Друг, огоньку не найдётся? - спросил негромко.
Чиркнул спичкой, слабое пламя осветило лицо сидящего на скамейке.
- Нина?.. Ты?..
- Вернулся… Привет, – безучастно ответила Нина.
- Вернулся вот…
- Молодец, что живой…
Он присел рядом.
- А наши как? Мать писала, что все воюют… Воевали, - поправился он.
- Так все и ушли… Год призывной.
- Живой кто?
- Живой-то? Санька Самохвалов с того двора. Потом Костя Безуглов … Без обеих ног, минёром он был. Хорошо, что так…А Гена-художник погиб. И Оля Пылаева – тоже… Венька вернулся, - с какой-то горечью произнесла она.
- Венька? Как он?
- А никак. Пьёт… Увидишь сам завтра. Проспится…
- А…
- Я за ним замужем. Вот со свадьбы и пьёт… Без руки он. Гитары больше не будет. Мне же в школе ты нравился, - усмехнулась она, доставая новую папиросу. – Люська Махонина от кого тебе записки носила? От меня…  А потом я Веньку полюбила. Всю войну его ждала, письма писала… Дождалась… Каждый день обещает, что всё, и – снова… Всё воюет, геройствует…
- Я завтра зайду к нему. Можно?
- Давай, - вздохнула она.- Может поймет, что война кончилась… И что не один он герой-то…
- А Махоня где? – помолчав, спросил он.
- Вот… Всё ждала – спросишь? Нет? Нет Махони… Погибла Махоня… Она же на фронт за тобой следом ушла.  Она снайпером была , наша Люська… Там такие и были нужны, терпеливые, сдержанные, аккуратные. Помнишь, как в тире она всегда лучше всех стреляла?  И на курсы она ходила не для того, чтобы машинисткой стать…  Погоди, сейчас вынесу тебе…
Нина легко поднялась и скрылась в подъезде дома. А он сидел, ошарашенный известием… Махоня… Маленькая, хрупкая, Дюймовочка…. «Гады проклятые… Гады! Мало я вас положил, нужно больше было…»
Нина появилась через несколько минут.
- Вот, держи…- протянула ему свёрнутый в трубку лист бумаги.
- Что это? – спросил, разворачивая.
- Это она тебе велела передать…Она же любила тебя, Люська, Махоня наша…. Только ты не догадывался. Это её портрет. Помнишь, Гена рисовал?
Она зажгла спичку и поднесла к портрету. В неверном, колеблющемся пламени, лицо Махони казалось живым, чуть улыбающимся, тёплым…
«Как же так… Как же так, девочки… Нам трудно было, а вам?  Прости меня, Махоня, прости, Люся, Люсенька…»

3.

…Ветеран войны Алексей Иванович давно уже дед... Дети взрослые, внуки подросли.
В их с женой квартире  на одной из стен висят два портрета:  отца Алексея Ивановича, погибшего на фронте,  и карандашный портрет девочки лет пятнадцати - Героя Советского Союза, снайпера  Людмилы Андреевны Махониной.  Махони-тихони...

На снимке: Наталья Венедииктовна Ковшова (26 ноября 1920 — 14 августа 1942) — Герой Советского Союза, снайпер во время Великой Отечественной войны.