На свою голову
- Нет, вы только посмотрите на неё! – учительница физики, Алла Геннадьевна, всё больше распалялась. – Она не знает закона Бойля-Мариотта! Да что там Бойль-Мариотт – е й и на наши, российские, плевать! Да чему тут удивляться, когда сестра вертит задницей перед иностранными агентами! Чтоб ей сгнить в этой тюряге!
В классе раздались смешки. Впрочем, едва ли ученики особо слушали, что говорит учительница. Скорее их забавляло то, как выделяется у Аллы Геннадьевны второй подбородок, когда она злится. Да и глаза её, от природы большие и тускло-серые, в тот момент и вовсе походили на жабьи. Лишь Алёне было явно не до смеху. Как оплёванная, стояла девочка у доски, глядя куда-то в пол. Алла Геннадьевна тут же это заметила:
- Что, Филимонова, стыдно своим одноклассникам в глаза смотреть? Нет уж, дорогая, давай смотри! Смотри!
Схватив Алёну за подбородок, она резко подняла ей голову вверх. Девочка попыталась отвернуться, но учительница тут же повернула к смеющимся одноклассникам. Совсем как Рольф из «Семнадцати мгновений весны», заставлявший радистку Кэт смотреть, как мучают её ребёнка.
- Запомни, милочка, сядешь в тюрягу, как твоя Ирочка, никто с тобой цацкаться не будет! Выйдете оттуда беззубыми старухами (если вообще выйдете). И хорошо, если ещё туберкулёз не подхватите!
Последнюю фразу она сказала таким тоном, словно хотела сказать: и хорошо, если подхватите.
Когда Алёна в слезах выбежала из класса, на лице учительнице отразилось удовлетворение.
- Так, Филимоновой ставлю неявку. Ну-ка, кто расскажет мне про закон Бойля-Мариотта?
Дима Чижов собирался как раз возвращаться в класс, когда в коридоре его чуть не сбила с ног плачущая Алёна.
- Алёнк, ты чего? – но тут же догадался. – Опять эта грымза?
Девочка в ответ только кивнула.
- Ну, хочешь я ей жабу в сумку положу? Наловлю на даче. Она прыгнет, а Геннадьевна будет визжать. Или пластилин ей в волосы? Замучится отлеплять.
- Ты что, она ж тогда тебя съест!
- Подавится!
Алёна невольно улыбнулась. Как же она завидовала Диме! Всегда сумеет дать отпор. Во всяком случае, плакать при обидчиках точно не будет. И Ира такая же. За весь год ни словом не пожаловалась, как ей плохо в тюрьме. Сколько раз Алёна давала себе слово, что в следующий раз, когда Алла Геннадьевна будет к ней цепляться, она не станет плакать. Но каждый раз слёзы текли сами по себе. Диме проще – Геннадьевне так и не удалось ударить его в самое больное место. Хотя к нему она тоже цеплялась. Главным образом из-за неё.
С самого детства Чижов был ей другом. И хотя он старше всего на один год, вёл себя почти как взрослый. Тот, кто видит Диму в первый раз, мог бы подумать, будто он чуть ли не каждый день пугает учителей лягушками и делает им разные пакости. Но Алёна прекрасно знала, что такие штучки не в его характере. Разве только ради неё он выкинет что-то такое.
Точно так же Дима знал, насколько абсурдны обвинения против Алёниной сестры. Ира – сторонник мирных демонстраций. Ну не будет она бить витрины, швырять в омоновцев камнями, переворачивать туалетные кабинки, отрывать асфальт.
Но если бы даже Иру посадили не безвинно, почему он, Дима, должен раздружить с Алёной? Пусть эта Геннадьевна своих друзей предаёт сколь угодно, а от него такого не требует.
- Ой, Дим, тебе же на урок надо, - произнесла Алёна, будто опомнившись. – Белка будет ругаться.
Дима в ответ только отмахнулся:
- Да урок уже вот-вот закончится. Давай лучше здесь посидим.
Последний урок. Наконец-то! Это словосочетание – радость не только для учеников, но и для учителя. Хотя чему тут радоваться? Ещё ж надо тетради проверить. Работы на весь вечер. А ещё этот Серёжа Ракитин – как наделает ошибок! Но с ним надо быть помягче – у него папа в департаменте по образованию работает. Зато Филимонова… Ну, с ней можно не церемониться. Вот если бы её сестра, вместо того, чтобы по митингам бегать, учила физику получше, сейчас бы не сидела за решёткой.
Так думала Алла Геннадьевна, размашисто шагая по школьному коридору в сторону учительской. На мгновение в её голове мелькнула мысль: может, зря она сегодня так с Алёной?..
А впрочем, почему она должна жалеть Филимонову? Госдеп США разве пожалеет кого-то, когда с помощью таких, как Ира, развалит Россию? Они же, белоленточники, все проплачены. На американские доллары позарились. За них они не то что Родину – души свои продадут.
«Правильно Путин говорит: по башке их надо! А то они…»
Мысль свою она так и не закончила. Что-то просвистело у самого уха…
«Достали, сволочи! Достали!» - думал Пётр Ёлкин.
Причиной учительского гнева была написанная мелом на доске фамилия. Не поленились английскими буквами нацарапать, лишь бы учителя позлить. Всю жизнь теперь этот десятый «Б» будет помнить, как их учитель пришёл на урок с фингалом. Чёрт же его тогда дёрнул задать на дом статью про Нельсона!
В ярости Пётр Васильевич схватил со стола учебник и, не глядя, швырнул в сторону. Книга, со свистом пролетев мимо классной доски, устремилась через открытую дверь в коридор.
Шаги в коридоре тут же стихли. Послышался грохот, как будто упало что-то тяжёлое. Книга? Да нет, не похоже. Даже от «Большой Советской Энциклопедии» такого громкого звука бы не было.
Удивлённый Пётр Васильевич выглянул в коридор. Всё оказалось страшнее, чем он думал. На полу лежала Алла Геннадьевна, а рядышком – у самой головы – злополучная книга.
«Вот блин, попал! – с ужасом думал Ёлкин. – Влетит мне по первое число!»
Озираясь, он подошёл поближе к учительнице. Она была без сознания, но дышала. Последнее весьма обрадовало Петра Васильевича.
Неожиданно шаги заставили его вздрогнуть. По коридору шёл Дима Чижов. Один.
Ёлкин вздохнул с облегчением. Это хорошо! Значит, никто ничего не видел.
- Стыдно, Чижов! – напустился он на ничего не понимающего Диму. – Ты же мог её убить своей книгой… Алла Геннадьевна, Вы меня слышите?
Учительница чуть слышно застонала.
- Ну что, Димочка, доигрался…
- Это не я, Пётр Васильевич…
- Это ты будешь объяснять директору.
Перемена. Оживлённый школьный двор, стоящие на крыльце мальчики и девочки… А вот она – Света, стоит болтает о чём-то с подружками. Все они отчего-то смотрят вверх.
Коля подошёл поближе. Сверху послышалось жалобное мяуканье. Подняв голову, мальчик увидел рыжего котёнка, сидящего на ветке. Видно было, глупышка залез на дерево, а как спуститься – не знает. Девочки тоже не знали, как его оттуда снять.
«Давай, Вавилов, это твой шанс!» - сказал мальчик сам себе.
Пожалуй, единственный шанс, чтобы гордая и неприступная Света обратила на него внимание. Другого может не быть.
Разбежавшись, Коля ухватился за ветку обеими руками, подтянулся, встал во весь рост. После чего с гордостью глянул вниз. Девочки из восьмого «А» стояли, задрав головы кверху. И Света… Света смотрела на него. Не свысока, как обычно смотрят на тех, кто на класс младше, а напротив – снизу вверх.
Отступать после такого было бы безумием. Изловчившись, мальчик схватил ветку, что была над головой. Забрался, переводя дух.
Рыжик сначала не желал отпускать ветку. Но в конце концов, решив, по-видимому, что лучше уж довериться человеку, дал себя снять и взять на руки.
«Хорошо бы теперь спуститься» - подумал Коля.
Но вдруг его взгляд упал на окно кабинета английского. Чёрт! Этого только не хватало! Учитель! Увидит, что ученик по деревьям лазает – влетит по первое число.
- Что там, Коль? – спросила Света, видя, что он мешкает.
- Да Ёлкин этот. Подожду, пока уйдёт.
Учитель тем временем отвернулся, посмотрел на доску. И вдруг схватил со стола книгу и со злостью швырнул в коридор.
- Ого! – воскликнул удивлённый Коля.
- Чего там? – глаза девочек разгорелись любопытством.
- Да озверел конкретно. Книгами швыряется.
- Да ну!
- Да не, реально взял и кинул!.. Так, вроде ушёл. Спускаюсь…
Спускаться оказалось ничуть не легче, чем подниматься. А вернее сказать, ещё труднее и опаснее. Положение усугублялось тем, что теперь он был не один.
К счастью, рыжик был так напуган, что особо не пытался вырваться. Опомнился лишь когда мальчик, наконец, достиг земли. Соскочил и убежал прочь, оставив порядком вспотевшего Колю стоять перед Светой в позе Наполеона.
- Ну, Колька, ты монстр! – в глазах Светы было неподдельное восхищение.
- Рад стараться, - скромно ответил мальчик, потупив голову.
«Для тебя, Свет, - добавил он уже мысленно, - я готов хоть каждый день по деревьям лазать».
«Ну, Чижов, я этого так не оставлю! – думала Алла Геннадьевна, взбивая больничную подушку, чтобы была мягче. – За подружку свою, значит, мстил? Ну, держись у меня, дрянь мелкая! Поставят тебя на учёт в милицию, уж я об этом позабочусь!.. Ох, чуть не убил, зараза такая!».
Перевязанная голова болела так, словно по ней стучали молотком. Врачи говорят, ничего серьёзного. Скоро выпишут. Скорей бы уже – надоели эти койки, эти старые истерички, у которых вечно что-то болит, хамки-врачихи, которые бесплатно и клизму не поставят, и вдобавок питание – скотину и то кормят лучше. А Чижов этот бегает, развлекается, ест и спит у себя дома. Ну ничего, он ещё ответит за все её страдания! Отольются кошке мышкины слёзки!
«Что за дети? – думал Ёлкин, возвращаясь домой неделю спустя. – Это же сволочи!»
Мало того, что на переменах выбегают во двор и лазают по деревьям, так они ещё и заглядывают в окна школьных кабинетов. И, что самое противное, всегда рады настучать на своего учителя.
И ведь не то, чтобы этот Вавилов из седьмого «Б» так уж дружил с Чижовым! Даже, считай, не общались! Ну, поставили бы его на учёт в детскую комнату, и что? Так нет же, надо в присутствии завуча признаться, что залез на дерево и увидел, как англичанин книгу кидает. Своих проблем, что ли, мало? Да любой нормальный человек на его месте молчал бы в тряпочку!
А потом из-за таких вот любителей стучать порядочным учителям на педсовете попадает по полной программе. Сколько унижений приходится терпеть от директора, завуча и своих же коллег! Стоишь, как оплёванный, что-то лепечешь в своё оправдание. Фу, вспоминать противно!
Хуже всего, что Алла Геннадьевна – дамочка мстительная, обид не забывает. Уж в этом Ёлкин имел возможность убедиться. Ещё когда сам сидел за школьной партой. К нему-то она особенно не цеплялась, да и не с чего было. Но его одноклассница Катя Дубровина, наверное, до окончания школы жалела, что однажды на уроке, заметив, что учительница написала не ту формулу, вздумала её поправить. Собственно, Алла Геннадьевна и до этого относилась к Кате не особенно хорошо. Ну а после так и вовсе возненавидела. Стала чуть ли не на каждом уроке придираться к ней по поводу и без. Ох как не хотел бы Ёлкин оказаться на её месте!
«Вот ведь влип, на свою голову! – думал он обречённо. – Но почему я не попал по башке кому-то другому, менее мстительному! Нет, надо было именно этой грымзе! Теперь она устроит мне «весёлую жизнь»! Эх, Петя, Петя, не везёт тебе что-то в последнее время! Не везёт…».
