Дорога в Одессу. Очерк

Покрытое голубой дымкой, море сливается с небом. Поначалу кажется, что это туман, но, напрягая зрение, можно разглядеть ту границу, которая разделяет небо и воду, как граница разделяет два государства.  
Каждый, кто в детстве путешествовал на поезде в Москву по побережью, знает этот ребячий восторг: вот-вот оно выплывет из тумана, и ты радуешься: «Море!», а потом, приглядевшись получше, видишь лес, поле, но не расстраиваешься, а, наоборот, радуешься тому, что встреча с морем еще впереди. А когда ты видишь, как горизонт начинает блестеть, отражая свет, и ты, в первые секунды, все еще не веря увиденному, говоришь себе: «Море», оно открывается перед тобой всем своим простором, оно захватывает тебя и ты, возможно, даже ни разу не ступавший в соленую воду, представляешь себя хозяином морей, отважным капитаном. И вот, ты плывешь на корабле под огромными парусами: ухватившись за канат, и запрыгнув на правый борт судна, ты вдыхаешь морской ветер. Охваченный этими переживаниями, ты чувствуешь слияние с этой мощной стихией. И когда кто-то скажет: «Я был на море», ты с ничуть не меньшей гордостью сможешь сказать: «Я видел море». Ты сможешь описать его так, что даже тот, кому довелось загорать на его берегу, будет внимать твоим впечатлениям.
Такое же чувство не покидало меня всю дорогу к Одессе. Один раз море открыло мне свой берег, показалось почти рядом, но, не раскрыв передо мной своего простора, отступило. Мне еще предстояло его увидеть.
Встреча с родными была радостной, - радостной и слезливой. Эту незабываемую немецкую встречу на украинской земле мы отметили по-кавказски: шашлыком и вином. Затем нам необходимо было добраться на Привоз, чтобы попасть на место нашего ночлега через Затоку. При первом взгляде на это место возникает очень яркая ассоциация с муравейником, но только с тем, который шаловливый мальчишка поворошил палкой: муравьи начинают судорожно бегать кругами, из стороны в сторону, пересекая траектории друг друга, путаясь, но при этом - не сталкиваясь. Было очевидно, что машины и люди привычно и спокойно совершают движение, но на взгляд совершенно стороннего наблюдателя  они были задействованы в очень организованном хаосе.
По окончании долгого ожидания мы сели в маршрутное такси. После третьей реплики я начала записывать.
Разговор в автобусе:
Пассажирка водителю: Гриша, а я успею сбегать?
Водитель: Я же не знаю, куда Вы хотите сбегать: если на Дерибассовскую, то - нет.
Пассажир: Можно нам сейчас оплатить?  
Водитель: Я буду обилечивать. Бесплатно Вы не уедете, я Вам обещаю.
Входит еще один пассажир: Что, уже едем?
Водитель: А что до утра сидеть?
Входит цветочница. Водитель: О, сегодня мы будем нюхать цветочки.
Цветочница возвращается с очередным букетом. Водитель: Красавица, куда мы будем девать твои бутики?
Цветочница: А ты отойди – я покажу.
Водитель: Места нет, все места проданы. Что? Да, проходите. Сколько? 3 места? Да, найдем.
Пассажир другому пассажиру: А Вы мне билетик купили?
Ответ: Это не значит, что Вы не будете оплачивать.
Подходит еще один пассажир: Когда едем?
Водитель: А смысл? У вас, шо, есть билет?
Пассажир: Нет. А разве есть места?
Водитель: Нет.
Дальше был рев советского мотора, ухабистая дорога, приезд в съемную квартиру, подарки, ужин одесскими сардельками, разговоры, смех и сон.
Человек всегда ценит первое впечатление и такое явление как «первый раз». Мы всегда помним начало чего-то, и отмечаем его как важный момент в жизни: первый класс, первая двойка, первое свидание, первый день на новой работе, первая свадьба, первые семейные друзья, первое постоянное жилье, первая встреча Нового года в своем доме. Для меня это была первая встреча с Черным морем с украинской стороны. Но чувство именно первой встречи была необычайно детской и волнительной.
Море было спокойным. Волн почти не было, однако, вода передавала чувство необычайной тревоги. Казалось, тревогой заряжено все вокруг: и воздух, и песок, и холодный солнечный свет, пробивающийся сквозь завесу тяжелых облаков. Весь берег от правого горизонта до левого был ярко-голубого цвета воды с переливами светло-зеленого и салатового  цвета водорослей. Небо было серым, а песок ярко-бежевым. И в этом слиянии ярких земных цветов и неярких небесных, в этом приближении непогоды было столько гармонии, что сердце протяжно и заунывно пело, а легкие резко схватывали холодный воздух, делая глубокий вдох, словно наслаждаясь этими  влажными глотками с запахом моря. Хотелось кричать от счастья, от того, что все части гармонии, все четыре стихии слились воедино: воздух, вода, суша и жизнь.
Мы просто наслаждались нахождением рядом с близкими людьми, без разговоров о делах и глупых историях из жизни, о которых они еще не слышали: нам было удивительно хорошо дышать одним воздухом, молча, и созерцать друг друга как подлинные творения искусства.
Среди обилия ракушек мы нашли только четыре камня. Это было удивительное чувство: когда ты воспринимаешь то, чего в твоей стороне много, как нечто обыденное, то же самое в чужой стороне становится предметом восхищения. Одесское море не встретило нас радушно, словно зная, что мы живем на российском берегу, и ревнуя нас к нему: не успели мы вдоволь налюбоваться морским простором и собрать ракушек, как полил холодный дождь.  
Вода была необычайно холодной, но даже это не помешало нам вкусить радости побродить по холодному песку. И мы оказались правы. На следующий день Одесская погода нам благоволила. Весь день мы были готовы бежать на новый старт, и начинать новый забег от одной достопримечательности к другой, и так прошел весь световой день. Лишь однажды нам удалось отдохнуть от этого темпа и вкусить настоящих украинских яств: вареников, борща, кваса и сырников на Дерибассовской.
А вечером вновь была встреча с морем. Только на этот раз нас не беспокоила ни прохладность волн, ни обилие в них водорослей. Мы с ребячьим восторгом  бросали эти водоросли друг в друга, окунали друг друга в волны, радовались брызгам холодной воды и были по настоящему счастливы. Затем, вернувшись через лиман на континент, мы  присели в молдавском кафе. А море так  притягательно лоснилось белым блеском от лунного света и прибрежных огней, словно не хотело нас отпускать, как гостеприимный хозяин с плохим настроением, который не рад тому, что гости уезжают, и винит себя за недостаточное к ним внимание; словно оно прониклось к нам любовью и гостеприимством. Мы все смотрели на эту темную блестящую стихию, и каждый понимал, что это не море не отпускает нас, а это мы не хотим отпускать друг друга.
Наутро был отъезд.