Гладиатор-македонец сидел во дворе гладиаторской школы, погруженный в свои мысли. Он попал в плен к римлянам три года назад. Он мог быть домашним или полевым рабом, погибнуть на серебряном руднике, но предпочел стать именно гладиатором, так как это сулило хотя бы через пять лет свободу (если останешься в живых!).
Ему было о чем призадуматься, завтра предстоит сражаться в последний раз, и он выводится из боевой команды инструктором в учебную, а еще через два года выходит в вольноотпущенники, получив деревянную рапиру, которая служила знаком отбытого гладиаторского срока.
Там, на родине, у него была семья - жена и дети. Он часто думал о них, представлял, каким стал старший сын, и тогда желание выжить, спастись усиливалось. Выжить - значило остаться на этом свете за счет чьей-то жизни, убить своего товарища-гладиатора или не быть растерзанным дикими зверями.
....Он презирал римлян не только как своих поработителей, но как людей порочных, жаждущих грубых и жутких зрелищ. "Разве нормальный человек может получать удовольствие от того, что на его глазах одно живое существо убивает другого?" - спрашивал себя гладиатор.
Римляне, по его мнению, - это развращенные сибариты, проводящие значительную часть времени в амфитеатрах, термах и латринах (общественных туалетах, которые они тоже умудрились сделать местом для встреч и бесед).
До македонца доносился запах круто сваренной к ужину ячменной каши и полукислого вина из виноградных выжимок. Здесь, в провинции, облака плывут почти над самой головой. Иногда хочется подпрыгнуть, ухватиться и уплыть вместе с облаком.
Гладиаторы в Риме, молодые и сильные, часто пользовались покровительством знатных матрон, готовых разделить с ними ложе. Тут, в провинции, все иначе. Можно найти, правда, какую-то девку на дороге, но от этого большой радости не будет.
Во время ужина македонец старался ни с кем не разговаривать. Он, как и все остальные, ел кашу и запивал вином. Стоял тяжелый чесночный запах - гладиаторы употребляли чеснок в большом количестве, зная, что он придает силу. За эти годы македонец не решился с кем-то подружиться: ведь он мог убить своего друга на арене. Напротив него сидел юноша-грек. Македонец чувствовал к нему симпатию - тот был сейчас в возрасте его старшего сына. Грек, будучи уже довольно искусным гладиатором, отличался удивительной смелостью. Иногда македонцу казалось это отчаянием обреченного. Впрочем, он сам раньше был таким же - горячим, безрассудным. Для чего судьба каждый раз сохраняла ему жизнь? Для того чтобы быть убитым в следующей битве?
Гладиаторы стучали по столу пустыми кружками, требуя еще вина. Для кого-то, может, это последнее вино в жизни. Македонец был уверен, что останется жив, и, спокойный, отправился спать.
...В Элиофрополисе стоял римский легион, и именно для него гладиаторы должны были давать сегодня представление. Организаторы зрелищ привезли их к амфитеатру. Здесь, как и в Риме, сначала были сражения с дикими животными, а потом гладиаторы сражались друг с другом.
Легионеры любили зрелища, которые поднимали им боевой дух. В специально отведенном для этого месте каждый гладиатор зажигал свечу и молился своему богу. На первой трибуне сидел начальник легиона, и гладиаторы кричали ему тоже, что их собратья в Риме кричат императору: "Идущие на смерть приветствуют тебя!"
Нижние ряды были обнесены сеткой с острыми шипами - зрителям не должна грозить никакая опасность. Легионеры шумели, предвкушая удовольствие, а арена, посыпанная песком, ждала новой крови. Македонец сразился с тигром, пронзив его копьем, а юноша-грек атаковал пантеру.
Потом македонец дрался с даком, а юноша-грек - с набатейцем-вольнонаемником. Они дрались одновременно, и македонец победил своего соперника, а грек - набатейца. Публика была сегодня благосклонна к побежденным - даровала им обоим жизнь! Теперь македонец должен был сражаться с греком.
Измученные предыдущими боями, они двинулись навстречу друг другу, обнажив мечи. "Ничего, легионеры настроены сегодня милостиво, и в случае чего подарят мне жизнь!" - пронеслось в разгоряченной голове македонца. И все же для безопасности он несильно ранил грека в плечо. Юноша зажал рану рукой и опять бросился на гладиатора.
Но тут произошло неожиданное. Грек, атаковав македонца, поскользнулся и упал, ударившись головой. Несколько мгновений он лежал неподвижно. Наконец попытался подняться, но его босые ноги скользили по мокрому от крови песку. И он, тяжело дыша, как-то беспомощно посмотрел на македонца.
Видимо, его взгляд заметили легионеры и стали один за другим опускать большой палец. Опустил палец и начальник легиона. "Нет! Нет! Я не смогу его убить! - прошептал македонец. Он попытался было покинуть арену, но надсмотрщики с зажженными факелами двинулись к нему.
Если он не заколет грека, они будут жечь его огнем - таков закон гладиаторов. Зрители гудели в ожидании крови. Гладиатор посмотрел на юношу - в его глазах не было страха. Македонец не имел права помочь юноше - он обязан был его заколоть. "Звери, настоящие звери, они еще хуже тигров, с которыми нам приходится драться! - подумал македонец о легионерах. - А ведь они точно как римский плебс, только тот требует "хлеба и зрелищ", а эти в хлебе не нуждаются, они достаточно откормлены. Им подавай "крови и зрелищ", вернее "зрелищ и крови"! И впервые македонец пожалел, что пошел в гладиаторы.
Если бы он был домашним рабом, и тогда, возможно, хозяин, обвязав его руки тряпками, поставил бы его в саду, чтобы он отпугивал ворон. Он мог умереть от солнца и жажды или его мог забить до смерти хозяин, если бы налетели вороны, но все равно это лучше чем убивать других гладиаторов! И тогда произошло то, что, наверное, никогда не происходило на гладиаторской арене: победитель пронзил мечом самого себя, упав рядом с побежденным под яростные вопли обезумевшей публики.
Мила
