Ораниенбауму

Каждый из нас хоть раз задумывался, что для него значит Родина, и какое место она занимает в сердце каждого. Это слово не всегда означает место, где человек родился. Прежде всего, Родина – это милый сердцу край, где душа поет. Здесь не бывает забот, тут ты чувствуешь себя самым счастливым человеком во всем мире.

Нет для меня на свете милее земли русской, с ее бескрайними просторами и волшебной, поистине завораживающей природой. Только здесь все кажется таким родным и прекрасным, здесь чувствуешь себя свободным, словно птица. И какие бы беды не обрушивались на страну, ты остаешься ей верен, ведь близких не бросают. Отвернуться от своей Родины в самый сложный момент ее жизни – предательство.

Я всегда говорила о своей любви к Петербургу, но был в моей жизни и еще один город, что так дорог сердцу. Близ Столицы Фонтанов, величественного Петергофа, на землях, некогда принадлежавших Светлейшему князю Александру Даниловичу Меншикову, раскинулся небольшой пригород Ораниенбаум.

Один из самых известных музеев-заповедников Петербурга, любимая резиденция Екатерины II, привлекает своими необычными ансамблями. В детстве я любила гулять по парку. Высокие старые ворота нижнего парка, потрескавшиеся стены Китайского дворца, заросшие пруды и серые скульптуры на озере верхнего парка. Картина вырисовывается удручающая, но что-то меня все же в этом привлекало. Умение видеть прекрасное даже в самых невзрачных на первый взгляд вещах часто скрывается в нас за заботами и рутиной обычной жизни, но все же, оно живет глубоко внутри нас, нужно только приглядеться, взглянуть на окружающее тебя другими глазами. Сейчас парк выглядит по-иному: в преддверии 300-летия Ораниенбаума была проведена реставрация. Радует красками Китайский дворец, притягивает внимание и обновившийся Дворец Петра III, скульптуры вновь приобрели свой естественный, мраморный цвет, и, как и всегда, блистает своим великолепием Катальная горка. Аккуратные дорожки, проложенные возле цветных клумб и кустов причудливой формы, ведут прямо к ступеням Меньшиковского дворца. Вот это, пожалуй, достойно правой руки императора. Жаль лишь, что оранжереи с апельсиновыми деревьями, давшими имя славному пригороду, не сохранились.

Перед южным фасадом дворца спрятанная от посторонних глаз в коридорах беседки «Пергола», стоит любимая мною скульптура «Нимфа в раковине». Помню, как в детстве точно также стояла я напротив и глядела в твое изуродованное временем и темными пятнами лицо, а в огромной чаше, наполненной дождевой водой, плавали желтые листья ранней осени. Некрасивая внешне, в моих глазах ты была вечно молодой: как сейчас под серой грязью я видела твой чистый светлый образ, белый мрамор юного ничем не испорченного лица. Все так же глядят на путников и «Три грации». Застывший бронзовый взгляд трех добродетелей обращен к каждой аллее, проходящей мимо дворца. Пылает отвагой взгляд «Тритона, спасающего детей», грустно глядят вглубь парка античные дамы, задумчиво созерцают водную гладь прекрасные юноши. Словно жизнь замерла в этом месте, превратив этих удивительных персонажей в каменные изваяния. От старого, находящегося в запустении парка не осталось и следа. И все же на некоторые вещи глядишь совсем по-другому, тебе открывается истинный смысл того, чего было не понять раньше. Что-то, что казалось давно знакомым, вдруг становится для тебя маленьким, но удивительным открытием. Многое изменилось за эти годы, а воспоминания оказались бессмертными.

Мое отношение к этому городу часто менялось: то я безнадежно любила его, то ненавидела, считая своим самым страшным кошмаром. Волею судьбы я покинула его и вновь пересмотрела свои взгляды. Теперь же, возвращаясь и каждый раз глядя на него, я понимаю, как глупы были мои обиды и беспочвенна ненависть. Нет, я не жалею, что уехала: ты, Ораниенбаум, никогда не смог бы удовлетворить мою страсть к быстротечной городской жизни, как мой бессмертный покровитель. Но в этом нет твоей вины. Я не могу спокойно глядеть на то, что с тобою стало: нет уж былого величия, нет и того, кого бы заботила твоя репутация. В одно мгновение все потеряв, ты только готовишься к своему возрождению, собирая по крупицам все то, что было потеряно. Я верю, когда-нибудь мы вновь увидим живой и прекрасный пригород вместо серого городка. И вновь обретешь ты гордое имя свое – Ораниенбаум! Имя, что грянет как гром, блеснет вспышкой молнии на темном небе, заявляя: «Я жив!». Ты устал жить с другим псевдонимом, именно поэтому все реже называю я тебя Ломоносовом.

Вновь пора уезжать. Провожаешь меня мелким теплым дождем. Не плачь, друг мой, я вернусь. Я вернусь туда, где так звонко поют птицы, где благоухает сирень и цветет шиповник, туда, где летним вечером так ярко горит закат, где холодным утром на пристани так неспокоен залив. Чтобы я ни говорила, знай: ты всегда был для меня родным и любимым. Петербург и пригороды – как одна большая семья из одиннадцати городов. Ты был мне любящим братом, окружившим своей заботой. Прости меня за все. Я не побоюсь сказать это вновь: я люблю тебя, Ораниенбаум. Я надеюсь, что когда-нибудь и я сумею помочь тебе, проявить заботу о милом городе. Ты еще услышишь мое имя. Обещаю.