1.13.
– Леля, ты же знаешь! – Я по привычке называла его именем, которое еще в детстве стало Лёшкиным прозвищем: маленький он не выговаривал «р», и свою фамилию с именем произносил забавно – «Лелиханов Лёсика». Оттого свекровь, царствие небесное, звала сыночка то Лёсиком, то Лёликом, то Лелем. Лель. Позже, освоив гитару, он стал Лелем уже и для всей нашей дружной компании, и имя это закрепилось за ним заслуженно: голосом и музыкальным талантом он сильно выделялся среди своих сверстников, также осваивавших гитару, как средство коммуникации и привлечения внимания противоположного пола. Чем и покорил меня, собственно. – Ты ведь в курсе, я – как ты скажешь, если считаешь, что нам там будет лучше, значит, так оно и есть! – я почти не противлюсь решениям супруга, принципиальные разногласия между нами если и возникали, то крайне редко, и чаще – по поводу моей работы, чем по каким-то общесемейным, судьбоносным вопросам. – Сомневаюсь только за себя в начальствующей роли. Вспомни, как мне каждый раз бывало некомфортно кем-либо руководить. Мне приятнее отвечать за свои собственные действия, чем за косяки своих подчиненных!
– Так ведь ты и не будешь особо-то никем командовать: будешь заниматься цифрами и фактами, как ты любишь, сидеть у монитора, формировать отчеты и участвовать в совещаниях на правах докладчика, это ведь ты отлично умеешь! – Лёшка укрыл мои ноги пледом и протянул очередной бокал красного, теперь уже со льдом. Возбуждение от пережитого постепенно сходило на нет, можно было изнутри и охладиться.
– А тебя не смущает, э, м-мм, некоторые особенности в поведении твоего будущего босса? – я боялась начать обсуждение этого деликатного вопроса, но оставить в стороне этот пункт не могла. – Некоторые нюансы меня даже настораживают, скажем, принципы его принципы руководства людьми, да и ко мне он несколько предвзято, на мой взгляд, относится! – Немного захмелев, я набралась смелости. – С чего он взял, что вправе выбирать мне одежду, а тем более бельё! – уф, я, наконец, это произнесла.
– Ах, это! – муж искренне так расхохотался, что я покраснела: что такого уж смешного было произнесено? – Если это тебя больше всего обеспокоило, то не парься, прошу тебя: Женька всю жизнь был в тебя влюблён, идеализировал постоянно, мне неоднократно выговаривал, как тебя следует холить и лелеять… Прости уже ему: он немного перестарался, нафантазировал на свой вкус (весьма примитивный, по-моему), какой ты должна быть, чтобы суметь расслабиться и получить от визита максимум удовольствия. Он ведь не жил с тобой все эти годы, а только представлял тебя в мечтах. Пусть его, я вот – ни чуточки не ревную, друг как никак, да и босс будущий, – тут мой любимый мужчина притворно насупил брови, – но ты смотри у меня, поводов-то не давай, все равно! Хату спалить можно, только нет у него ее – говорит, живет на работе, незачем, якобы, обзаводиться лишней головной болью…
– Я! Да ты что! Обязательно буду провоцировать: все цифры и факты буду подавать под максимально соблазнительными соусами и в тех прикидах, которые он мне напрезентовал! – я непритворно фыркнула, да так, что вино чуть не полилось у меня из носа. Мы дружно рассмеялись, и тема была исчерпана.
Убедившись, что детей уже сморил сон (удивительно, что даже Егор не нашел в себе сил на партийку-другую в танчики), мы тоже решили отправиться в постель. Нужно было лишь выполнить данное обещание, и Алексей, поставив смарт на громкую связь, набрал одиннадцать цифр, от которых зависела вся наша дальнейшая судьба:
– Слушаю, – мгновенно, каким-то немного охрипшим голосом отозвался Джон.
– Мы согласны! – Алексей произнес это с такой интонацией, словно речь шла о вступлении в законный брак. На другом конце что-то громыхнуло, будто Джон выронил телефон из рук, и в ту же минуту комната огласилась воплем какого-то детского восторга:
– Блестяще! Я даже не сомневался! Так, значит, завтра никуда ходить не надо, с вашей работой я все улажу сам, и с учебой детей тоже. Спокойно собираете вещи, лишнего ничего не пакуйте, только самое необходимое. Машину за вами вышлю к десяти. Спокойной ночи! И… я люблю вас, ребята! Отбой! – телефон отключился.
Вот и все: дело сделано!
Мы легли в постель, но уснуть я не могла долго. Сны приходили урывчатые и беспокойные: снились башни, водящие хороводы у огромного костра, мертвые зайцы, Тим с Кариной, ловящие в корзины младенцев, срывающихся со скалодрома словно спелые плоды с дерева, водители в косоворотках с простреленными насквозь лицами, супермаркеты в пустыне, где в очередь в кассу выстроились верблюды, с табличками на горбах «трансфер до колледжа», рояли в кустах, обнажившие вместо клавиш вампирские клыки и много другого бреда, не запомнившегося, но заставлявшего меня неоднократно пробуждаться в холодном поту с приступами сердцебиения.
Мой муж спал рядом, дышал ровно и спокойно, как дитя. И я решила для себя, что моя сновиденческая шизофрения всего лишь - страх перестать быть никем. С этой мыслью мне удалось наконец-таки провалиться в блаженную темноту.
Без снов.
Темнота за окном к тому времени еще не рассеялась…
***
– Леля, ты же знаешь! – Я по привычке называла его именем, которое еще в детстве стало Лёшкиным прозвищем: маленький он не выговаривал «р», и свою фамилию с именем произносил забавно – «Лелиханов Лёсика». Оттого свекровь, царствие небесное, звала сыночка то Лёсиком, то Лёликом, то Лелем. Лель. Позже, освоив гитару, он стал Лелем уже и для всей нашей дружной компании, и имя это закрепилось за ним заслуженно: голосом и музыкальным талантом он сильно выделялся среди своих сверстников, также осваивавших гитару, как средство коммуникации и привлечения внимания противоположного пола. Чем и покорил меня, собственно. – Ты ведь в курсе, я – как ты скажешь, если считаешь, что нам там будет лучше, значит, так оно и есть! – я почти не противлюсь решениям супруга, принципиальные разногласия между нами если и возникали, то крайне редко, и чаще – по поводу моей работы, чем по каким-то общесемейным, судьбоносным вопросам. – Сомневаюсь только за себя в начальствующей роли. Вспомни, как мне каждый раз бывало некомфортно кем-либо руководить. Мне приятнее отвечать за свои собственные действия, чем за косяки своих подчиненных!
– Так ведь ты и не будешь особо-то никем командовать: будешь заниматься цифрами и фактами, как ты любишь, сидеть у монитора, формировать отчеты и участвовать в совещаниях на правах докладчика, это ведь ты отлично умеешь! – Лёшка укрыл мои ноги пледом и протянул очередной бокал красного, теперь уже со льдом. Возбуждение от пережитого постепенно сходило на нет, можно было изнутри и охладиться.
– А тебя не смущает, э, м-мм, некоторые особенности в поведении твоего будущего босса? – я боялась начать обсуждение этого деликатного вопроса, но оставить в стороне этот пункт не могла. – Некоторые нюансы меня даже настораживают, скажем, принципы его принципы руководства людьми, да и ко мне он несколько предвзято, на мой взгляд, относится! – Немного захмелев, я набралась смелости. – С чего он взял, что вправе выбирать мне одежду, а тем более бельё! – уф, я, наконец, это произнесла.
– Ах, это! – муж искренне так расхохотался, что я покраснела: что такого уж смешного было произнесено? – Если это тебя больше всего обеспокоило, то не парься, прошу тебя: Женька всю жизнь был в тебя влюблён, идеализировал постоянно, мне неоднократно выговаривал, как тебя следует холить и лелеять… Прости уже ему: он немного перестарался, нафантазировал на свой вкус (весьма примитивный, по-моему), какой ты должна быть, чтобы суметь расслабиться и получить от визита максимум удовольствия. Он ведь не жил с тобой все эти годы, а только представлял тебя в мечтах. Пусть его, я вот – ни чуточки не ревную, друг как никак, да и босс будущий, – тут мой любимый мужчина притворно насупил брови, – но ты смотри у меня, поводов-то не давай, все равно! Хату спалить можно, только нет у него ее – говорит, живет на работе, незачем, якобы, обзаводиться лишней головной болью…
– Я! Да ты что! Обязательно буду провоцировать: все цифры и факты буду подавать под максимально соблазнительными соусами и в тех прикидах, которые он мне напрезентовал! – я непритворно фыркнула, да так, что вино чуть не полилось у меня из носа. Мы дружно рассмеялись, и тема была исчерпана.
Убедившись, что детей уже сморил сон (удивительно, что даже Егор не нашел в себе сил на партийку-другую в танчики), мы тоже решили отправиться в постель. Нужно было лишь выполнить данное обещание, и Алексей, поставив смарт на громкую связь, набрал одиннадцать цифр, от которых зависела вся наша дальнейшая судьба:
– Слушаю, – мгновенно, каким-то немного охрипшим голосом отозвался Джон.
– Мы согласны! – Алексей произнес это с такой интонацией, словно речь шла о вступлении в законный брак. На другом конце что-то громыхнуло, будто Джон выронил телефон из рук, и в ту же минуту комната огласилась воплем какого-то детского восторга:
– Блестяще! Я даже не сомневался! Так, значит, завтра никуда ходить не надо, с вашей работой я все улажу сам, и с учебой детей тоже. Спокойно собираете вещи, лишнего ничего не пакуйте, только самое необходимое. Машину за вами вышлю к десяти. Спокойной ночи! И… я люблю вас, ребята! Отбой! – телефон отключился.
Вот и все: дело сделано!
Мы легли в постель, но уснуть я не могла долго. Сны приходили урывчатые и беспокойные: снились башни, водящие хороводы у огромного костра, мертвые зайцы, Тим с Кариной, ловящие в корзины младенцев, срывающихся со скалодрома словно спелые плоды с дерева, водители в косоворотках с простреленными насквозь лицами, супермаркеты в пустыне, где в очередь в кассу выстроились верблюды, с табличками на горбах «трансфер до колледжа», рояли в кустах, обнажившие вместо клавиш вампирские клыки и много другого бреда, не запомнившегося, но заставлявшего меня неоднократно пробуждаться в холодном поту с приступами сердцебиения.
Мой муж спал рядом, дышал ровно и спокойно, как дитя. И я решила для себя, что моя сновиденческая шизофрения всего лишь - страх перестать быть никем. С этой мыслью мне удалось наконец-таки провалиться в блаженную темноту.
Без снов.
Темнота за окном к тому времени еще не рассеялась…
***
