Более великого не найду

Первое знакомство у Пушкина с  Адамом Мицкевичем, польским поэтом, отбывающим ссылку в России, произошло летом - за карточной игрой. В полном разгаре была игра в фараон, когда вошел в зал Мицкевич, и занял место за столом.

Александр Пушкин, с засученными рукавами рубашки, погружал свои длинные ногти в ящик, полный золотых монет, и редко ошибался в количестве, какое нужно было каждый раз захватить. В то же время он зорко следил за игрой своими яркими глазами, полными страсти.

Мицкевич взял карту, поставил на нее пять рублей ассигнациями, несколько раз возобновлял ставку и простился с обществом без какого-либо разговора.

В следующий раз, когда Александр Пушкин встретился на улице с Мицкевичем, посторонившись, сказал:

- С дороги двойка, туз идет!

На что Мицкевич тут же ответил:
- Козырная двойка и туза бьет!

Они стали видеться часто. Один раз Пушкин, решив  угостить польского поэта, позвал сбитенщика и, пока вся компания  пила сбитень, он, шутя, говорил:

 - И на что нам чай? Вот наш национальный напиток!

Адам Мицкевич был удивительным импровизатором. Однажды в Москве, в салоне княгини Зинаиды Волконской, проводился вечер в честь Александра Пушкина. Мицкевич импровизировал французской прозой. Она возбудила удивление и восторг слушателей, у них лица преобразились, блестели глаза, от проникающего в душу голоса даже страх охватывал – создалось впечатление, что это через поэта говорит дух. Казалось, стих, рифма, форма - ничего тут не имеет значения: говорящему под наитием духа как будто был дан тот таинственный язык, который понятен всем и каждому.

После окончания импровизации Александр Пушкин сорвался с места и, ероша волосы, почти бегая по залу, воскликнул: «Какой гений! Какое священное пламя!..» - и, бросившись на шею Мицкевича, сжал его и стал целовать.

А когда  друзья Адама  упрекнули его в равнодушии и недостатке любознательности за то, что  не хочет проехаться по заграничным странам, Пушкин ответил:

- Красоты природы я в состоянии вообразить себе даже еще прекраснее, чем они в действительности; поехал бы я разве для того, чтобы познакомиться с великими людьми. Но я знаю Адама Мицкевича, и знаю, что более великого теперь не найду.

Не мог он  во всеулышанье всем объявлять, что находится под надзором и ему не дадут никуда выехать...