О, если б вы знали, как дорог,
У Чёрного моря явившийся мне
В цветущих акациях, город...
Предисловие.
Ровно год назад с тех пор, как я села писать эту новеллу, я была в прекрасной Одессе: ходила по её живописным тенистым улочкам, вдыхая аромат цветущих каштанов и вишен, заходила в маленькие дворики, увитые зелёным виноградом, и любовалась этой мирной тихой атмосферой. Как раз была Пасха, и было светло и тепло. Вдалеке синело море, так плавно переходящее в такое же синее небо, что было непонятно где море, а где небо; на рейде стояли суда, такие, кажется, тяжёлые, и всё это созерцал, как и я, но только не сходя с высокого постамента, стоящий над небезызвестной Потёмкинской лестницей (на которой я насчитала примерно семьдесят три ступени, точно не помню) Дюк Ришелье в оплетавшем голову венке лавровых листьев.
(Подворотня)Потёмкинская лестница. Такая большая и, кажется, что по ней просто невозможно взобраться вверх, хотя это вовсе нетрудно на самом-то деле. Помню, как стояла у её подножия и смотрела вверх, а мимо проходила кампания молодых людей.
(Потёмкинская лестница)- Пошли вверх пешком, - предложил один.
- Давай, - согласился другой.
Тут первый поднял голову и, оглядев лестницу, понял всю идиотичность, как ему показалось, своей затеи, понял и воскликнул:
- Ой, б..!
(Фуникулёр)Просто снизу эта замечательная лестница кажется такою устрашающе огромной, что становится непонятно, как по ней можно взобраться вверх, так сказать. А я рискнула пойти вверх по ней и, добравшись до верха, взглянувши на простиравшийся внизу порт и синее-синее море, поняла, что вовсе не устала и готова пройтись пешком по Потёмкинской лестнице вниз-вверх раза ещё три-четыре.
(Балкон)Говорилось выше, была Пасха. На Пасху в Одессе (как, наверно, и на всей Украине) не принято делать, как у нас, творожные пасхи – вместо них там делают кексы в виде барашков, с глазами-изюминками, покрытые белой глазурью и посыпанные кокосовой стружкой, – такие продавались в магазинах. И я купила, купила и пошла в церковь освящать.
(В порту. Отражение)Возле церкви была палаточка, где можно было взять уже освященные куличи (которые на Украине называются, кажется, пасками), крашенные яйца и барашков. Также там были свечи, иконки и батюшка. Я видела, как к палатке подошёл, явно бездомный, дедушка и обратился к священнику:
- Батюшка, дай пасочку...
("Грансмейстеры". В тёплую погоду старички идут на площадь поиграть друг с другом в шахматы или шашки)Ещё также, вспоминая Одессу, я вспоминаю маленького беленького с серым хвостом котёнка, жившего в том дворе, где была моя гостиница. Он сидел на крыльце нотариальной конторы, за что я прозвала кошачьего малыша Котариусом. Бедняга Котариус! Он был какой-то хиленький: глаза едва открывались из-за гноя, на носу была красная полоска царапины. Я вынесла ему маленький кусочек масла, который давался к хлебу на завтрак, и мисочку молока или воды, а на следующий день у Котариуса уже появился свой домик – добрые люди принесли ему обувную коробку...
(Самый Обычный двор)Тогда, будучи в солнечной Одессе, я и представить не могла, что когда-либо случатся столь ужасные вещи, как те, что происходят сейчас, практически на наших глазах: красно-чёрная сволочь заживо сжигает людей и радуется этому. Каким надо быть кретином, чтобы быть фашистом? Фашизм – это абсолютное мировое зло, которое надо искоренять, с которым надо бороться. Фашизм – это демон, указывающий людям, что надо превозносить одно и безмерно унижать другое. Фашизм – это болезнь, которой страдают, как правило, люди необразованные, которые, причём, не желают продвигаться интеллектуально, веря, будто бы достигли высшего уровня. Фашизм – это, как мне всегда казалось, что-то, подобное эгоизму, но более масштабное и более злое.
