"Пошли мне долгу жизнь и многие года!»-
Зевеса* вот о чем и всюду и всегда
Привыкли вы молить - но сколькими бедами
Исполнен долгий век!.."
«Да, сколькими бедами исполнен долгий век! Зачем тогда мне долгая жизнь?» – подперев голову рукой, надолго застыл в одной позе.
Подозрения о том, что его семья стала достоянием сплетен уже не нуждались в подтверждении. Оказалось, начиная с октября месяца, в городе только и занимались слухами о взаимоотношениях Жоржа Дантеса и Натали, которую, как марионетку, дергали за нитки оба Геккерна - те хотели заставить её поступать так, как они хотят.
Двадцатидвухлетний корнет Кавалергардского полка, у которого было два имени и три отечества, этот злосчастный француз, ворвался в мирную, полную творческого труда, его жизнь за два с половиной года до катастрофы.
Дантес приехал в Россию через несколько лет после июльской революции во Франции, свергнувшей династию Бурбонов. Он хотел сделать карьеру. В Петербурге ему было оказано особое внимание. Император Николай I сам представил его офицерам полка. Взяв его за руку, царь сказал:
- Вот вам товарищ. Примите его в свою семью, любите... Этот юноша считает за большую честь для себя служить в Кавалергардском полку; он постарается заслужить вашу любовь и, я уверен, оправдает вашу дружбу.
Рассказы о таком приеме насторожили тогда: с чего бы это – такая честь! После, встречаясь с ним в гостиных вельмож, на балах и раутах, заметил, что беспечный француз привлекает к себе золотую молодежь остроумием, отсутствием боязни кого-то обидеть, уязвить, что делал всегда с удовольствием.
Слышал и то, что к своим обязанностям по полку Дантес относился небрежно, и за недолгую службу уже был подвергнут наложению множества взысканий.
С интересом поэт присматривался к нему, и одно время даже наслаждался его легким трёпом обо всем и ни о чем. Было видно, что легкомысленный француз не обременял себя лишними знаниями. Тем не менее – нравился всем женщинам без исключения. Не ожидал, что и его жене… А теперь вот как все закрутилось!
Натали до сих пор с презрительным достоинством терпела ревнивые выходки мужа, косые и любопытные взгляды всюду людей, где бы ни появилась. Но теперь решила изменить ситуацию – она стала опасной для её покоя и репутации. Ночью она призналась мужу во всем – другого выхода у неё просто не было.
А он, слушая её, скрипел зубами, но молчал, вонзая ногти в ладони и не перебивая. Зато теперь он знает всё - из первых уст. Он-то уже слышал, что во время очередного объяснения с французом, жёнка попыталась, в первый раз, дать твердый отпор домогательствам кавалергарда – об этом ему рассказала княгиня Вяземская, ставшая свидетельницей их разговора на повышенных тонах.
Но он хотел, чтобы Натали сама рассказала обо всем. Она молчала, видимо, думая, что сама справится - не понимала, с кем имеет дело.
Барон Геккерн, голландский посланник в России, так называемый приемный отец простодушного с виду Дантеса - очень хитер, расчетлив и изворотлив.
С первой минуты этот человек маленького роста с отталкивающей внешностью Сатира, на лице которого играет хитрая улыбка, и окруженный всегда молодежью, склонной к разврату, вызвал у поэта неприятие. Видел, как тот питал слабость к любовным сплетням и интригам, сам являясь непревзойденным мастером по этой части.
Луи Геккерн принялся за дело, видимо, посчитав, что настала пора взять всё в свои руки - начал толкать так называемого сына в объятия его глупой жены...
После признаний Натали он точно представил, как всё происходило. Встретив её в конце октября на каком-то рауте, - она же считает себя обязанной посещать все балы и рауты! - посланник позволил себе обратиться к ней с оскорбительной речью:
- Мой сын заболел и умирает из-за вас, заклинаю вас – спасите его!..
Она прервала свой рассказ. Скрипя зубами, с ходящими под скулами желваками, он ждал продолжения. А она молча пережевывала то, что там происходило. Затравленно оглядывалась по сторонам, боясь, что кто-либо подслушает этот гадостный шепоток гадостного старика - он открыто побуждал её к измене мужу!..
Продолжила рассказ тихо, не поднимая глаз:
- В смятении я удалилась с вечера и рассказала о разговоре Азе. Сестра с возмущением, бегая по комнате, кричала на меня: "Таша, развратный старик ведет двойную игру! Боже, какие гадкие нравы – так называемый сын сделал его поверенным в своих любовных делах, а он, мало, что помогает обольстить понравившуюся ему женщину, но и руководит его действиями! Эта семейка тебя погубит! Прекрати с Дантесом кокетничать, Таша, пощади мужа и детей!.."
Натали упавшим голосом добавила:
- Но я не могу от него отвязаться нигде с тех пор, как его сын не выходит в свет из-за болезни: шепчет мне о его любви, постоянно намекает на то, что я могу оставить тебя и выйти замуж за Жоржа…
Муж явственно издал звук, похожий на рык и скрежет зубов. "За Жоржа! Для тебя он - Жорж!" Но только спросил:
- А дальше? Что было дальше?
- Азя кричала на меня: «Таша, и ты веришь ему?! Не верь! Не верь ему! Я видела, как барон с тайным злорадством заставляет краснеть и трепетать тебя прилюдно, чтобы все видели твой позор. Он тебя ненавидит!.. Ты ведь знаешь - в свете говорят, что он со своим сыном в связи…"
Пропустила в рассказе, что тогда, как ужаленная, вскочила и стала бегать по комнате, громко возмущаясь:"Это неправда! Не может такого быть, это наговоры на них…"
И увидела, как Александрина смотрела на неё с жалостью. Видимо, поняла, что заноза запретной любви глубоко вонзилась в её сердце. Но та продолжала настаивать:"Таша, тебе нужна защита от его действий, иначе Геккерны совсем погубят твою репутацию. Расскажи все Пушкину. Заклинаю - расскажи! Он что-нибудь придумает..."
"Я боюсь его необузданного нрава - он что-нибудь сотворит с ним, Жоржем…" - ответила она старшей сестре.
И тогда Александрина, которая присела, было, опять вскочила. У неё на шее жилы вздулись от негодования:"Ах, так! Ты боишься, что твой муж сотворит с Дантесом что-нибудь! А ты не боишься того, что Пушкин обязательно дознается обо всем и тогда дуэль неминуема?! И что его могут убить!.. Отца твоих детей? Опомнись!.. Лучше оставить общество и уехать в деревню, чем такое позорное существование в свете!"
После долгого молчания, со вздохом ей пришлось пообещать: "Да, ты права, Азя… придется, наверное, уехать… Да, лучше уехать. О том же постоянно просит и Пушкин… В Михайловское… Ты права. Надо оставить этот город сплетников…" - Но тогда разговор так и остался разговором.
Муж ждал все это время молча, не вмешиваясь в её мысли.
И она продолжила:
- Через два дня я получила от Идалии Полетики записку. Она приглашала к себе… Но, когда явилась туда, застала у неё только… Дантеса.
Промолчала о том, как удивилась его виду: худой, бледный, с красными навыкате глазами, не похожий на себя - от его самодовольной веселости и балагурства не осталось и следа. Как её сердце тогда дрогнуло от жалости к нему!..
Крик мужа вернул её в действительность:
- Продолжай, жёнка!
Натали вздрогнула – это «жёнка» прозвучало, как плевок в лицо. Еле прошептала:
- Я застыла от неожиданности – не ожидала его там увидеть... Дантес бросился передо мной на колени. – Увидела, как исказилось лицо мужа от судороги, перечертившей его мгновенно. Со страхом глядя на страшного в своем гневе мужа, прошелестела:- Он не давал возможности даже задать вопрос - где же хозяйка дома.
Муж вскочил. Навис над нею. Прорычал:
- А он? Что делал он, этот бесчестный человек?
- Он вытащил пистолет из-за пазухи… со словами… «Если вы сейчас же не отдадитесь мне, я себя застрелю!..» - Она боялась поднять глаза и посмотреть на застывшего столбом мужа. Он ждал. Со слезами в голосе она прокричала: - Не могла же я допустить, чтоб он при мне застрелился! – Несмотря на скрип зубов мужа, решила быстрее закончить эту муку ожидания – что с нею будет. И продолжила: - Я ему сказала: «Ах, успокойтесь, Жорж… Что вы делаете? Боже, где Идалия?». - Я закричала: - «Кто-нибудь придет ко мне на помощь или нет?».
- И что? Что происходило дальше? - рявкнул страшный в своем гневе Пушкин.
- Жорж увидел дочь Идалии с итальянской бонной, которые прибежали на крик… Я вырвалась от цепляющихся за платье его рук и успела выскочить на улицу. Подбежав к экипажу, крикнула кучеру: "К Вяземским!"
- Почему ты поехала к Вяземским, а не домой? - раздался опять разгневанный голос мужа.
Натали молчала. Не могла же она ему сказать, что поехала туда, чтобы княгиня ему потом передала все, что она расскажет, в таком виде, в каком сама хотела представить – если после Идалия начнет разносить сплетни. А Вяземская – друг мужа. Княгиня могла защитить её. Представ перед ней, с видом взволнованным и дрожащим, она позволила ей себя успокоить, а потом, с негодованием, принялась рассказывать, дрожа и ломая руки:
- Ах, Вера Федоровна! Мне только что удалось убежать от Геккерена-Дантеса…
Вернулась в собственную гостиную со вздохом, чтобы продолжить неприятный разговор с мужем:
- Я рассказала княгине, без утайки, о преследованиях, которым все время подвергаюсь от Луи Геккерна. Потом повторила все Азе.
Пушкин молчал. Знал, что с её сестрой Катрин, после того, как Дантес стал оказывать внимание и ей - для отвода глаз, жёнка почти избегала встреч со второй старшей сестрой.
Натали решилась не говорить о настойчивых советах Александрины сказать мужу обо всем. Она твердо тогда пресекла попытки уговорить её:
-Нет, Азя, я не могу. Боюсь, что случится непоправимое, ты знаешь бешеный нрав Пушкина…
А этот муж сейчас, удрученно обхватив голову руками, покачивался на диване из стороны в сторону. Натали нерешительно встала. Пушкин не шелохнулся, даже когда она медленно пошла к двери.
Нельзя сказать, что она не думала о поступке Идалии. Считала, что та вероломно поступила с ней, заманив в свой дом, когда её самой там нет. Теперь понимает, что троюродная сестра специально подстроила эту встречу. "А ведь Идалии я доверяла, как никому. Раньше..."
Познакомившись осенью тридцать первого года, после переезда в Петербург, она с ней постоянно дружила, да и считались они родственницами – отец Идалии Строганов приходится дядей матери… «И Пушкин относился к ней всегда дружески. А она… Может, Идалия мстит мне за то, что Жорж отличает нас... с Катрин? Говорили, что у них с Жоржем непонятные взаимоотношения… Она тоже, видимо, его любит. Но хитро не обнаруживает свои чувства…»
Натали знала, что после её рассказа о встрече с Дантесом в доме Идалии Пушкин ездил к той. Что он наговорил Полетике? Он же в гневе страшен, как тигр!
Она не могла знать, что княгиня Вяземская, которая уже знала всю подоплеку ухаживаний злополучного кавалергарда за его женой, рассказывала Пушкину, как однажды разозлилась и заявила французу:
- Барон! Мне дорога честь моего дома – прошу свои ухаживания за женой Пушкина осуществлять где-нибудь за пределами моего дома!
Дантес ничего не возразил, но дерзко глядел на неё до тех пор, пока сама княгиня не перевела глаза на Натали, которая с интересом прислушивалась к разговору и которая сразу опустила голову, услышав гневные
