Весна в этом году выдалась ранняя, и как случается со всем ранним - чрезвычайно буйная. Знакомая медсестра из городской психиатрии доложила, что отделения переполнены перевозбужденными гражданами - «и яблоку упасть негде».
Пациенты, даже находясь под действием транквилизаторов и нейролептиков, группируются в кучки. Одни с георгиевскими ленточками на пижамах, другие - с трезубцами и свастиками. Во избежание конфликтов было принято решение изъять всякую атрибутику. Изъяли. Но уже через три дня главврач забил тревогу, заметив на телах пациентов татуировки отличительных символик. Оказывается, нейтральная сторона в лице находящегося на принудительном лечении уголовного элемента, решила сделать бизнес, так сказать, на чужом чувстве патриотизма: наколка трезубца, свастики – пачка сигарет, георгиевской ленточки - две. Цены, вероятно, формировались из расчёта, что потребитель последнего щедрее первого.
В этой связи, я, страдающая не менее острым чувством, решила не впадать в апрельскую депрессию – всё равно в клинике мест нет, и отчаянно доверилась весеннему синдрому.
Почки сирени набухли, вылупились первые личинки комара, явилась дворовая пара сорок, коты щурятся друг на друга, обалдевая от плюс шестнадцати. Отчего, подумала я, и мне не набухнуть? Тем паче, говорят, это так просто – взять да и влюбиться.
С поиском объекта мучиться не пришлось – юрист одной осторожно конкурирующей фирмы давненько крутится под ногами, посматривая на них и выше, примериваясь, словно прыгун с шестом, решающийся на мировой юношеский рекорд. Тем более, сами звёзды расположились так, что наши профессиональные интересы взаимовыгодно пересеклись в одной коммерческой точке.
Поменяла джинсы на платье, достала с антресоли коробки со «шпилями» - выбрала зелёные, и давай опаздывать на деловые встречи. Потому как самец должен почувствовать преимущество, ну а я - хотя бы вину.
«Возгорелось, наконец» - проанализировала я кондицию своей искры, когда пожарная опасность моего избранника, казалось, достигла критической.
И этим же днём, якобы случайно, мы встретились на автомойке.
Сидя в кафе, прощупали общие темы на дальнейшее: поругали земельный комитет, посплетничали про мэрию, а затем, юрист принялся пояснять суть проблем, возникших на Украине, не забывая при этом поглаживать мне руку и кидать алчные взгляды на коленки, выразительно жестикулируя бровями.
Геннадий – это его имя, оплатил мой кофе и пончик, и настоял на продолжении беседы в «более приятной обстановке»:
- Если вы… ты не против, я позвоню сегодня. В двадцать два часа, - и подмигнул, целуя меня в запястья.
Ожидание звонка наступило сразу, как только мы разъехались, обратив моё сущее в бабочку, в пчёлку; в ласточку, которая то взлетала, трепыхаясь, то пикировала в решётку радиатора.
Учитывая живой интерес Геннадия к политике, к свиданию решила подготовиться основательно – дайджест новостей, параграф истории за девятый класс, и точка зрения готова - сформулированная в несколько эффектных цитат.
Позвонил. Ровно в двадцать два:
- Приезжай ко мне. Пожалуйста, - поперхнулся, передёрнул горло кадыком и почти прохрипел, - Я приготовил потрясающий ужин.
Холостяцкая берлога Геннадия произвела странное впечатление. Например, многообразию иконостаса - на книжных полках, позавидовала бы самая матёрая баптистка Калининградской области. Там же - между образами и лампадками - стояли фотокарточки самого Геннадия в молодости – вылитый Ихтиандр. Но зависать на таких мелочах не хотелось - там, в глубине комнаты, в лучах люстры, массивности которой позавидовала бы самая матёрая секта не только Калининградской области, не имеющая собственного паникадила, переливалось страстными оттенками красного атласное ложе. Но Геннадий, целуя мой седьмой позвонок, увлек меня в столовую:
- Хочу покормить тебя…
Мотыльки взвились и застыли арабесками в падугах потолка. «Паутина. Значит, точно холостяк» - подумала я.
В прелюдии мы ели салат с тунцом, выпивали ледяную водку и смотрели телевизор. Когда на экране появился депутат с фингалом, Геннадий, до того сидевший напротив, отложил вилку в сторону и пересел ко мне. Выражая страстную эмоцию на предмет всюду царящей несправедливости, он принялся за пуговички моей блузки, периодически пресекая слабые возражения с моей стороны - на предмет пресловутой несправедливости, конечно - трепетными поцелуями. Затем, Геннадий нырнул под стол и продолжил прерывисто эмоционировать оттуда. А я, глядя на его горящие из-под вышитой красными петухами скатерти глаза, вспоминала заготовленную цитату.
- Фашист не пройдёт, не смотря на политическую импотенцию украинской интеллигенции, - только и смогла простонать я.
Когда Геннадий, наконец, вылез на свет божий, то с воодушевлением подхватил мою мысль и развивал её до шести утра, отстаивая позицию верующего пацифиста.
В итоге до священного атласа мы так и дошли. Я уже почти передумала влюбляться дольше, но Геннадий, прощаясь, сделался вдруг так нежен - словно извиняясь за скомканный романтический вечер, он целовал меня ещё полчаса в коридоре. Разжал объятья, дождался, когда я спущусь с пятого этажа на первый, и тогда крикнул, перегнувшись через перила:
- Обещай, что увидимся ещё, обещай же… умоляю!
Мотыльки, снявшись стайкой с засиженных падуг, вернулись кружиться над моей головой.
Вчера мы созванивались раз сто, не имея возможности встретиться. А ночью мне снились розовые сады, красная вишня и качели – вверх, вниз, вверх, вниз...
Сегодня он позвонил в девять утра:
- Ты спишь?
- Нет, - соврал мой голос, вдруг сделавшись детским.
- Какие планы?
- Через час - в Балтийск, пробуду там до вечера, а что?
- Отлично! А я буду на встрече в Светлогорске. Давай, созвонимся. Дела сделаем и встретимся. Например, в Отрадном. Я там такое местечко знаю... - соблазнял Геннадий.
Балтийск – западная сторона побережья, Светлогорск – восточная. Курортный посёлок Отрадный – часть Светлогорска. Геннадию – минут десять, а мне пилить около часа.
Посчитав такие детали за мелочь, я согласилась.
В шестнадцать нуль-нуль я уже стояла на развилке – либо ехать на Кёниг, либо поворачивать на Светлогорск. Не дождавшись условного сигнала, всё же повернула налево. Звонок:
- Через полчаса освобождаюсь и сразу в Отрадный. А ты где?
- Только выезжаю из Балтийска.
Не признаваться же в постыдном нетерпении?
Через десять минут снова звонок:
- Тут такой ливень начался! Стою на спуске к озеру. Пробка - не выбраться. Озеро из берегов вышло, потоп! - кричит Геннадий. – Что делать, я с ума схожу - так хочу видеть тебя...
- И я... А тут – ни облачка... Господи, что же делать, - и вдруг всхлипываю и ускоряюсь до ста семидесяти.
Снова Геннадий:
- Говорят, там воды по пояс, машины стоят – ни туда ни сюда. Как быть, ума не приложу! Где ты? Как я хочу тебя, ты не представляешь! - сопит в трубку. - Как я жил без тебя? Чем жил? Как дышал? Боже мой, боже мой...
Стиснув сигарету в зубах, вцепившись обеими руками в трясущийся руль, кричу:
- И я не знаю, как... жила... вообще ума не приложу... Будь там, слышишь, я сейчас, я быстро... - а издевательский бэк-вокал так и рвётся из груди наружу, – «я спасу тебя, любимый»
Я - тысячекрылый мотылёк; сверхскоростная бабочка, рискующая разбиться в лепёшку о лобовое стекло встречного грузовика на пути к единственной цели!.. Впрочем, эту мысль я так и не додумала.
Подъезжаю к Светлогорску и вижу - впереди, словно сумеречная зона - ливень стеной. Стена обрушилась, и я потеряла видимость. Припарковалась на ощупь.
«Чёрт!» - затылком о подголовник: «В кои-то веки и на тебе...» – думаю.
Делаю «зрачок» в запотевшем лобовом, небо вдали – ни тучки, а надо мной... Словно сама судьба льёт холодную воду - ушат за ушатом.
И как-то сам собой возник вопрос:
- И на кой чёрт мне этот Ихтиандр?
Но более всего поразил мгновенно отыскавшийся ответ.
Завелась и проехала в город, в объезд озера – под «кирпич». Попетляла козьими тропами и спустилась-таки к озеру, убедившись, что имей Геннадий хоть каплю моей решимости, мы бы уже утешали друг друга, вопреки всем природным катаклизмам.
Выехала к пробке буквально за спиной его «шкоды». Смотрю - максимум по пять машин по обе стороны, не считая двух «утопленников» в луже. Остальные, видимо, давно разъехались, наплевав на правила дорожного движения.
Посреди дороги - потерпевшие «бедствие» водители в кепках, и группа местных жителей с банками пива в руках и целлофановыми пакетами на головах - образовали нечто вроде стихийного митинга. В центре - энергично жестикулирует мокрый до трусов Геннадий без кепки.
Я остановилась, опустила стекло и прислушалась. Прибалтийский ветерок носил в эфире обрывки его пламенной речи:
- Мы никогда… Обама… Путин…. Обама… Путин…. Путин... Путин…
По дороге домой всё думала и думала: "Нет, со мной определённо что-то не так. Завтра же позвоню знакомой медсестре и настою на сохранении за мной койки-места".
))
