Произведение «Халат» автора Пилипенко Сергей Андреевич

Странная это штука – настоящая любовь. Та самая, которая однажды внезапно расцветает в казалось бы почти пустынной степи обезчувственной души, и потом безумно и радужно буйствует жаркими, непроходимыми, полыхающими магнолиями джунглями в многократно увеличившемся сердце. Это, наверное, самое сильное чувство из всех, которые присущи человеку разумному. Хотя, навряд ли кто-то из других божьих тварей считает его таковым, но нам это останется до конца неведомо. Ведь Бог осознанно наделил их голосом, но не наделил их словом. А любовь - чувство яркое и оглушающее, как взрыв бомбы над самой головой. Самое сильное и самое непредсказуемое, что может случится между мужчиной и женщиной, ещё почти незнакомыми и непознанными друг другом. Пока не наступит сезон солёных проливных дождей, текущих из-под ресниц огромных глаз. И тогда лепестки розовых цветов по одному опадают, сбитые тяжелыми каплями, и радуга скрывается за хмурыми облаками. Даже ненависть длится намного дольше и может тлеть до самого конца жизни. А любовь скоротечна и бывает такой бесконечной и долгой редко, очень редко. И куда всё потом уходит...?

Странно осознавать, что ты теперь уже совершенно равнодушен к душе и телу, которое раньше вызывало расширение зрачков и заставляло выскакивать из груди взбесившееся сердце. Которое заставляло сгорать от ревности и при этом истекать нежностью. Без которого по утрам не хотелось просыпаться. А теперь вот живёшь вдали и уже забываешь об этих плавных и тёплых обводах любимых плеч и бёдер, груди, знакомой до самой мелкой родинки на известных в ту пору одному тебе тайных местах, и в порывах откровения открытых тебе тайнах, хранящихся в ненадёжных сейфах непонятной женской души. Вроде как будто так и было всегда. Словно новое чувство, разгораясь на пепелище души, окончательно дожигает остатки старого.

Теперь только изредка по большим праздникам, вроде Нового года или дня рождения, раздастся телефонный звонок и легко узнаваемый голос как-бы беспечно спросит: «Привет Серёжка, как твои дела? Чего нового? Как твоё драгоценное здоровье?». И ты сидишь и не знаешь, что же ответить? Ведь столько было прошептано горячими ночами на ушко и столько было откровенных историй, расказанных глаза в глаза, что кажется, теперь она до конца жизни знает тебя и твои будущие поступки лучше, чем ты сам. И всё что будет с тобой дальше, тоже знает. Потому что я думаю, всякая женщина, родившая тебе ребёнка, уже почти провидица, заглянувшая в будущее, а родившая двоих – дважды провидица. Возможно, она уже может увидеть наше грядущее глазами наших детей. А возможно, что ещё пока не видит, а всего лишь предчувствует? Отделаешься общими фразами по телефону и попрощаешься с лёгкой улыбкой. Приятно конечно, что не забывают самим собой забытого тебя. Да и то сказать, как забудешь? Когда до самой смерти теперь навсегда связаны такими мощными канатами – детьми и к душевной радости рано появившимися внуками. Ну и пусть теперь кончилась вся любовь. Взамен появились другое чувство – спокойное уважение к матери своих детей.

Сын появился у нас несколько неожиданно для меня. Я в молодом угаре ещё во всю строил фантастические планы нашей совместной увлекательной, весёлой и долгой жизни, упорно работал на заводе, заочно учился в техникуме, ходил в литературное объединение, писал картины и песни, а тут бац..., слезай казак с ретивого коня. И хоть печать забот немного опечалила моё высокое чело, но сердце исполнилось радости и гордости. Сын, это самый главный повод широко развести плечи и смело глянуть в бездну вечных небес. Я и сам теперь мог считать себя немножко бессмертным! Вполне возможно, что это чувство, как и лёгкое насмешливое сочувствие ко всем мужчинам, не имеющих наследника сына, передалось мне от отца. Дочки, это конечно здорово, это приятно, это красиво, это вечный источник любви и обожания, но..., это всё-же не сын. Сам-то он имел троих сыновей, и иногда под бокал красного вина или запотевшую рюмку водки повторял армянскую, а может быть еврейскую древнюю мудрость – «Один сын – это не сын, два сына – это полсына, и только три сына – это сын!». И я был рад продолжить устойчивую семейную традицию.

Жили мы правда очень стеснённо, в небольшой двенадцатиметровой комнатке большого заводского общежития, но, по-моему, это нас только сближало. Мне нравились эти случайные мягкие соприкосновения. От трения, оказывается, нагреваются не только физические тела. Я стал больше работать, чтобы больше зарабатывать. Забросил живопись и песни, чтобы оставалось больше времени на семью и немножко переиначил и утихомирил свою жизнь. Она стала более предсказуемой и спокойной. Моя жена занималась только ребёнком и была в это время удивительно похорошевшей и вдумчивой. Но всё равно мне было немного её жалко. Грудной ребёнок всё-же не давал большого простора для собственного совершенствования. Времени для себя у неё почти не оставалось. В ту пору ещё были неведомы некоторые вещи, облегчающие кормилицам жизнь. Стирка и готовка были, как и в средние века, ещё абсолютно ручной работой. Ежедневный вид четырёх стен и обязательные прогулки в парке, наверное, могут утомить кого угодно, и я частенько после трудов праведных отправлялся по доброй воле на прогулку с сыном, чтобы ей было сподручней приводить себя в порядок. Сделать причёску, маникюр, ну и другие секретные женские штучки, без которых настоящей женщине не очень комфортно жить на свете. Иногда наоборот оставался с ребёнком дома, а жену отправлял проветриться в магазин или просто поболтать с подругой. Отдыхай! Ты для меня сделала гораздо больше. Тем более её больше некому заменить. И мои и её родители жили от нас очень далеко, за тысячи километров, и поэтому навещали нечасто.

Сын был очень беспокойным и непоседливым. Я поначалу вообще удивлялся, как жене удаётся с ним справиться. Он же ни одной секунды не мог усидеть на месте. Когда я его брал на руки, то через пять минут уже понимал, какая это непростая задача. Он постоянно вертелся, выворачивался из рук и норовил выскользнуть с ладоней. Он ежесекундно познавал мир и делал это глобально. Не успеешь оглянуться, как он уже что нибудь исследует на излом и пробует на вкус. Но самой большой задачей было уложить его спать. Ох и помучился я сначала. Любая моя колыбельная песня, начинавшаяся вкрадчивым голосом, к концу становилась очень длинной и тоскливой. Я мог уснуть сам, но не усыпить его. Немного лучше шёл репертуар «Дип пёрпл», «Блэк Сабач» и Дженис Джоплин, но и он не менял дело кардинально, пока я однажды не наткнулся на маленький секрет.

Стоило положить ребёнка в кроватку и накрыть его маминым байковым цветастым халатом или даже просто оставить его рядом с ним, как он моментально успокаивался и через некоторое время засыпал уткнувшись лицом в его цветочный узор. Видимо, он так много времени проводил на руках и настолько чувствовал родной запах, что этого хватало для полного душевного успокоения и чувства защищенности. Но стоило халат неосторожно убрать из кроватки, он просыпался. Честно сказать, я потом часто пользовался для его быстрого засыпания этим снотворным средством и почти всегда оно работало безотказно.

Как-то я рассказал об этом моей маме, приехавшей к нам в гости. Мама улыбнулась.
- Так это у вас наследственное. Твой отец и тебя так же когда-то усыплял. Когда ты ещё и ходить не умел. Нужно мне куда нибудь по делам, оставлю вас, попоёт-попоёт он песенку про Бебеку, надоест ему, возьмёт со спинки кровати мой халат или сарафан, положит на подушку тебе под голову и уходит во двор работать. Быстро ты засыпал, оглянуться не успеешь, уже сопишь себе. Так что этот метод тебе должен быть знаком.

Конечно же, я не помнил этого. И песенку про Бебеку не помнил. Только выловил из глубин памяти одну строчку – «Ой Бебека, ты Бебека, ты хороший человека...», а вот откуда он её взял, так и останется теперь неизвестным. То ли на самом деле существовала такая колыбельная, то ли он сам её сочинил...?

А вот любовь к родным запахам осталась у меня до сих пор. Видимо, с маминых сарафанов и халатов. Я помню, как взял на руки своего первого внука. Я во все глаза смотрел на него, стараясь усмотреть в нём родные черты моей мамы или моего отца, но что можно рассмотреть, когда ребёнку нет ещё и недели отроду? Он был похож на всех моих родных и любимых одновременно. А вот родной запах я узнал, приблизив лицо к его головке я почувствовал этот эфир, запах тёплой женской кожи и парного молока. Я вспомнил его из своего далёкого детства, когда он впитался в серое вещество мозга через мои тогда ещё крошечные ноздри. Он и сейчас там, навсегда. А может, просто все грудные дети и кормящие мамы пахнут одинаково?

Я теперь могу спокойно спать под милосердным небом. Мне кажется, что я тоже укрыт покрывалом или байковым халатом бессмертия. Он уже сшит моими будущими правнуками и праправнуками. А звёздочки на небесах, это дырочки от иголок и сквозь эти крошечные отверстия мне уже видна вечность....