Он почувствовал сильный удар в спину, и затем наступила темнота. Все происходившее потом воспринимал он уже сквозь какую-то дымку, иногда приходя в себя от сильной боли между лопатками, затем снова проваливаясь в липкий горячий бред. И чудились ему страшные месяцы поздней осени 1914 года, когда их, 150 пехотный Таманский полк, с первых дней находившийся на линии огня, почти беспрерывно в боях, начал отступать. Брели они по осенней грязи, чавкая сапогами, а навстречу свистел мерзкий ветер пополам с какой-то моросью. Солдатская одежонка не спасала, ветер пронизывал их до костей. Отступали они под непрерывным артиллерийским огнем, сами почти без снарядов, брели, утопая в грязи, проклиная всё на свете. И в темном бреду всё чудился ему свист пуль, огненные вспышки вокруг, разрывы снарядов и погибающие товарищи - друзья, с которыми он был принят на военную службу ещё в 1911 году. Участвуя в первых боях, сначала на австрийском фронте, потом на германском, получил он два Георгиевских солдатских креста за храбрость. Сам потом удивлялся, как это получалось: ничего не боясь, лез под пули, помогал товарищам, а пули его не трогали. А вот теперь лежал он, почти без сознания и не понимал, что случилось. Ведь перед тем, как провалиться в эту темноту, сидел он спокойно с товарищами в окопе. Был февраль, уже подморозило слегка, было холодно, но грязи такой, как осенью не было, а потому казалось им, что жизнь стала легче, чище. И вот этот удар в спину… Он едва мог вспомнить потом всё, что с ним было, куда его везли, что с ним происходило.
Когда он очнулся в очередной раз, то увидел стоящую перед его койкой даму. Была она так прекрасна, что показалось: перед ним ангел. Он подумал, что уже умер и находится в раю, где и должен находиться солдат.
- Где это я? – на всякий случай спросил он слабым голосом.
- Слава богу, очнулся, и я это увидела – улыбаясь, проговорила дама, - Ты в Обуховской больнице Петрограда. Всё страшное позади, скоро поправишься. Крепись, ты же храбрец – трижды Георгиевский кавалер.
Он хотел поправить эту прекрасную даму, сказать, что она ошиблась, что у него только два креста. Но дама остановила его легким движением руки.
- Третий крест тебе вручат, как только немного поправишься. А сколько тебе лет, солдатик?.
- Двадцать пять - прошептал он.
- Подумать только, двадцать пять, а ты совсем седой! - горестно вздохнула дама.
- Господи! – подумал он -Не ошиблась ли она? У меня же черные как смоль волосы.
- Поправляйся, голубчик! - и дама направилась к другим раненым. Тут он заметил, что дама не одна, её сопровождает целая толпа людей в мундирах, а рядом с ней юная девушка, такая же прекрасная, как она. Когда они покинули палату, он спросил у соседа, кто были эти прекрасные дамы.
- Разве ты не узнал? - удивился тот. -Это же была императрица Александра Фёдоровна с дочерью Ольгой.
- Вот это, да!. Как же я сразу не догадался!. Послушай! А почему она сказала, что я седой? У меня вообще-то черные волосы. Я брюнет.
- Э, браток, - отвечал сосед. - Может, был ты и брюнет, а сейчас ты сед. На, посмотри-ка, - и протянул осколок зеркала. Оттуда глянул какой-то незнакомый и совершенно седой мужчина, худой и бледный. -Неужели это я?
Позже ему рассказали, что в бессознательном состоянии попал он сначала в Варшаву, а потом в Петроград. Узнал, что ранен был тяжело разрывной пулей, отчего и произошел перелом левой ключицы, оторвало часть левой же лопатки.
Но с этого дня он стал быстро поправляться. Вскоре уже смог выходить в сад. Ранили его зимой, а теперь на дворе стояло лето, июнь, правда, холодный, не такой как у них на Украине. Да ведь город северный, что же тут поделаешь. Вскоре он узнал, что приглашен как Георгиевский кавалер вместе с другими солдатами на экскурсию в Эрмитаж. Везли их сначала по рабочей окраине, а потом выехали на Невский проспект. Всюду светились огни, работали рестораны, кинотеатры и другие увеселительные заведения. После фронтовой грязи и темноты город показался ему слишком ярким и нарядным. И казалось, что неприлично быть таким праздничным, ведь на фронте люди погибают. Но складывалось такое впечатление, что здешнюю публику это не интересовало. Позже он понял, что ошибался. Это для них, приехавших с фронта, город показался ярким, нарядным, а для местных жителей он представлялся серым и траурным. Ведь до войны Петербург был ещё более весёлым и нарядным. Тем не менее, город ему очень понравился. Да, что там говорить, он просто влюбился в этот холодный северный город, с его белыми ночами и серыми днями. И с этого момента поселилась в нём мечта: вот бы когда-нибудь сюда приехать и остаться жить навсегда, видеть каждый день эту строгую холодную красоту, реки и каналы, набережные, эти непонятные скульптуры на площадях, прекрасные дома, ходить мимо этой красоты каждый день и изучать её.
Они приехали на Дворцовую площадь и увидели Зимний Дворец, где жил царь и его семья. Такого огромного красивого здания он еще не видел в жизни.
И вот он, провинциальный парень, ходит по прекрасным залам Эрмитажа вместе с другими солдатами, открыв рот, обалдев от великолепия и пышности. Честно говоря, до этого он не бывал в музее ни разу, а тем более в таком прекрасном. Хотя он не раз бывал в домах богатых людей того города, где жил, но такого великолепия, конечно, там не было. Они переходили из зала в зал, каждый раз любовались новыми интерьерами, не похожими один на другой, смотрели на картины, хотя, если говорить честно, картины их интересовали меньше, чем двери, потолки, мебель, предметы обихода. Это все они рассматривали с интересом: как сделано, из чего. Поражала их чистота, порядок вокруг: блеск натертого паркета, зеркал, золотых украшений ослеплял. В одном из залов царил жуткий беспорядок: множество вещей, разбросанных по полу, перевернутые стулья. Их быстро провели в следующий зал, но всем было любопытно, что там такое произошло. Он решился подойти к смотрителю и тихо спросить его о причине беспорядка. –
- А, милок, это царские дети играли только что здесь. Их увели перед вашим приходом.
Он подумал, что царские дети уже большие, чтобы так безобразничать, но ничего не сказал. А мечта солдата осуществилась уже после Революции, в 1933 году, когда вместе с семьей он переехал в Ленинград навсегда.
