Золотая лихорадка

Евдокия спятила! Эту интереснейшую новость с самого утра обсуждали на лавочке местные старухи.

А весть принесла Тамара Петровна, соседка Евдокии. Жили две пожилые женщины в коммуналке чуть не полвека, привыкли друг к другу, сроднились. На общей кухне сообща готовили немудреный обед и ужин, вместе смотрели телевизор, сплетничали.

Тамара Петровна мужа похоронила еще двадцать лет назад, а у Евдокии семейная жизнь и вовсе не сложилась. Сначала жила с больной матерью, но та оказалась сердцем крепкая и скрипела почти до ста лет, хотя последние пятнадцать с кровати не вставала. Ухаживая за матушкой, Евдокия не заметила, как сама состарилась. Мужчины, конечно, Евдокию стороной не обходили, но когда знакомились с ее «приданым», спешили раскланяться – кому охота такую обузу тащить? Так и прожила Дуня жизнь одна. Без мужа и детей.

Правда, была у Евдокии двоюродная племянница, девка плодовитая и замужем побывавшая неоднократно. Она нередко приезжала к тетке, привозила своих многочисленных родственников. Не стеснялись гости ни тесноты, ни постоянного запаха, какой крепко поселяется в доме, где есть лежачий больной. Гостили по месяцу, шумно и весело, и Тамара Петровна начинала нервничать: ни в ванную спокойно не зайдешь, ни на кухню. Тогда соседки ссорились. Ненадолго. Когда родственники Евдокии уезжали, снова начиналась спокойная жизнь двух одиноких пожилых женщин.

И вдруг выскакивает во двор Тамара Петровна, платок на одно ухо сбился, глаза что молнии, и как давай частить:

- Да что же это делается, бабоньки?

Оказалось, получила вечером Евдокия телеграмму. От племянницы. Написала та, дескать, узнала, что бабушка Татьяна (мать Евдокии) оставила племяннице наследство. И немалое! Мол, Татьяна по молодости кокеткой была, замужем за ювелиром жила и в золоте ходила. И шкатулку с драгоценностями завещала мать Евдокии племяннице. А Евдокия, такая-сякая, все наследство себе захапала.

- Евдокия-то с ума сошла! Давай по банкам-склянкам в кухне лазить, всю крупу рассыпала, мешок с мукой опрокинула! Все ищет эти самые драгоценности! – трещала Тамара Петровна. – Да разве ж сокровища держат в кухонных банках? Отродясь там их не было! А потом давай матрасы вскрывать, диван порезала – все пружины наружу! Ну, чисто «Двенадцать стульев»! Кричит: «Никого не обманывала, не оставляла мама никаких драгоценностей!». И то верно, у Татьяны, может, и была когда-то шкатулка, где она колечки хранила, только я эту коробочку уж лет тридцать не видела.

- Вот как! – удивлялись во дворе старухи. – Так может, и правда Евдокия тронулась?

Тамара Петровна сокрушенно разводила руками:

- Что делать, бабоньки, ума не приложу!

На следующий день приехала племянница. Чуть не с порога налетела на тетю:

- Отдавай, что награбила! Думала, никто ничего не узнает? Нашлись добрые люди, рассказали, как ты нотариуса подкупила, чтобы все себе оставить! Спрятала завещание бабушки Тани! Решила, раз носила за ней вонючие горшки, так и все золото тебе достанется? Да не вышло! Я недаром приезжала, навещала бабушку, она мне все рассказала, и как ты била ее, и как голодом морила. Все ты и твоя соседка! Сживали со свету белого несчастную бабушку Таню!

Евдокия – в слезы. Как же она за мамой не ухаживала? Как не любила?

А племянница отодвинула тетушку локтем и принялась квартиру обыскивать. Не поленилась и к Тамаре Петровне в комнату войти, только Петровна нежданную гостью веником прочь погнала.

Пока родственница сноровисто в теткиных вещичках ковырялась, Евдокия стояла столбом, слова сказать не могла. Во все глаза смотрела и поверить не могла в происходящее.

- Реви – не реви, - сердито бросила племянница, - а свое заберу! Уж знаю, сколько стоят старинные украшения! У меня сын в институт поступает, нужно за учебу платить, а ты сидишь на деньгах, как собака на сене! Да и дом разваливается, а где денег взять? В бешеные кредиты влазить, когда вот они, денежки, рядом лежат?! Нашла дураков!

- Милая моя, - отмерла наконец Евдокия, - да откуда у моей мамы драгоценности? Ты ж у меня бывала, жила, видела, что в доме. Я ничего никогда не утаивала. Да и заговаривалась мама в последние-то годы, бредила! Неужели если бы было завещание, то я бы что-то скрыла от тебя? Ведь мы родня!

- Не верю! – визжала «родня». – Врешь! Ты и раньше жадной была, как к тебе приедешь, сразу начинаешь попрекать: сахар не бери, конфеты Тамара купила, в ванной долго не сиди, шампунь Тамары не трожь…

- Так ведь не твое это, - пыталась объяснить тетя.

- Отдай шкатулку по-хорошему, - пригрозила племянница. – Я думала, совесть у тебя проснется. А ты…

- Ищи! Что найдешь – твое будет! – гневно крикнула Тамара Петровна и не удержалась: - Дуня, ну и родственнички у тебя! Золотые прямо! Хоть бы раз подарок тебе привезли, карамелек кулек, зато теперь права качают!

Перевернув дом вверх дном, племянница не поленилась отодрать доски с полу под кроватью, на которой некогда лежала Татьяна. И нашла-таки шкатулку. Деревянную. Потемневшую от времени.

- Вот! – победоносно потрясала кулаками в адрес тетки. Потом с видом триумфатора племянница открыла крышку и замерла.

Теперь уже и Тамаре Петровне стало интересно, она подвинулась поближе и заглянула в шкатулку. В ней лежали пара серебряных колечек с искусственным рубином, пластмассовые клипсы и почему-то карандашный огрызок.

- Хорошо наследство, - хохотнула Тамара Петровна. – Владей!

Грохнув шкатулкой об пол, племянница, громко топая, ушла.

- Мама под конец совсем плохая была, - покачала головой Евдокия, подбирая «наследство» и прижимая к груди, – рассказывала сказки про ювелира и его сокровища. А ведь папа столяром был. Вот эту шкатулку он для мамы сделал. Какой из него ювелир?