Две половины короля
- Эй, пропащие души! Что-то вы приуныли! Ждете, когда вас заберут в АД?!!!
Время в чистилище тянется медленно. Порой, кажется, что времени и вовсе не существует.
Целую вечность души томятся в ожидании своей участи. Как известно, в чистилище приходят по одной дороге, а уходят из него каждый в свою сторону: кто-то возносится в рай, а кого-то ждет ад. Ожидание мучительно и невыносимо. И только вездесущий рассказчик, душа которого находится в чистилище так долго, что он забыл даже свое имя, не унывает и веселит мятежные души разными историями. А знает он их превеликое множество.
«Эй, хватит слоняться без дела, словно призраки. Что бы вам не уготовили, рай или ад, сейчас уже поздно каяться. Об этом нужно было думать, пока ваши ноги крепко стояли на земле, а не когда ваши бренные тела пожираются могильными червями под спудом кладбищенских надгробий. Подходите сюда, и я расскажу вам историю, от которой кровь стынет в жилах. О чем это я – у вас и крови-то нет!
Расскажи я вам эту историю при вашей жизни, вы тот час же околели бы от ужаса. И помните, я ничего не выдумываю, ибо правда – самая неправдоподобная штука в сравнении со всеми байками и враками вместе взятыми. Правда легко даст фору изысканной лжи. Правда бывает столь невероятна, что о ней предпочитают молчать, дабы не прослыть лгуном. И все это потому, что ложь выдумывает ничтожный человек, тогда как правда – творение самой жизни.
Я расскажу вам о том, как один из смертных, преставившись, умудрился отправиться одновременно и в рай, и в ад. Наверняка, кое-кто из вас узнает, о ком идет речь в моем повествовании, ибо герой моего рассказа – весьма известная личность, и потому я не буду произносить вслух его титулованное имя, чтобы не бросать тень на его славных предков и ныне живущих потомков.
Солнце восходит, чтобы подарить миру свои лучи. Королевы рожают детей, чтобы подарить новых господ своим смиренным подданным. В одном королевстве ждали двойню, ибо велик был груз королевы-матери. Повитухи уже предрекали тяжелые роды, а придворные советники предсказывали распри между наследниками престола. Но ни те, ни другие пророчества не оправдались. Королева разрешилась лишь одним младенцем, и хоть был он огромен, повитухам он хлопот не доставил.
Был тот младенец мужеского пола и единственным сыном отца своего, а стало быть, законным наследником королевства, но… Но был тот мальчик необычен. Две руки, две ноги, одна голова, на голове – пара ушей и пара глаз, один нос, один рот; и зубов в нем положенное количество, и язык не слишком короткий - не слишком длинный, и пальцев по пяти, что на руках, что на ногах, и про меж ног – все, чтобы продолжить свой королевский род….
Да только был он разделен на две половины незримой чертой, как два брата, сплетенные вместе судьбой. Если уж правый глаз был открыт, левый - сощурен, как будто спит. Правые пальцы сжаты в кулак, левые веером смирно лежат. Ножкою правой младенец стучит, левой сквозь дрему едва шевелит.
Странности эти скрыть было невозможно, и посему король и королева, души не чаявшие в своем, хоть и странном отпрыске, отослали из замка лишних зевак, коих при дворе как мух на куче навоза. Отослали они и слуг, и придворных дам, коим особенно бросилось в глаза загадочное раздвоение наследника. Нет! Нет, нет, они вовсе не стыдились плодов своей любви и восхищались сыном, как восхищаются своими детьми все родители, будь этими родителями хоть свиньи, хоть коронованные особы. Но… Обрадовались бы вы, узнав, что в вашей конюшне подрастает жеребенок, который, повзрослев, будет возить ваш экипаж, и который…. Словом, странный такой жеребчик, не в ладу с собственными копытами, да и с головой… Немного чудаков отважатся впрягать такого в карету. А как же ставить такого монарха во главе государства и куда этакий непонятный конь свезет страну? В болото или до первой канавы.
Король и королева знали, к чему приводят слухи и сплетни. Поэтому они, полагаясь на милость божью, предоставили принцу расти, как дают волю сорному цветку цвести посреди поля без ухода и опеки, а потом срывают его и вплетают в венок, конечно, если цветочек вырос красивым.
Из слуг к принцу были приставлены двое – отставной солдат, сыскавший славу в войнах во имя своего короля, поплатившийся за свою храбрость одной ногой, глазом, да и рассудком; и повитуха, та, что принимала королевского отпрыска при родах. Ежели солдат жалел лишь о том, что не сложил свою голову в битве, повитуха, она же знахарка, здорово скучала по лесам и полям, где росли ее целебные травы и журчали ручьи с прозрачной ледяной водой.
То ли слуги были так усердны, то ли создатель так определил судьбу принца, но мальчик встал-таки на ножки и в положенный срок заговорил. Более того, был он любопытен и развит не по годам, пригож собой и учтив. Да только скрыть его проклятое раздвоение было весьма сложно. Если правая его сторона днями напролет тянулась к деревянной ноге калечного солдата–слуги, который с упоением рассказывал принцу о боях и походах, то левая не отпускалась от фартука повитухи и внимала рассказам о лесных духах и русалках, обитающих в заросших ивою прудах.
Слуги обожали принца, правда, каждый свою половину, они, как смогли, объяснили мальчику, что раз бог распорядился двум существам делить одно тело, следует вести себя благоразумно и не показывать и малейшего изъяна, дабы не уронить честь рода, да и трон терять тоже не хотелось.
Принц внял увещеваниям, и как мог, смирился с половиной своей. Но, стоило ему остаться наедине сам с собой, брани и шуму не было конца. «Ты, урод сопливый, не можешь оседлать коня!». «Молчи, грубиян, ни к чему мне ездить верхом в столь юном возрасте», «Да дай тебе волю, ты всю жизнь проведешь в молитвах», «А ты – в перебранках…». Если бы несведущий человек услышал этакие разговоры принца с самим собой, то наверняка решил бы, что в мальчике сидит сатана.
Мальчик рос, постигал науки, вникал в дела своего государства, выезжал порезвиться на охоту и помолиться в святые места, часами танцевал на балах и по полночи пропадал в библиотеке. И те, кто не знал о его странном недуге – а об этом и впрямь знали не многие – полагали, что небеса послали им самого лучшего монарха из тех, кто хоть раз надевал на себя корону и правил страной своих предков.
Бог прибрал к себе старого слугу, калечного солдата, и хлопотливую добродушную повитуху. Один за другим сошли в сырую землю родители принца, и, как и было уготовано судьбой, принц стал королем.
- Мы долго терпели нападки на наше государство, но теперь пришло время мечом доказать свое превосходство жалким соседям, - орала правая половина короля.
- Мы должны победить голод и нищету в нашей стране, - возражала его левая половина.
- Мы будем воевать, если даже ты упрешься, как осел, и не пойдешь со мной, благо тому есть примеры – мой верный слуга и на одной ноге лихо рубил головы чужеземцам, и я буду воевать, чего бы мне это ни стоило.
- Я подчинюсь, как учила меня моя верная няня, но помни, на этой войне я защищаю слабых и убогих.
- Отлично, а я буду убивать сильных и дерзких.
Страна ввязалась в войну. Кровь и слезы лились рекой. Но, о чудо! Король не прятался за спинами своих солдат. Словно заговоренный, он лез в самое пекло сражений и, как говорили бившиеся с ним рука об руку соратники да и взятые в плен враги, был он, как дьявол, жесток и милостив, как архангел.
Правой рукой, держащей меч, разя наотмашь всех, кто попался ему на пути, левой, держащей щит, он, презрев опасность, прикрывал не себя, а товарищей своих. Лично казня мародеров и предателей, стоя на эшафоте по локоть правой руки в крови, левой он рассыпал в толпе золотые монеты, одаривая нищих, побежденных им людей. Правая рука жгла осажденные замки, а левая выхватывала из пламени книги. Правая нога всегда была увенчана огромной шпорой, а левая не была закована в латы, чтобы не натереть бок коню. Правая половина лица была испещрена шрамами, и красный от гнева и недосыпания глаз, словно кинжал, пронзал всех насквозь своим взором, и в кривой улыбке виднелись желтые, более походившие на клыки зубы, а левая половина того же лица была настолько благообразна, что с нее можно было писать лики святых. И еле заметная улыбка и застывшая у глаза слеза заставляли преклонить голову перед этим святым человеком.
На смену зиме приходит весна. Сколько бы снега ни выпало, он растает и уйдет под землю. Сколько бы ни длилась война, и ей приходит конец, и ярость уходит вслед за вешними водами.
- Я упрочил нашу корону и присовокупил к ней земли, в десять раз превосходящие наши исконные, - ликовала правая половина короля.
- Ты разорил и нашу страну, и соседние. Вместо пшеничных полей вокруг нас поля брани, - сокрушалась его левая половина.
- Хватит причитать, я довольно уже отстоял на коленях, молясь твоему богу.
- Хватит крови, я и по сей день не могу от нее отмыться.
- Нет! Мы будем воевать! Мы завоюем весь мир!
- Нет, мы будем сеять хлеб, мы накормим всех голодных.
Обе полвины короля спорили и день, и ночь, и никто не мог уступить, ибо были они врагами по духу своему, хоть и заключены были в одном теле. В конце концов, правая половина взмолилась: «Господь, ну за что ты дал мне это наказание, как мне жить с врагом в одном теле?».
Левая половина также обратилась к богу: «Забери меня, господь, я вижу, как мучается моя правая половина, и я не в силах причинять ей такую боль».
Господь услышал их молитвы. Однажды утром юный король проснулся в чрезвычайном возбуждении. С первых же секунд своего бодрствования он понял, что его левая половина капитулировала, и тело, тело полностью в его власти. Монарх ликовал: он рычал, как дикий зверь, и отражение в зеркале показывало два, два горящих огнем глаза. Он схватил два меча, и обе, обе руки твердо рубили, рассекая со свистом воздух. Счастью не было конца! Но вдруг он услышал звуки похоронной процессии. Под бой барабанов и вой вдов и детей несли на кладбище его мертвых воинов. Король был горд, что его солдаты умерли в бою, но что-то больно кольнуло его в левой половине груди. «Что это?» - подумал он, ведь раньше он и не ощущал своей второй полвины вовсе.
Он вышел во двор и увидел, что грязные и ободранные дети дерутся друг с другом из-за корки черствого хлеба. «Молодцы, хорошие солдаты выйдут из этих драчунов», - подумал он, но в левой части груди что-то нестерпимо заныло. На что бы ни обращал свой взор король, дикая боль посещала его левую половину. Лучшие лекари были бессильны. Сомнений не было – у короля болит и трепещет сердце.
«О боже! Какую боль выдерживала моя левая половина. Как я был несправедлив к ней, как я был глуп…», - казнил себя король, но его сожаления были тщетны. Теперь он был полноправным хозяином своего тела.
Он прожил недолго, господь смилостивился над ним и избавил его от мучений. Когда попал он в чистилище, первое, что он сделал – это принялся искать свою вторую половину, но – увы! – она была уже в раю, и им не суждено было увидеться».
Рассказчик замолчал, а слушавшие его души еще долго стояли подле него, завороженные чудесным повествованием. Кто знает, услышат ли они когда-нибудь еще о двух половинках короля. Одно несомненно – с одной из них они
