Как я выжил, будем знать только мы с тобой
«Не о том надо думать, каким именно прессом на вас давят, а о том, как вести себя под давлением. Вы поставлены перед неким выбором, и выбор должны делать в одиночку, сами».
А.Н. и Б.Н. Стругацкие
Иногда говорят: «Было трудное время…» И еще говорят: «Сейчас трудное время». Что это значит? В чем, собственно, состоит трудность времени?
Парадоксально, но каждый раз при анализе оказывается, что наибольшую сложность составляют не объективные, физические, что ли, факторы, а проблема выбора.
В благополучии выбор не представляет из себя драмы: ту кофточку купить или эту? Угощать гостей икрой или ананасом? Ехать в отпуск в Сочи или купить новую мебель? Это всего-навсего игра амбиций.
А вот в экстремальной ситуации, когда многие считают, что от них, в сущности, ничего и не зависит, когда право принимать решения находится вроде бы в руках совсем других, обладающих силой и властью людей… Вот тут мы сдаем экзамен на право остаться человеком.
Освенцим, Майданек, Бухенвальд… Мы много знаем о зверствах фашистов, построивших гигантские концентрационные лагеря. Но всем ли известно, что дело тут не только в природной сущности фашизма. По отношению к солдатам из стран Европы и США немцы соблюдали международную конвенцию о военнопленных. А в отношении советских граждан она не действовала, так как Иосиф Виссарионович Сталин заявил на весь мир, что «у нас пленных нет. Есть только предатели Родины».
И, естественно, фашисты не утруждали себя соблюдением международных договоренностей по отношению к людям, которых отвергла собственная страна. Та страна, которую они защищали.
Константин Васильевич Запарин родился в Дзержинске Нижегородской области. Вместе с Николаем Патоличевым был в числе первых пионеров нашего города, участвовал в работе Народного дома, играл роли в драматическом кружке…
После окончания техникума имени Красной Армии распределился на «Завод им. Я.М. Свердлова». Однако вскоре решил стать кадровым военным и пошел на курсы младших командиров. В 41-м он был уже опытным фронтовиком. После финской отличился тем, что в гостинице «Астория» в Ленинграде устроил стрельбу из пистолета по люстрам. Наказать не успели. 22 июня началась война.
В Дзержинск Константин Васильевич вернулся уже после смерти «вождя всех народов», в середине пятидесятых. До конца жизни (а прожил он почти 90 лет) остался убежденным ленинцем, готовым физически драться за идеалы коммунизма. Был абсолютно бесстрашен. Боялся только двух вещей: зубной боли и … компетентных органов.
Из-за клейма «предателя», оставшегося на нем из-за пребывания в фашистских лагерях, родная жена не приняла его. Он женился второй раз. И все то, что ниже будет написан в этих несколько хаотичных заметках, он поведал своему пасынку Алексею Пурусову. Но мы ведем рассказ как бы от первого лица.
В плену у немцев
- Чем человек отличается от животных? Почему в ситуации, когда, казалось бы, уцелеть невозможно, одни гибнут, а другие выживают? Что такого особенного есть в людях, что помогает им сохранить себя?
Я бы сказал, что это вера. Безразлично во что. Искренне верующие в Бога, так же, как и беззаветно преданные идеалам коммунизма, оказались, как ни парадоксально, в выигрышном положении. В самых скотских условиях они смогли сохранить чувство собственного достоинства. И, благодаря этому, жизнь.
Постоянный, изнуряющий, болезненный голод, физические страдания - все это вроде бы извиняет людей, которые позволяют себе опуститься до скотства: подбирать отбросы, рыться в помоях, жрать всякую дрянь…
Первым моим концлагерем был Освенцим. Там, как и остальные, я физически чувствовал, что умираю. Но те, кто позволял себе подбирать и жрать гниющие отходы, обречены были на дизентерию. Заболевших немцы, не особо затрудняя себя сортировкой на мертвых и еще живых, скидывали в ямы и заливали известью. Называлось это «дезинфекция для предупреждения эпидемий». И эпидемий, надо признать, у них не возникало.
Второе, что помогло выжить, - ремесло. Шил немцам сапоги, какой-никакой, а дополнительный паек.
Потом уже, под конец войны, когда перевели в лагерь где-то во Франции, там, за забором из колючей проволоки, находились пленные офицеры союзников. Летчики в основном.
Если бы немцы заметили, как кто-либо пытается пролезть в тот лагерь под проволокой, пристрелили бы на месте. Тем не менее я регулярно ползал под колючим забором, чтобы сыграть в шахматы на паек. Союзников кормили не в пример лучше наших.
Война окончилась как-то в одночасье. Лагерь, в котором мы находились, попал в американскую зону оккупации. Но немцы не собирались нас так просто отпускать. Точно сказать не могу, но, по-видимому, тому отряду, который нас охранял, дали приказ завести всех в штольню и там, под землей, чтобы не осталось следов, расстрелять.
Немецкий командир - молоденький лейтенант (до сих пор не могу понять, что он был за человек), несколько дней водил нас взад-вперед с какой-то непонятной целью. Теперь я думаю, что он нарочно тянул время, ведь до подписания капитуляции оставались считанные часы…
Когда все свершилось, он нас отпустил. Сделал свой выбор.
И мы пошли на восток. Были страшно голодные (все последние дни нас не кормили), грязные, оборванные… Живые.
Можно ли это представить? Война окончилась, а мы живы!
Удивительной была встреча, когда вышли к нашим. «Вы - предатели Родины, - сказали нам, - имеете еще шанс искупить свою вину кровью. В швейцарских горах, на перевалах, засела эсесовская дивизия «Эдельвейс». Их надо оттуда выбить. Берите автоматы».
Я тогда весил 46 килограммов. Какой «Эдельвейс», какие перевалы? Просто не дойду!
Крематории в Сибири не нужны
Короче говоря, погрузили нас в эшелон и отправили в другой лагерь. Теперь уже советский. От фашистского он отличался в основном тем, что в Сибири климат не европейский. И крематории не нужно строить: тайга сама похоронит.
Из того, что Константин Запарин рассказывал о советских лагерях, запомнились два эпизода. Оба поразительные, хотя каждый по-своему. Впрочем, судите сами.
Через Берингов пролив
Лагеря в Советской стране никогда особо не пустовали. А после войны там оказалось значительное количество кадровых военных. В том числе офицеров, фронтовых разведчиков (у них ведь больше шансов попасть в плен, чем у солдата в окопах), прошедших специальную подготовку.
В Сибири очень быстро понимаешь, что такое жизнь и смерть. И снова каждый из нас должен был сделать для себя выбор: остаться человеком или позволить машине государства переломать тебя, уничтожить, как личность.
Спецназовцы решили задачу по-своему: они совершили побег.
Сначала в лагере было восстание, которое подавили. Но при этом выяснилось, что группа профессиональных военных - человек двадцать - исчезла.
Побег произвел сенсацию. За ними охотились на вертолетах и с собаками. Погоня продолжалась несколько месяцев - практически все сибирское лето. Но беглецов так и не нашли. Может, конечно, сгинули где-то в тайге, но из уст в уста по лагерям передавали заключенные, что сумели-таки они уйти по льду Берингова пролива в Америку.
И я верю, что ушли. По человеку видно, кто сможет выжить, а кто сломается.
Капитан Копейкин
В этой истории самое удивительно, что капитан Копейкин единственный раз прошел как бы по краешку моей судьбы. Круглолицый, веснушчатый, русоволосый… он даже не сказал мне ни единого слова. И оставил непреходящую память на всю жизнь.
История его проста: деревенский парень, в армию попал в начале войны. За четыре года в окопах дослужился до капитана - выше нельзя, для майора нужно образование.
После войны поехал в леспромхоз, где жила вдова его погибшего друга. Обещание, что ли, он такое дал? Не знаю.
Вдова с детишками ютилась в какой-то полуразвалившейся хибарке, где ни толком повернуться, ни толком согреться в свирепую сибирскую метель было невозможно.
Капитан походил по инстанциям, побился, требуя льгот для семьи погибшего фронтовика, понял - бесполезно.
Тогда он украл в леспромхозе машину хорошего строевого леса и сам построил вдове дом.
А потом пошел и сдался властям. «Так и так, - сказал, - я украл у государства».
При нашей-то вечной бесхозяйственности никто бы этого пропавшего леса даже бы и не заметил! Но он пошел и признался: «Я украл!». По тем временам потянуло на хищение в особо крупном размере.
Так и встретились мы на зоне.
Один раз прошел он мимо меня, удивительно светлый русский простой мужик. И оставил в душе нечто, о чем я вспоминаю в самые горькие и самые радостные минуты.
Может, таких в прежние времена называли святыми?
***
Завершая эти воспоминания, которые пришли ко мне через вторые, а то и третьи руки, хочется еще раз сказать: иногда нам кажется, что мы поставлены в такие условия, что выбора нет. Можно снизить требования к себе, смириться, сдаться… Но выбор всегда есть, и он всегда с нами. Нужно только найти в себе силы его сделать.
«Сказали мне, что эта дорога приведет к океану смерти, и я с полпути повернул обратно. С тех пор все тянутся передо мною кривые, глухие, окольные тропы…»
Нельзя позволить себе свернуть с прямой дороги…
Записала Надежда Максимова
Иногда говорят: «Было трудное время…» И еще говорят: «Сейчас трудное время». Что это значит? В чем, собственно, состоит трудность времени?
Парадоксально, но каждый раз при анализе оказывается, что наибольшую сложность составляют не объективные, физические, что ли, факторы, а проблема выбора.
В благополучии выбор не представляет из себя драмы: ту кофточку купить или эту? Угощать гостей икрой или ананасом? Ехать в отпуск в Сочи или купить новую мебель? Это всего-навсего игра амбиций.
А вот в экстремальной ситуации, когда многие считают, что от них, в сущности, ничего и не зависит, когда право принимать решения находится вроде бы в руках совсем других, обладающих силой и властью людей… Вот тут мы сдаем экзамен на право остаться человеком.
