Музыка Праги

Мы шли темными улицами Праги, путаясь в полуночных тенях и словах. Одинокие прохожие старались поскорее убраться с пути двух нетрезвых юнцов, и я был им благодарен за это. Меньше всего сейчас хотелось вступать в перепалку с незнакомыми моралистами, которые осудят наш разнузданный внешний вид и нетвердую походку. Тем более, со мной рядом шел Студент, а уж он мог делать и говорить поистине странные вещи.  Особенно в том состоянии, в котором мы находились. Вывеска последней пивной еще маячила у нас за спинами, не успев скрыться в тумане, но Студент уже вещал сбивчивым голосом о том, как ему хочется выпить. Он повернулся ко мне, его пижонская широкополая шляпа съехала набок, а на лице играла глупая улыбка. И еще глаза. У Студента они были разного цвета – правый голубой, левый зеленоватый. Я  читал где-то, что такие люди приносят удачу, но только не в нашем случае. Именно в обществе Студента со мной случались разные неординарные, а то и неприятные вещи. Конечно же, третьим в нашей дружной компании частенько был алкоголь.
– Слышишь, Марек, – глаза Студента смотрели мимо меня, – тут, это, пивнуха рядом, зззайдем, это, пить чертовски охота.
– Подойдет? – я указал на фонтанчик с питьевой водой у входа в небольшой сквер.
– Нееее, – проблеял Студент, – пивка надобно. Гамбринус, Будвайзер, Праздрой... – он перечислял сорта пива, как сакральные имена духов. Я сделал несколько шагов, прежде чем заметил, что Студент стоит, задрав голову вверх, а шляпа валяется у ног.  – Крушовице еще. И Козел. И Клаштер. Дорогие мои! Я люблю вас всех! – он развел руки в стороны, наверное, ожидая, что призванные духи войдут в него, навсегда окутав янтарной пеленой иссушенный мозг. Ничего не произошло. Я закурил и стоял поодаль. Студент пришел в себя, доковылял до меня и повис на плече. – Марек, чертовски пить охота, пойдем, а?
  И мы пошли. Обнявшись, беседуя о чем-то невероятно важном и интересном, останавливаясь, чтобы прикурить, роняя спички и сигареты, переступая через камни мостовой, которые вдруг сделались огромными валунами. Мы прошли мимо нескольких баров, но только я порывался открыть дверь, Студент хватал меня за одежду и тащил дальше. – Марек, ты сам подумай,  как можно пить в баре с названием "Рыжий лис". Или вот – "Старый замок". Пошло, избито, –  голос Студента стал тонким, слова он выговаривал тщательно, но при этом его сильно шатало. – Скажи мне, Марек, что хорошего может произойти с двумя джентльменами в пивной  "Райское яблоко"?  Тьфу, мерзость.  Экзистенциализм, Марек, только он будет нам путеводной звездой, потому что ты и я блуждаем во тьме. Прах, тлен. Из праха слепил нас тот чудак, помнишь? Кругом прах, видишь? Видишь, стена дома? Она тоже из праха, как и я. Мы одинаковы, понимаешь? Нихрена ты не понимаешь! Смотри! Он бросился на стену, расставив руки, упал на мостовую и застонал. На лбу набухала шишка. – Не получилось... а должно же, – бормотал он.
Мы пошли дальше и вскоре увидели вывеску, которая удовлетворяла экзистенциально-алкогольным исканиям Студента. Бар "Порог", открыто круглосуточно.  Внутри царили полумрак и табачный дым. Несколько столов, барная стойка, помещение тесное, но  удивительно уютное. Множество мелких деталей, которые не заметить с первого взгляда – бутылка причудливой формы на подоконнике, старинный календарь, чучело совы над дверью. Взгляд бегал с одной вещи на другую, и мы с полминуты стояли у входа. В зале было тихо, все внимание немногочисленных посетителей приковала к себе фигура музыканта у дальней стены. Тощий человек неопределенного возраста, в помятом пиджаке, сгорбившись, сидел на стуле. Тонкие пальцы нехотя перебирали струны гитары, а лицо скрывалось за длинными грязными волосами.
Мы присели за свободный столик, и услужливый официант тут же принес пиво. Музыкант на сцене продолжал играть. Музыка плавно окутывала мой мозг, размягченный алкоголем. Студент, к счастью, замолчал и не мешал болтовней. Незнакомая мелодия, простая, но мягкая и певучая, плыла сквозь облака дыма, и мне казалось, что звучит она только для меня, и нет вокруг подвыпивших гуляк, нет Студента, нет табачной вони, а есть поле и клевер, ветер и дождь, луна и фиалки, ручьи и далекая дорога впереди. Музыкант закончил небрежной кодой и поднял голову. На нем были очки на пол лица. Но не  это удивляло. Линзы очков покрывали куски разноцветной изоленты, наклеенные в несколько слоев. Музыка утихла, несколько человек направились к выходу. Человек с гитарой неподвижно сидел в своем углу, куда направлен его взгляд, сказать сложно, но мне казалось, что смотрит он именно на наш столик. Студент рядом промямлил что-то нечленораздельное, музыкант вздрогнул и продолжил играть. И снова я остался один на один с музыкой. Бар и посетители не исчезли, но отодвинулись назад, и выступали смутным фоном для двоих: меня и музыки. Фигура музыканта тоже размылась – он был необходимой, но далеко не главной персоной. Я плыл вместе со звуками, перелетал с цветка на цветок и со скалы на скалу, купался в радуге и трогал горизонт. Очки музыканта, заклеенные изолентой, уже не казались мне чем-то необычным – вполне естественно, что человек, так тонко понимающий музыку, хочет показать свое презрение к праздной публике и к миру. Я глянул сквозь пелену нот, и прежде уютный бар не казался мне больше таким – проступила вековая пыль и паутина в углах, свет еще больше потускнел, лица посетителей оскалились в безобразных гримасах. Ооо! Теперь я понял музыканта. Когда твой мир настолько отличен от мира окружающего, не только очки изолентой заклеишь, тут глаза выцарапать захочется. Отвратительного вида официант разносил кислое пойло, которое тут же поглощали мерзкие слюнявые рты собравшихся пьяниц. За соседним столом коротко стриженая девица в маленьком черном платье блевала под стол. Ее спутник, старичок, похожий на крота, гладил ее по голому плечу и вытирал рот галстуком. На кухне что-то гремело, и в зал тянуло паленой собачьей шерстью. А я возвышался вершиной над всем этим. Одновременно чувствовал и не чувствовал, одновременно был и не был. Музыка окутала меня коконом, я не мог пошевелиться, не мог сказать ни слова. Хотя, кому и что я мог сказать? И главное, зачем говорить? Этому недоумку Студенту на все наплевать, кроме выпивки. Он даже шляпу не снял, когда мы вошли, так и сидит, дымя сигаретой и вливая в себя пиво из литровой кружки. Еще и что-то увлеченно рассказывает, выпучив страшные гляделки. Конечно же, я его не слушал. Понял лишь, что говорит он про музыканта, мол, что если он никого не хочет видеть, то нечего было приходить сюда играть, и что он нас не уважает  и все в таком духе. Студент возбужденно тыкал пальцем на себя, на музыканта, на меня, закрывал глаза ладонями, яростно дымил сигаретой, но я полностью переключился на музыку и застыл в сладостном оцепенении.
Ничего я не сделал и тогда, когда Студент поднялся и спотыкаясь о стулья, начал пробираться в угол, где сидел музыкант. Я смотрел, как он двигается, словно под водой, медленно открывает рот, выкрикивая какие-то слова. Ругальтельства, конечно же. Я смотрел как, он плавно вскидывает руку, как его увесистый кулак вскользь бьет музыканта по лицу, сбивая очки. Я смотрел, как гитара выпала из его тонких рук. Она упала на пол, но музыка продолжала звучать, то ли только в моей голове, то ли в том мире откуда пришла, и в котором я стоял одной ногой. Я смотрел, как музыкант медленно поворачивает лицо ко мне. Я просто был уверен, что именно ко мне. Я смотрел. А музыкант смотрел на меня, хотя глаз у него не было. Гладкая кожа под тонкими бровями. Хватило секунды, чтобы мы поняли друг друга. Я склонил голову в знак благодарности, а он улыбнулся краем губ. А потом он резко обхватил голову Студента руками и притянул к себе. Со стороны могло показаться, что они слились в страстном поцелуе, но они лишь соприкоснулись лбами. Студент сопротивлялся, его лицо покраснело, а на шее вздулись вены. Но музыкант, похоже, обладал железной хваткой. И тут между их лицами стали стремительно появляться тонки нити, липкие на вид. Через несколько секунд лица Студента и музыканта казались сшитыми этими нитями, а еще через мгновение они слились. А потом я слышал только музыку и видел смутные тени на краю сознания.
  Студент вернулся за столик. Его тонкие губы растянулись в глуповатой улыбке, длинные сальные волосы были растрепаны, но глаза смотрели на удивление трезво.
– Ты чего к нему поперся? Всю публику переполошил.
– Эх, Марек, нет в тебе любопытства, а я вот  хотел поближе на его гитару глянуть, знаешь занятная штука, эти гитары, дерево, струны там... краска, а сложить все вместе, да приставить толкового человека – музыка получается. А музыка, это такая штука, Марек...
– Хватит, хватит. Довольно с меня твоего алкогольного экзистенциализма, – я решительно затушил окурок в переполненной пепельнице. – Пойдем.
Уходя, я остановился на пороге и оглянулся на музыканта. В углу с гитарой сидел грузный человек в широкополой шляпе и в больших очках. Он перебирал струны, наигрывая песенку из глупого мультфильма. Посетители почти разошлись, сонный бармен протирал стаканы. Мы вышли на улицу. Недолгое прощание, и вот, я уже иду к дому, ноги еще заплетаются, но хмель в голове постепенно рассеивается. Сделав несколько шагов, я оглянулся. Какая-то мысль не давала мне покоя. Что-то смутное и неуловимое.  Тощая фигура Студента была освещена фонарем, он шел в противоположную сторону, сунув руки в карманы вечно мятого пиджака. "Как бодро шагает, – подумал я, – как будто и не пил ничего".  Я стоял, глядя на его фигуру,  в голове звучали отзвуки нездешней и красивой музыки, они плыли шелковыми лентами, я пытался их поймать, но шелк скользил в пальцах, и вскоре отголоски музыки и фигура Студента растворились в ночных тенях старого города.