Ах, почему ОН не один, или Испытание выбором.49,50
Часть сорок девятая.
Вечер прошел скомкано. Я рано ушла к себе. Разделась и легла спать. Заснуть мне никак не удавалось. Я крутилась с бока на бок, пережевывая обиду. Обижаться было глупо, но понимание не давало успокоения. Иначе я представляла сегодняшний вечер. Надеясь, что прерванный вчера разговор вновь затянется за полночь, и Дмитрий будет вынужден остаться… Но он и без этого остался. И что? Небольшой нюанс – он остался у меня, а мне-то хотелось, чтобы он остался со мной. А был ли у меня шанс? Вчера мне показалось, что был. Что он не договорил? Правильно ли я истолковала его слова о том, что он был уверен в нашей встрече? Что проку гадать? Завтра спрошу у него. А почему нет? Что в этом неприличного для меня? Это он сказал, и я хочу знать, что он имел в виду. А шифровать свое к нему отношение, по-моему, больше не имеет смысла. Надо, в конце концов, все выяснить, и поставить на этой истории жирную точку. Или многоточие… Многоточие, конечно, предпочтительней. Но это уж зависит не от меня. В большей степени не от меня. Да, сейчас-то у меня все складно получается… А если он все еще любит Дашку? Смогу ли я спокойно перенести это известие? На этом месте мысли мои споткнулись. Мне так ясно привиделся образ Демьяновой… Богатая, красивая, стервозная… Такую так просто не забудешь. Представив рядом с ней себя, я заплакала. Плакала я не от того, что на ее фоне я выглядела не очень выразительно… Просто тут же, уже помимо моей воли, я увидела их вместе – ее и Дмитрия… И сломалась. Плакала я беззвучно, уставившись в одну точку, лишь изредка размазывая ладонями слезные струйки по щекам. Судя по обилию водных потоков, так я могла просидеть очень долго, но отдаться этому занятию целиком и полностью мне не дали.
Дверь в мою комнату приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась физиономия Савельева.
- Гаш… - позвал он.
Я уткнулась лицом в подушку и не отозвалась.
- Я же вижу, что ты не спишь…
Я снова промолчала.
- Я войду, ладно?
- Ну, входи…
Оторвавшись от подушки, я села в кровати, стараясь не всхлипывать. Он прошел через комнату и присел рядом.
- Что случилось?
- Ты прости меня…
- Мы же закрыли эту тему.
- Только то, что было до тебя…
- В каком смысле?
Слезопоток мне удалось прервать, но восстановить дыхание я не успела, и голос мой прозвучал прерывисто.
- Ты плачешь?
- Нет.
Он провел ладонью по моему лицу.
- Зачем так явно врать?
- Я не вру.
- У тебя лицо мокрое…
- Плачешь – это настоящее время… Сейчас я не плачу.
- Прости…
- Ну, сколько можно? Прости, прости… Не за что мне тебя прощать. Я даже рада, что могла хоть в чем-то быть полезной.
- Полезной… Неприятное слово.
- Почему? – удивилась я.
- Мне трудно объяснить… Скупое какое-то… Тебе не подходит.
- Ты думаешь, что я щедрая.
- Ты так это сказала… - усмехнулся он.
- Как я это сказала?
- Нехорошо.
- Вот уж!.. Что ни скажу – то неприятно, то нехорошо…
- Гашка…
Он попытался положить голову мне на плечо, но сделал это так неловко, что голова его лишь скользнув по плечу, стала уверенно клониться вниз. Я выставила вперед руки, пытаясь предотвратить его заваливание мне на колени. Выпрямившись, он как-то криво беззвучно усмехнулся и отвернулся к окну. Я обхватила его голову руками и, повернув обратно, пристально взглянула ему в глаза.
- Клин клином, ты это задумал? Я в такие игры не играю.
- Нет, - почти простонал он. – Как ты?..
- Ну, извини… Мне показалось…
- Тебе не показалось, но ты все неправильно поняла. Так мало времени, и так много всего произошло… Я… Я ведь нравлюсь тебе?
- Да, нравишься… Почему ты спрашиваешь, если я еще тогда об этом сказала?- опустив голову, пробормотала я.
- Мы как дети, ей-богу… Вот он я, посмотри. В глаза мне посмотри… Что ты видишь?
- Я не знаю…
- Ты готова быть откровенной? Полностью откровенной?
- А ты?
- Я за этим и пришел. Так как?
- Хорошо, я постараюсь.
- Я, может быть, не очень складно говорю… Не перебивай, сейчас это не главное. Мне нужно высказаться, и я это сделаю. Но, прости, как умею.
Начать откровения все же было не так-то просто, и он долго молчал после своего заявления. Я же, едва сдерживаясь, нетерпеливо ерзала, придавая этому видимость поиска более удобного положения.
- Гаш, разговор пойдет о нас…
- То есть не только о тебе, но и обо мне?
- Обо мне, о тебе и о нас. Ты помнишь тот вечер в деревне у Демьянова?
- Помню, конечно, но ты же закрыл эту тему.
- Да, - согласно кивнул он. – Я оставил это в прошлом и не хочу больше к этому возвращаться. Но моя жизнь на этом не закончилась. Был следующий день… Я об этом. В моей жизни появилась ты.
- Извини, но не слишком ли торжественно?
- Говорю, как могу, - нетерпеливо мотнув головой, продолжил он. - Я к тебе приехал, а не за тобой. Не посылал меня никто… Случайно услышал разговор Демьянова с Маратом… Скакал, скакал… Вокруг тишина, снег чистый, белый… А на душе такая грязь…И вдруг ты вспомнилась… Как ты на меня смотрела… Глазищи огромные широко распахнутые, а в них такой искренний такой сочувственный наив…
- Неужели?..
- Не перебивай…
Он нахмурился.
- Я не буду. Нет, я, правда, больше не буду.
- Ты, наверное, думаешь, что я такой тупой и ничего не понимаю…
- Нет, я так не думаю.
- Хорошо, если так, потому что на самом деле я все понимаю.
- Все?
- Вот ты опять…
Я прикрыла рот ладонью и замотала головой в знак того, что больше не пророню ни слова.
- Ладно, я согласен. Все – это слишком… Скажем так, почти все или очень многое. Хочешь скажу, почему ты сейчас ерзаешь и…
- Почему?
- Ладно, проехали…
- Нет, почему?
- Знаешь, Гашка, у нас, по-моему, не получится серьезного разговора.
- Ну, прости… На меня иногда находит… Продолжай, я очень внимательно тебя слушаю.
Я подперла сжатыми в кулаки руками голову, упершись локтями в коленки, и уставилась на Дмитрия широко распахнутыми глазами. Широко распахнутые глаза… Красиво, однако, сказал… Но в данном случае более уместно все же что-то вроде вытаращилась. Он среагировал на мою позу вполне адекватно: сначала глубоко вздохнул, а потом улыбнулся.
- Ты замечательная, Гашка… Нельзя сказать, что с тобой очень уж легко, но как-то просто и надежно.
- Это комплимент?
- Это правда.
- Нет, пусть лучше будет комплимент. Я обожаю комплименты.
- Иди сюда…
Он протянул руки и обнял меня. Уткнувшись лицом в его грудь, я забыла все, о чем только что думала. Не так, как иногда бывает, если хочется послать все к черту и больше не мучится вопросами. Не было ни вопросов, ни сомнений. Дверь захлопнулась, и все осталось за ней. И только я, а рядом он. И теплое дыхание, и тихий шепот, и запах тела… Удивительный, волшебный, самый прекрасный запах на свете… И из этого было уже не выбраться…
Часть пятидесятая.
Рассматривая потолок, скудно освещенный мутно-серым мартовским утром, пробивающимся сквозь неплотно задернутые шторы, я думала о неизбежности предстоящего ремонта. Ничего нового в этих размышлениях не было. Катастрофа предстоящей возни с облагораживанием жилища нависла надо мной еще в середине прошлого года, когда старшее поколение верхних соседей, решив перебраться поближе к природе, оставили квартиру во владение младшему. Полгода там что-то неистово грохотало, а перед самым Новым годом мой потолок покрылся сеточкой трещин, подобно паучьей паутине расходившейся кругом от эпицентра, расположенного именно в моей спальне. Разумеется, для тех, кто обладает энной суммой дензнаков, это не стало бы таким уж грандиозным событием, но я не отношусь к когорте подобных счастливцев. Мне предстояло пережить предстоящий хаос не только в непосредственной близости, но, скорее всего, стать участником грядущих перемен, что не прибавляло мне оптимизма и решимости.
Конечно, нужно было найти более приятную тему для размышлений. Но как? Где ее взять? Ничего хорошего в ближайшем будущем мне не светило. Возвращение Марата? Но тут же в памяти всплывала записка на дорогой мелованной бумаге, о которой мне удалось забыть на некоторое время. В первый день гостевания мне ужасно хотелось поговорить об этом с Савельевым, но удержалась. Ему хватало проблем и без неприятно прозрачных намеков господина Демьянова. Господи, как все переплелось и запуталось! Что же будет?
Оторвавшись от созерцания потолка, я повернула голову. Вид мирно сопящего Дмитрия мог бы меня утешить. Мог бы… Но через несколько часов он сядет в самолет, который унесет его от меня далеко-далеко. И дело вовсе не в расстоянии, которое нас разделит, нет. Он перенесет его в незнакомый и малопонятный мне мир, который никогда не станет моим. Никогда. И это вовсе не депрессивные причитания. Это просто знание. Как там, у часто цитируемого библейского персонажа? Познание увеличивает наши страдания. Или печали? Что-то в последнее время из головы все вылетает. Какая-то звенящая пустота, в которой ошметками парят лишь обрывки чужих мудрых мыслей.
Надо было вставать, привести себя в порядок, приготовить к завтраку что-нибудь вкусное. Все же хочется, чтобы у него остались приятные воспоминания и обо мне и, вообще, о пребывании в моем доме. Эти дни, что мы провели вместе… Господи, всего-то ничего!.. Не очень-то я уверена, что в ближайшую неделю из его памяти не выветрятся те хорошие нежные слова, которые он мне говорил. Но какое-то воспоминание должно остаться? Как все-таки грустно. Прямо тоскливо даже. Спрятаться бы сейчас в какой-нибудь Богом забытой дыре, лечь на пол, сжаться в комочек и завыть. Да, было бы здорово. Только чтобы не очень холодно. Терпеть не могу, когда холодно. А почему холодно? А, конечно… Два окна, две форточки… Вечером было душно. Я открыла форточки, чтобы проветрить комнату перед сном. И забыла… И все-таки надо вставать.
Забравшись с ногами в плетеное кресло, я любовалась китайской розой, набравшей неимоверное количество бутонов, некоторые из которых уже полу распустились. Темно-зеленые глянцево блестящие широкие листья пока еще довольно уверенно скрывали робкие бутончики, но совсем скоро весь огромный куст запылает ярко-красными большими цветами. Будет очень красиво. Олька называет мою розу «Гимном мещанства». А между тем воровато отламывает от нее черенки, пытаясь вырастить у себя дома. Только несчастные стебельки у нее все время погибают. Да, будет очень красиво… Только Дмитрия здесь уже не будет. И все пойдет своим чередом: дом – работа, работа – дом…
- О чем мечтаем?
Он смотрел на меня, улыбаясь. Чисто выбрит, одет в дорогу. Бодр и весел. Ох-хо-хо…
- Да так…
- Позавтракаем? – с удовольствием потирая руки, он устроился за уже накрытым мной столом.
- Позавтракаем, - невесело отозвалась я, покинув насиженное место.
- Не кисни, малыш. Что ж поделаешь… Так жизнь устроена. Встречи, расставания, радости свидания…
- Это у тебя… Радости свидания… А у меня все сплошь расставания.
- Но без расставаний не было б встреч…
- Ты еще спой.
- В другой раз непременно спою. А сейчас не стоит. Боюсь, что от моего вокала у тебя настроение совсем испортится.
- Да нет, я ничего… Я рада, что у тебя хорошее настроение. И
|