От Волги до Сахары

  Я старый. Я уже никому не нужен, только вот этим черным как смоль ребятишкам. Они облепили меня со всех сторон, как будто я мёдом намазан. Теперь я - их лучший друг. Давно прошли времена моей лихой молодости. Когда-то я весело, с ветерком, носился  по дорогам, меня уважали и ценили. Я был всем нужен, а иногда даже незаменим! А теперь я старый. Вот стою и смотрю на этот суетливый мир своим единственным глазом. Хотя по возрасту я ещё совсем молодой, мне всего-то 10 лет! Чего только не было в моей жизни! Скольких хозяев я сменил, сколько стран и континентов повидал. Да обо мне романы писать можно! А я стою брошенный на задворках огромного африканского рынка, где меня оставили год назад, и тихо умираю. Я стою и ржавею - потому-то я - грузовик ЗиС-5!
  Родился я на берегу великой русской реки Волги, в городе Ульяновск, страшной зимой 42 года. Из Москвы, на новый завод, четверть московского завода и меня привезли по частям. Ну новый - это очень сильно сказано, когда мы приехали, самого завода ещё не было - станки стояли прямо под открытым небом, вокруг них наскоро возводили стены и перекрывали крыши. За станками в основном работали наспех набранные из ФЗУ (фабрично-заводских училищ) мальчишки и женщины из невоенных производств. Мальчишки, чтобы доставать до огромного станка, ставили себе под ноги ящики, но это мало помогало - работяги они были никудышные, хотя и очень старались. Старание и опыт - разные вещи. Тут на одном хотении далеко не уедешь!
  Когда меня, с третьей попытки, все же до конца правильно собрали, я очень удивился - а где мои крутобокие штампованные крылья? А где моя правая фара-глаз? Ничего не поделаешь - нормы военного времени. Правую фару - долой, передние крылья согнём на коленке из лопатного железа, двери и полкабины - деревянные, борта кузова не откидываются, остекление кабины не из закаленного стекла, а из обычного - оконного. Но зато мне поставили чудо советской инженерной мысли - газогенератор. Это устройство вроде большой, выше кабины, печки-буржуйки. Теперь мне бензин не нужен - я могу ехать на дровах! Надо мной сначала все смеялись, и называли паровозом, но жизнь показала - я самый живучий! Если рядом есть хоть одно дерево - я буду ехать. В нашей лесной стране с дровами никогда проблем не случалось. Иногда бывало, что я единственный, кто может своим ходом двигаться! Тяга на дровах, конечно, совсем не та, что на бензине, но лучше плохо ехать...
  С завода я попал в продслужбу запасной стрелковой дивизии расположенной в глубоком тылу. Шофера мне дали молодого балбеса. Не жизнь, а малина. Пару раз в день мешки и ящики с одного склада на другой перевезу, еще кое-какую мелочевку по частям развезу, остальное время в теплом гараже стою. Но моему молодому балбесу спокойная жизнь была противопоказана - стал он девчонок на мне катать. Найдет в госпитале красивую медсестру, цветы и конфеты ей подарит и через насколько дней она его! В то время госпиталей было много - в каждой школе и больнице, и каждом госпитале у него была своя Клава, Зина или Варя. Стали мы целыми днями мотаться по разным госпиталям, а ночью выезжать в поле, где мой балбес с очередной медсестричкой, в моем же кузове, любовью занимался. Завидывал я тогда ему всей своей железной душой - красота, светит луна, теплый ветерок, поют цикады, томные вздохи, слова любви...
  Парень быстро вошел во вкус и стал каждую ночь в поле выезжать. Я даже приобрел некоторую известность в определенных женских кругах - девчонки приветственно махали мне руками, а я им весело сигналил в ответ. Продолжалось это почти два месяца, пока парень прямо за рулем не заснул и не врезался в танк! Снес мне под чистую правое крыло, оторвал колесо и пробил радиатор. Жаль парня - отдали его за это под трибунал, и отправили в дисбат. Жив ли он теперь? Мне же в мастерских все заменили, но за неимением железного крыла поставили деревянное, сколоченное из снарядных ящиков. Говорили, что это не надолго - оказалось навсегда!
  Второй водила - бывший таксист-лихач. До войны ездил в Ленинграде на эмке, легковушка такая ГАЗ-М1. Мужик он был противный, мелочный и склочный, все пытался везде свою выгоду поиметь. Тут он тоже надеялся на эмке командиров в тылу возить. А вместо легковушки ему дали меня, и он меня сразу возненавидел. Меня-то за что? Ненавидел и не жалел - грузил по полной и гонял как угорелый по ухабам, пока рессоры на заднем мосту не лопнули. Раскорячился я прямо посреди дороги, потом меня в кювет не спихнули, чтобы не мешал движению. Я-то на ремонт встал, а водилу-дурака, первым же эшелоном на фронт, простым стрелком, отправили. Нужно беречь вверенную тебе боевую технику, даже если это простой грузовик на дровяной тяге!
  После ремонта закончилась моя тыловая жизнь - отправили меня в Сталинград. Там я достался старому уже шоферу, бывшему колхозному завгару (заведующему гаражом). У деда я был то ли пятый, то ли шестой машиной, и ко мне он никаких чувств не испытывал, так - очередная железка. Дед ездил медленно, никуда не торопился, постоянно все забывал, ничего не помнил, и никогда ни о чем не переживал. Относился к своей жизни и к войне вокруг просто, без затей. Часто повторял слова царя Соломона: и это пройдет. Однажды дед забыл слить из радиатора воду - ночью вода замёрзла - и в моторе треснул  блок цилиндров. Ремонтировать меня было нечем, трещина в блоке - это замена мотора. Поставили меня за гаражами в автобате, и уже хотели пустить на запчасти, но повезло - нашли смертельно раненого "собрата по конвейеру" - ему всю заднюю часть бомбой снесло. С него и сняли полмотора. А деда, пока я был в ремонте, перевели в слесаря, вроде как наказали. Обрадовался, наверно, старик.
Четвертый хозяин - хохол-тракторист. На гармошке играл - заслушаешься! А как пел! Бывает развернет меха своей гармошки, да как вдарит по кнопками - народ всю работу побросает и бежит плясать! А вечером сядет на мою подножку и тихо поет грустные украинские песни. Все по жене и дочкам тосковал. Он был первый, кто по настоящему ухаживал  и следил за мной. Называл меня "кормильцем" и "боевым конем", мыл, чистил, подкрашивал. Детали новые обменяет у кого-нибудь и мне ставит. Все деревянное крыло обещал поменять и вторую фару поставить.
  С ним я хорошо поездил, стал настоящим боевым автомобилем, а не тыловой крысой! И на передовой был, и под бомбежкой, и под артобстел сколько раз попадал. Хитрый хохол умудрялся между воронок, падающих бомб и летящих снарядов проскочить! Газ в пол, вцепится в руль мертвой хваткой и крутит его от упора до упора. Я на виражах уже за землю кузовом цепляю, а он кричит мне: давай, конык, давай милок, не подведи! Вывезешь - я тебе березовых дровишек дам!
  С ним я даже ни одной пули не поймал, хотя не помешало бы одну дырочку получить, так для форсу. Но не долго я с ним проездил. Не повезло мужичку - погиб бедняга. Прямо в кабине, осколком. И остался я стоять в голом поле. Один. Пока меня немцы не подобрали. Я, благодаря стараниями своего хохла, выглядел как новый, да ещё с дровяной установкой! Это в военное время очень ценились. Меня эта "паровозная" установка ещё не раз выручит.
  У немцев я пожил не долго, для них мой "деревянный" мотор оказался слабоват. Как-то они подцепили ко мне здоровенную пушку, газовали-газовали и спалили сцепление. Ремонтировать не стали, просто отдали меня итальянцам как металлолом. Но нищие макаронники меня пожалели - починили, и даже покрасили в свои цвета. Итальяшки воевали плохо и мало, при первых выстрелах разбегались, им даже немцы не доверяли, хоть и союзнички. В основном макаронники мародерствовали по окрестным деревням, и грабили то, что немцы не взяли. Так что возили они на мне всякий домашний скарб. После Сталинградского разгрома итальянцы с перепуга решили срочно из войны выйти, и засобирались домой. Меня тоже с собой прихватили, я же на дровах ездить могу!
Но в Италии я не недолго задержался. Отправили меня морем в Африку, итальяшки захотели в своих колониях порядок навести. Когда в порту Александрии сгружали с корабля, я снова немцам приглянулся. Фрицы церемониться не стали, а просто забрали меня к себе. Так я оказался в армии Роммеля. "Лис пустыни" не жалея гонял меня по пустыне за своей армией с водой, провизией, горючим в бочках и с запчастями для танков. Но мне, уроженцу холодной Россию в африканской пустыне было очень тяжко. Я постоянно перегревался, глох и зарывался в песок по самый кузов. К тому времени африканская эпопея для Роммеля уже закончивалась. Американцы поперли немцев и меня снова вернули итальянцам.
  Макаронники обрадовались такому подарку и отправили меня в Эфиопию. Там легкомысленные итальяшки меня особо не утруждали. Спокойно возил солдат и всякие грузы, как у нас в тылу. Ни стрельбы, не войны. С кем там воевали макаронники я так и не понял, но из Эфиопии местные папуасы их тоже быстро попёрли. А я, как на грех, наглотался карбюратором и всеми фильтрами песка и пыли, и сломался. Тут и бросили меня бесславные потомки римских легионеров.
  Сначала попал я к местному торговцу. Он меня кое-как подлатал - промыл и прочистил фильтры, поставил карбюратор от ФИАТа. И стал возить в моем кузове коров, овец, сено, какие-то ящики и бочки. В общем зажил я спокойной и скучной жизнью обычного гражданского грузовика. Служил я торговцу верой и правдой года два, пока он не погрузил на меня навоз. Тут я не не стерпел и сломался! Ещё бы, я боевой автомобиль - на двух войнах побывал, в трёх армиях послужил, на двери еще просматривается советский гвардейский знак, а тут - навоз! Нет уж! Ушлый торгаш не растерялся, запряг в меня волов и потащил в город. Но до города я не доехал. По пути на нас напали партизаны и, после небольшой перестрелки, отняли меня у торгаша.
  Я уже воспрянул духом - вот она, настоящая боевая работа! А то у торгаша я чуть не помер от тоски! Но меня ждало жестокое разочарование - партизаны оказались полными неудачниками. Все они были дезертирами из разных армий. Немка, красивая стерва, говорила что бывшая медсестра, марокканский француз, американец из Техаса, три бестолковых итальянца, они выглядели как настоящие цыгане, и поляк - дезертир из английской армии. Хотя один итальянец мне даже нравился - у него была маленькая гармошка. Когда он играл, я вспоминал свои золотые деньки, Россию-матушку, шофера-хохла, красавца-балбеса и его подружек...
  Хоть они и гордо именовали себя "партизанами", на самом деле были простыми бандитами. Им катастрофически не везло - их частенько ловили и били. Иногда добычу у них отнимали другие, более удачливые бандиты. Самый большой куш, который им подфартил - это я с грузом навоза! Думаю, что когда они сбежали из своих армий, их только командиры со спокойной душой списали их как пропавших без вести. Это был сброд придурков. Они уже почти шесть лет промышляют в Африке, но так и не разобрались между собой. Немка жила с американцем, который был у них за главаря, а когда америкоса не было, то с французом. Итальяшки постоянно делили её между собой, бурно, со скандалом и драчкой, решая кто из них будет с ней первым, хотя она на них вообще внимания не обращала. Поляк держался особняком и все писал письма в Польшу какой-то Марысе, и звал её сюда, в