Квест.

                                                                                                   Глава 7.
Кума Гарпина жила на выселках, в обществе чёрного кота, чёрного петуха, чёрного козла, чёрного кобеля и, ещё кого-то чёрного, о роде и племени коего история умолчала. Последний, по слухам, был настолько чёрен, что печные приятели вдовы Солохи ему в подмётки не годились.
Змей, с трудом примирившийся с неизбежной потерей талера, решил отомстить есаулу тем, что расписал ему живность кумы в красках сочных и душераздирающих, отчего распереживался сам.
Особенно, удался Змею портрет неизвестного. Невостребованный талант Змея, как сказителя, всегда производил на случайных слушателей завораживающее впечатление. Впечатление, отягощаемое тем, что Горыныч неизменно оказывался первой жертвой собственного красноречия. По мере своего рассказа, Змей всё чаще стал оглядываться по сторонам и за спину. Ведь неизвестный, потому и страшен, что неизвестны его повадки. Возможно, что не привержен он благородным манерам, нападает исподтишка, со спины.
За спиной у Змея хвост, инструмент полезный, с возрастом и тяжёлыми жизненными коллизиями, теряющий своё боевое значение. Носить его сегодня Змею обуза, куда там пользоваться. Хвост волочится, цепляется за что попало, перед сменой погоды болит. Буйствующие драконоборцы почитают за доблесть его прищемить. Скажите, пожалуйста, какой смелый тактический приём!
- Трах тарарах! - сказал кто-то громко.
Змей подпрыгнул.
На верхушке сухой ёлки сидел иссиня-чёрный ворон и, с видом чрезвычайного презрения высокоодарённого интелекта, взирал на путников, как на мазуриков в рыночный день. - Трах тарах!
- Чего разорался? - сказал есаул, лениво поглаживая рукоять двуствольного самопала, заткнутого за кушак. - Вот шмальну дробью, будет тебе "трах тарах" на орехи.
Ворон опасливо переступил лапами, готовясь в любой момент сорваться с места. Высокоодарённому интеллекту всегда горько признавать тот факт, что в чём-то гопники его превосходят.
Неширокая тропинка сужалась, зажатая каменными столпами. Между ними, как в воротах, стоял чёрный козёл. На козле сидел чёрный кот. На каменный столп, что справа и пониже, безуспешно и с кудахтаньем пытался взлететь чёрный петух. Чёрный кобель подавал голос откуда-то из-за козла. Взгляд у козла был блудлив, у кота - откровенно разбойничий.
- Кажись, приехали! - заключил из всего им увиденного есаул.
                                                                                                 ***
Драки не вышло только потому, что Змей вовремя вспомнил заветное слово и показал вслед за словом талер.
На золотой блеск кот хищно облизнулся, козёл заржал конём, кобель охрип и закашлялся. Петух, при очередной попытке, промахнулся мимо столпа и с криком сорвался в заросли крапивы.
- Кажись, - заключил есаул, - мы нашли точки взаимопонимания. Добрый день, честная публика!
Чёрный кот вздохнул, слез с козла, водрузился в очень неустойчивое для себя положение - на две нижние конечности - и отвесил поклон столь важно, словно дело происходило где-нибудь при дворе польского магната.
                                                                                                   ***
Жила кума Гарпина в достатке, но не вызывающе, за жердяным плетнём, в хате под липой. В липе жили пчёлы. под липой, на короткой цепи сидел, привалившись к стволу, тощий медведик, который сквозь узкие щели глаз недобро приглядывался к гостям и хозяевам. Те и другие ему не нравились. И кума ему не нравилась, и гречневая каша с отрубями, которыми кума его потчевала, медведику не нравились. И зима ему не нравилась, и лето не нравилось. Желчь разливалась в крови медведика, и причина тому была над ухом - мёд близко, да не отведаешь.
Пчёлы, которых по первости такое соседство раздражало, быстро сообразили, что медведик безобиден и перестали обращать на него внимание. Это уязвляло самолюбие медведика горше, чем недоступность мёда.
" Вот, отсижу, выйду на волю, - мечтал медведик. - Вот тогда я вам покажу. Петуху голову скручу, козлу рога по отшибаю, кота за хвост порву, пса задавлю, а куму Гарпину..." На куме Гарпине воображение отказывало медведику в достоверности.
Сидел медведик за грехи и преступления. Сидеть ему оставалось год и два месяца. Грехи и преступления медведик любил когда-то пуще всех доступных и законопослушных удовольствий. Страдания, пережитые им на цепи, оттеснили далеко на задворки тусклого сознания тот восторг и сладость, что испытывал он, совершая безобразия. В страданиях, как выяснилось, тоже есть отрада.
Есаул сразу записал медведика в актив. При обострении ситуации, чего в случае с ведьмой никогда исключать нельзя, медведик был их естественным союзником, стоило только освободить его от оков.
Кума Гарпина вышла из хаты с веником в руке. Губы её были поджаты, а глаза косили настолько сильно, что есаул растерялся - куда, собственно, кума смотрит и кого видит.
Пёс заворчал, кот фыркнул, козёл понурился, петух осип. По всему было видно, хозяйка в большом не настроении.
- Здравствуй, кума! - заорал Змей нарочито весёлым голосом.
- Гадюка подколодная тебе кума, - ответила ведьма на то весьма недружественно.
Горыныч даже запнулся на ровном месте. От кого угодно ждал Змей подобного приёма, но чтобы от ведьмы...
Смирением и терпимостью Змей не отличался, за словом в карман никогда не лез. Двух ударов сердца хватило ему высказать куме всё то, что он думает о её родственниках и о ней лично.
Есаул глазам не поверил. И до того кума была кривая, сейчас её, вдобавок, и перекрутило. Понял казак, что времени в запасе нет. Заряженный самопал лежал у него давно не за кушаком, а поперёк седла, потому как ведьма, она, братцы, и в Африке ведьма.
Никто из домашних Гарпины и задуматься над перебранкой не успел, как есаул вскинул самопал и разрядил его в куму, испортив воздух едким чёрным дымом. Затем есаул выпрыгнул из седла.
Точность огнестрельного оружия в те далёкие времена оставляла желать много лучшего. Обидеть ведьму легко, успокоить несравнимо труднее. Для верности у есаула имелась старая, испытанная в деле, сабелька.
Когда дым рассеялся, глазам изумлённой публики предстала картина свирепого погрома, во всей его кровавой красоте.
Хата Гарпины лишилась крыши и половины стен. Сама Гарпина лишилась головы, лежала на пороге, ногами к зрителям.
Есаул возился у липы, взламывая последний из замков. Чувствуя волю, медведик голодно урчал.
Козёл, кот, пёс, петух и ворон дружно развернулись и бросились со двора вон, наутёк.
- Что? Что это было? - с трудом подобрав отвисшую челюсть, спросил Змей.
- Это всё ты! - обвинил его есаул. - Как изначально зажал талер, так оно, в конце концов, и вышло боком. Смотри, сребролюбец, как баба, по твою честь, подавилась - хрен откачаешь!