Часть двадцать вторая.
Через день Дока после обеда подкрался ко мне, когда рядом не оказалось Владимира:
«Я все приготовил. После работы рванем тухлятину выкапывать!»
«Как пожелаешь», - обрадовал приятеля, излучающего серьезность. И конечно понял, чем такая поспешность с раскопками вызвана: Дока недавний разговор не забыл, и если в подозрительном захоронении окажется действительно труп, причем бывшего артельского работника, то с «Милочкой» придется разбираться по полной программе. Только по какой – пока не представляю, потому что при полном раздрае по всей стране аппелировать к закону, милиции – значит впустую колебать воздух. А мы этого делать не привыкли.
Дока тут же убежал к своим железякам – что бы я ненароком не передумал. И после работы меня поджидал у домика возле мотоцикла в полном боевом – в люльке Урала сидел Чапа, из нее же высовывались две лопаты, и в ней же где-то точно было припрятано ружьишко.
Водила тут же мотоцикл завел и призывно махнул мне рукой, приглашая на заднее сиденье. А на вопрос удивленного Владимира: «Вы куда?» - не менее удивительно ответил:
«Золотишко в сопках ковырять! Ты на отвале с ним занимаешься, а мы подальше умотаем, где его побольше, и сплошные самородки!» - во как придумал, что бы заинтриговать мужика!
Владимир махнул рукой – что с ненормальных возьмешь, считая, что мы мотанулись за очередной сайгой. Дока этот жест не пропустил, и как только немного отъехали, с уверенностью заметил:
«Сейчас на отвал побежит, пока нас нет – там и будет ковыряться!»
По знакомому проселку докатили до нужной долинки, дальше в ней по бездорожью - до подозрительного захоронения. И только выключив тарахтелку, Дока вздохнул озабоченно, но с надеждой на лучшее:
«Дай бог, что бы дохлятина оказалась, а не чей-то труп».
Молча с мотоцикла слезли, так же молча разобрали лопаты. Тревога в сознании у меня появилась, как только мы отъехали от лагеря, по дороге она нарастала и нарастала, и если честно, то сейчас ее можно было считать предчувствием большой неприятности, которая обязательно сбудется, как только мы заработаем лопатами. К тому же Чапа, выпрыгнув из люльки, начал подозрительно принюхиваться, изредка порыкивая. Что он никогда не делал, находя останки падших диких животных. Очень не хотелось начинать раскопки, потому топтался с лопатой вокруг засыпанной ямы, надеясь что Дока примется за дело первым. Тревогу видел и на его лице, но в то же время и намерение довести дело до конца. Наконец он буркнул:
«Хватит баклуши бить», - и первым воткнул лопату в землю.
Мне осталось последовать его примеру, и пока можно было работать лопатами вдвоем не мешая друг другу, яма начала быстро углубляться. Я помнил, что монтировка, которой Дока вытянул из захоронения на поверхность рваный вонючий носок, длину имела пол метра. И когда первый слой суглинка – сантиметров тридцать мы на поверхность выбросили, приятеля остановил:
«Стоп. Теперь пора в яму прыгать и уже на дне ковыряться. А мы там вдвоем не поместимся, места мало и будем мешать друг другу. Так что дальше давай копать по очереди, и осторожно, в пол лопаты».
Дока осмотрел уже сделанное, вытер со лба пот, и кивнул головой, - но почему-то прыгать в яму первым не спешил. Пришлось показать пример – как старшему – и спустившись вниз, я начал осторожно выбрасывать суглинок по краю ямы, оставляя ее центральную часть не тронутой. Считал, что под ней кто-то и лежит, и если я по краям углубиться, можно с центра землю в эти углубления просто сдвинуть, сгрести, не повредив закопанное.
Дока молча стоял на верху, наблюдая за моими действиями. Наконец совесть у него проснулась:
«Вылезай, теперь моя очередь.»
Я этого только и ждал – выскочил мигом. И уже там напарника предупредить, как ему орудовать на дне ямы.
«Землю по центру лопатой не копай, а сгребай осторожно к краям. Сантиметров двадцать осталось, откуда ты монтировкой носок вытащил».
«Сам знаю», - жутко серьезный, Дока спрыгнул вниз, и принялся за работу. Вот-вот должно обнажиться непонятно что, и я присел на корточки на краю ямы, надеясь важный момент не пропустить.
«Есть», - Дока чуть ли не опустился на колени, перехватил лопату под самую железку и теперь осторожно и по немногу сгребал землю под ноги. Через секунду с шумом выдохнул, и резво выскочил из ямы – невыносимый смрад дошел и до меня.
«Без респираторов задохнемся», - он подскочил к мотоциклу и искал эти изделия в люльке. Я тоже отошел от ямы, где легкие отказывались вдыхать непереносимый аромат, витающий над нею.
«Держи,» - сунул мне в руку два изделия, и уже облаченный в них, в яму спрыгнул.
Через минуту из под земли был освобожден резиновый полусапожек красного цвета, какими обычно пользуются женщины, а еще через две – голая человеческая стопа грязно синюшного цвета. Как я понял, это с нее Дока ухитрился стянуть монтировкой грязный рваный носок.
Даже с респираторами запах стал невыносимым, и Дока не выдержал, опять выскочил из ямы. Вдвоем отошли в сторонку под ветерок, защитные изделия с голов стащили, с удовольствием вдохнули чистый воздух.
«Что думаешь?» - Доку, кажется, начали обуревать сомнения в необходимости дальнейших раскопок. Ясно, что спрятан труп. Если судить по размеру приготовленной для него могилы – это небольшая по размерам яма - то в нее бедолагу столкнули головой вниз, так что вверху оказались ноги, причем с одной из них еще раньше соскочил красный полусапог, который тоже в яму отправили, но в последнюю очередь. И только его отсутствие на ноге позволило Доке монтировкой вначале удачно попасть, а потом и намотать на железку носок.
Но что делать дальше – не представлял и я. Не выкапывать же труп полностью – вдруг дело до милиции дойдет, или нам самим придется к ней обратиться. По головке за такое не погладят – мы же для криминалистов важные детали уничтожим. Так что, не наше это дело, да и запах уже такой, что…..лучше и не пробовать. Удостоверились, что закопан труп – и хватит, можно остановиться. Тем более уже есть одна для нас важная улика, даже две. Первая – закопан труп мужчины – грязный и рваный носок ни одна женщина носить не будет. И вторая – красный полусапог, который женский, но почему-то носил мужик. И если он из артели – по этому приметному резиновому изделию мы в момент узнаем кем мужик был и куда девался. А если к артели отношения не имеет – то и ладно, дальше с ним разбираться не наше дело. В крайнем случае, можно информировать милицию.
Доку, как моего единомышленника, наверняка обуревали схожие мысли. Но все же несколько радикальнее, потому что не дождавшись от меня вразумительного ответа, он предложил просто для нас опасное:
«Раз начали – давай полностью выкопаем!»
Я посмотрел на него внимательно: «И что потом с ним делать будем?»
«Ну, в милицию сообщим», - Дока закрутился под моим взглядом, - «человек все ж закопан».
«Вот и сообщи, не выкапывая, и пусть она этим делом займется. Только милиция сейчас такая - как бы мы крайними не оказались. Сам подумай: с чего двум хмырям вздумалось черт те где найти могилу, потом специально к ней ехать с лопатами раскапывать. Так могут поступить либо сплошные кретины, либо сами убийцы – что бы на них подозрения не упали. Вот и постараются на нас все и повесить».
Дока на пол минуты задумался: «А что тогда нам делать?»
«Закопаем снова, и забудем. Здесь нас не было, ничего не видели, ничего не знаем. Бедолаге все равно уже не поможешь».
«Совсем забудем?» - засомневался Дока.
«Для нас хватит того, что уже знаем: закопан мужик, носил красные полусапожки. Это мы помнить будем, но никому другому ни слова, даже Владимиру. Нечего его посвящать в такую жуть».
«Это точно», - покивал Дока головой, - «а по сапогам, если из артельских, мы его мигом вычислим», - в очередной раз подтвердил близость наших оценок сложных ситуаций и сделанные из нее выводы.
Нацепив респираторы, мы в темпе привели захоронение в первоначальное состояние. Разровняли землю, уничтожили следы нашего присутствия в виде отпечатков обуви. Выехали из долинки на проселок, убрали следы съезда с него мотоцикла, и проехали по проселку дальше с километр, там сделали по бездорожью круг вокруг сопки, вновь выехали на проселок, и уже по нему покатили в лагерь. Теперь никто никогда не узнает, куда мы с проселка сворачивали и что пытались раскопать – все следы нашего присутствия рядом с могилой уничтожены.
В лагерь вернулись уже в сумерках. Владимир успел устроиться в кровати с книгой, и разглядев наши совсем не радостные физиономии, сделал «правильный» вывод:
«По рожам видно, что зря мотались. И правильно, нельзя каждый день по сайге убивать. Совесть иметь надо!» - только эта совесть у него пряталась, когда три дня сидел на вегетарьянской диете.
Мы с Докой промолчали, а в вагончик столовую не пошли – недавние ароматы, еще не до конца исчезнувшие из сознания, исключали возможность принятия любой пищи.
Часть двадцать третья.
А утром на дверях столовой висело объявление: «В восемь часов общее собрание коллектива». По этому поводу после завтрака народ не расходился – толкался возле вагончика, курил, придумывал по какому поводу всех собирает приехавшее ночью начальство.
Наконец из балка появились три человека: сам Николай Игнатович, Сергей Логинов и незнакомый тощий интеллигентик с лысиной и в очках, которого я еще не видел. Троица подошла к принесенному «Милочкой» столу и уселась за ним на стульях; остальной народ устроился напротив кто на чем смог.
Первым заговорил начальник. Почти как отец родной, в простых словах донес до присутствующих, что вот мол, живем мы здесь, работаем, и не знаем, что вокруг творится. И хорошо, что не знаем, потому что творится полное безобразие: рабочих увольняют или не платят зарплату, продукты и товары дорожают с катастрофической скоростью, да и самих их уже трудно найти. Вот и собрал он нас, что бы посоветоваться, как жить дальше.
Слава богу, золото стране сейчас крайне необходимо, и потому наша руда востребована. То-есть, ее всегда можно сдать на переработку и деньги за нее сразу же перечислят. Но если раньше их можно было быстро получить, либо приобрести все необходимое по безналичному расчету, то сейчас за все требуют живые деньги и сразу, как предоплату. А их к сожалению каждый банк старается у себя придержать, так что перечисленные на счет получить вовремя невозможно.
Но, оказывается, для нас, старателей, не это самое страшное. Потому что худо-бедно, но все же и горючку, и запчасти, и продукты можно найти, может быть и с переплатой. Хуже другое: часть денег, которые после каждой сдачи руды на перерабатывающее предприятие переводятся на специальный счет для окончательного расчета с рабочими по окончанию сезона, обесцениваются с такой скоростью, что долго хранить их просто невозможно.
Вот здесь все и зашумели! Дело то коснулось каждого!
Николай Игнатович помахал руками, успокаивая собравшихся, и сообщил, что над этим вопросом они (как я понял, те что за столом) уже подумали и кое-что предложить могут. После чего дал слово лысому в очках интеллигенту – теперь я понял, что это тот гений финансов, о котором Сергей Логинов мне говорил, как о ведущем где-то на
