И хотя один мудрый деятель перефразировал Ленина: «…Учиться настоящему делу военным образом», и хотя в заголовке написано «Экзамены по-военному», экзамены, как генерал, и в Африке – экзамены. Только чудят курсанты чаще, чем студенты. Может потому, что военные преподаватели слишком серьезно относятся к преподаваемым предметам. Но это, жирно подчеркиваю, сугубо мое личное мнение.
Идет экзамен по историческому материализму. Курсант бойко рассказывает о соотношении войны и прогресса.
– Война, ускоряя технический прогресс, – при этом он бдительно следит за выражением лица преподавателя, – неизбежно положительно влияет на прогресс в целом…
При этих словах брови преподавателя удивленно ползут вверх. Это движение не ускользает от внимания отвечающего, и он моментально реагирует:
– Казалось бы. А на самом деле влияние войны на прогресс резко отрицательное.
Брови философа возвращаются в исходное положение. Течение экзамена снова входит в ламинарный режим.
Аэродинамика. Лехе достается вопрос из сплошных формул. Ему подбрасывают «бомбу» сплошь испещренную формулами, которые он старательно копирует на доску. У Игоря Михайловича, нашего любимого преподавателя, брови удивленно ползут вверх:
– Порошенко, я никогда не думал, что ты так блестяще знаешь математику аэродинамических процессов. Вот ведь как в человеке можно ошибиться! Ну-с. Рассказывайте.
Леня, которого со дня на день должны отчислить из училища за предосудительное поведение и низкую успеваемость, но так и не отчислили, и который не знает точного названия букв греческого алфавита, тем не менее, бодро начинает:
– Вот из этого мы получим это, а преобразуя это и то, получим…, – при этом он тычет указкой в разные места доски, совершенно произвольно указывая «то» и «это».
Игорь Михайлович, пытаясь получить связанную картину повествования, вмешивается в процесс изложения. Вскоре он убеждается, что Леха кроме «то», «это» и «преобразуя» других слов не знает.
– М-да! Написано все правильно, а вот цельного понятия о процессах не прослеживается. Хорошо. Ты мне скажи, за счет чего самолет в воздухе держится? Ответишь – получай свой трояк, нет – увы!
– Кааа-а-ак, за счет че-е-его? – тянул Леонид время, эксплуатируя свое заикание и озираясь в поисках подсказки.
Вовка Брусов, поставив ладонь под углом к горизонту, показал: «За счет угла атаки».
– За-а-аа-а счет угла ата-а-а-а-ки.
– Правильно, – поддержал Игорь Михайлович, – но угол атаки дает только двадцать процентов подъемной силы. А основная подъемная сила, за счет чего возникает?
Порошенко изобразил глубокую задумчивость, при этом его глаза в панике метались от одного готовящегося к ответу к другому. Я сидел ближе всех и на листе бумаги нарисовал профиль крыла. Леня перерисовал его на доску. Я показал линии потока, он повторил. Я нарисовал большую стрелу снизу профиля и маленькую сверху, что должно было означать: «Снизу давление больше чем сверху». Но Леня интерпретировал это несколько иначе. Снизу он нарисовал правильно, а верхняя стрела у него выходила почему-то из середины профиля. Игорь Михайлович насторожился.
– Это что же получается? Внутри профиля давление меньше, а снаружи больше. Так, что ли?
– Д-д-д-д-а.
– Интересно! А почему внутри давление воздуха меньше чем снаружи?
– П-п-п-очему – почему. А-а-аткачивают, вот почему.
Мы сидевшие за столами попадали на них. Игорь Михайлович согнулся пополам. Такого смеха не слышали даже на выступлениях Аркадия Райкина.
К экзамену по научному коммунизму Серега и Толик готовились старательней и усердней всех. Они собрали миниатюрные приемопередатчики, а наушники сделали размерами меньше горошины из самой тонкой пластины щупа для измерения зазоров. Наушник засовывался глубоко в ухо и снаружи виден не был, проводки к нему были не толще волоса, приклеивались к шее и шли к приемопередатчику, спрятанному под кителем. Микрофон прятался в пустом корпусе часов. Подперев щеку рукой с микрофоном, можно было задавать вопросы помогающему. Со стороны это радиоустройство было практически незаметным и могло смело претендовать на первую премию за выдающиеся технологии.
Когда готовился и отвечал Толик, в его ответе прослушивались радиопомехи, но заподозрить неладное мог только профессиональный радист. Ответ произвел благоприятное впечатление. Чтобы рассеять последние сомнения в прекрасных знаниях курсанта, экзаменатор задал контрольный вопрос:
– Дайте определение классов по Марксу.
Серега услышал по радио вопрос и, порывшись в учебнике, начал медленно, с расстановкой диктовать правильный ответ. Со стороны казалось, что Толик призадумался, а потом слово за словом повторял то, что диктовал ему Сергей. Преподавателя потрясло не столько глубокие знания курсанта, но то, как неторопливо, вдумчиво, слово за словом, он произнес ответ. Когда подводились итоги экзамена, преподаватель отметил ответ Толи как лучший в отделении:
– Вот так и надо отвечать. Не торопитесь. Главное – точно и четко приводить определения классиков марксизма-ленинизма, как это продемонстрировал нам курсант Ломакин.
Серега сдал экзамен хуже, но все же удовлетворительно. Он сильно потел, что ухудшило работу системы. Это заставляло его нервничать, он потел еще сильнее и слышал еще хуже. Но достаточно, чтобы получить уд.
Всеми этими ухищрениями мы не пользовались при сдаче экзаменов по самолетовождению, бомбометанию и радиотехнических средствах – три кита, на которых базируется подготовка штурмана. Пользоваться шпаргалками или «системами» на этих науках считалось низостью. По все другим дисциплинам обман преподавателя допускался. Чем мы широко пользовались.
Самым действенным средством была «система», позже названная «бомбой». Парочку симпатичных парней запускали на кафедру. Там у секретарш, томящихся в ожидании принцев или хотя бы коней из нашей роты, добывался тщательно сохраняемый в тайне, список экзаменационных билетов и входящих в них вопросов. На каждый билет на стандартном листе со штампом кафедры (добыты тем же способом, что и билеты) тщательно выписывался развернутый ответ. А дальше дело техники. Каждый заходящий на экзамен громко объявлял номер своего билета. Следующий в рукаве парадного мундира заносил предыдущему его «бомбу». Последний забирал с собой все оставшиеся «бомбы». «Система» сплачивала отделение в единый организм и даже теперь, через сорок лет, мы тепло вспоминаем друг друга.
Правда, иногда разыгрывались безобразные сцены из-за порядкового номера захода на экзамен. Никто не хотел идти последним, первыми тоже не все рвались, боялись заходить тринадцатым, из суеверия. Я всегда соглашался идти тринадцатым, как раз из-за сверхсуеверности. Я неплохо учился, и мне это не мешало. С начала второго курса это место отвели мне, и оно не обсуждалось. Но как-то Леха затеял бучу, покушаясь на мое тринадцатое место. Видя, что мне этот порядковый номер не вредит, кое-кто еще поддержал его, и меня заставили участвовать в жеребьевке. Я обиделся и демонстративно вышел. Когда я через полчаса вернулся, все смотрели на меня и смеялись.
– Тащи! Осталось только две бумажки – «13» и последний номер.
Глас народа – глас Божий. Я сунул руку в шапку и вытащил… конечно, №13. С тех пор никто до самого выпуска, включая госэкзамены, не покушался на мой тринадцатый номер.
Мне эти истории вспомнились потому, что в каком бы возрасте и положении ни находился человек, сдавая экзамены, он, если есть возможность, обязательно схитрит. Когда я учился в академии, в группе летчиков учился подполковник, командир полка. На экзамене по тактике ВВС он, хорошо подготовленный, изрисовал всю доску иллюстрациями к своему ответу. И только он приготовился открыть рот, как в класс вошел маршал, начальник академии. Все как положено: «Товарищи офицеры», доклад, уселись – продолжайте. И тут подполковник, стоящий у доски, громко и четко заявляет:
– Товарищ генерал-майор, подполковник Иванов (Петров, Сидоров) ответ окончил.
Начальник кафедры тактики ВВС ошалело говорит:
– Вам «отлично». Стирайте, можете быть свободны.
Маршал посидел минут десять и так как никто не выразил готовности отвечать ушел. После экзаменов генерал отловил находчивого Иванова:
– Ну, ты, брат, даешь! Нахал! Не хотелось мне при маршале тебе взбучку дать. Были бы мы одни….
– А что ж вы, товарищ генерал, хотели, чтобы он мне двойку поставил!? Еще ни одного случая не было, чтобы он присутствовал и отвечающий без двойки, а то и с выводами по служебному соответствию не остался. А по предмету я вам на любой вопрос отвечу – вы не раскаетесь.
Последний в моей жизни экзамен в ВВА им. Гагарина по боевому применению стал моим апофеозом. Достался мне очень простой вопрос из Боевого устава ВВС про господство в воздухе. Председатель комиссии, меня совершенно не знал. Он достал Боевой устав ВВС и открыл на странице про господство в воздухе. Не успел я доложить и пару положений из устава, как полковник раздраженно закрутил головой и почти крикнул «Хваааатит!». Он что-то заговорил на ухо нашему Юрию Борисовичу, который знал нас с первого курса. Юрий Борисович ему горячо возразил и достал мою зачетку. Полковник погрузился в ее изучение. Потом он закивал головой и изобразил нечто похожее на «Бывает-бывает». Следующие ответы он практически не слушал и поставил пятак.
После экзамена Юрий Борисович рассказал мне, что, слушая меня и водя пальцем по уставу, полковник увидел дословное соответствие моего ответа и устава. Он усомнился в такой исключительной памяти и предположил, что я списал. Но Юрий Борисович сказал, что у меня феноменальная память и в доказательство привел мою зачетку, где среди сплошных пятерок были сиротливо разбросаны редкие четверки.
Теперь и я, вспомнив столько случаев из экзаменов, начинаю верить в феноменальность моей памяти, вот только никак не вспомню, куда я ключи от машины положил.
|
