Колыбельная

Юрий Варюхин, август 2005

Колыбельная.

Прошло уже почти два года, а я все вспоминаю и вспоминаю этот разговор. И не в том дело, что не случилось после других серьезных событий. И не потому, что тот разговор был последним. Просто он... нет, не могу подобрать подходящего слова... В памяти прокручивается и прокручивается, еще и еще, раз за разом:

Она лежит рядом, я чувствую ее тепло, у нее влажные глаза, она шепчет:
- Мне страшно....
Молчит, минуту или больше, затем произносит слабым, нетвердым  голосом:
- Темно. Очень темно, не видно даже звезд. И тихо. Глухо как в гробу. Я не хочу так... не хочу... Я боюсь...
Замолчала. Потом жалобно просит меня:
- Скажи что нибудь.
Я не знаю что нужно говорить в таких случаях, но через несколько секунд начинаю:
- Представь: Ясный весенний день. На безоблачном голубом небе яркое и ласковое солнце. Оно играет зайчиками в капельках росы, касается теплой, невесомой ладошкой твоей щеки...
Она перебивает меня:
- А я... там?
- Да.
- Хорошо...
- Воздух прозрачен, но заполнен чем-то неуловимым, чуть искажающим окружающее, словно смотришь сквозь горный хрусталь. Ты зажмуриваешь на секунду глаза, делаешь глубокий вдох. Насыщенный, дивный аромат. Такой густой и сладкий запах бывает только раз в году и только в этом месте, в огромном вишневом саду. Здесь сотни деревьев стоят ровными, правильными рядами. Они смыкаются вверху кронами и когда смотришь подняв голову, видится словно волшебное кружево – угольные на фоне сияющего василькового неба веточки рисуют сетку, в неправильных ячеях которой переливаются  снежно белые, перламутрово-розовые лепестки тысяч и тысяч цветов. Ты стоишь между деревьев в длинном ситцевом платье, под ногами густой газон ровной, темно зеленой травы, на ее малахитовом поле золотыми гвоздиками смотрятся цветущие в беспорядке желтые одуванчики. Попробуй их сосчитать, один, два, три...
Она заснула. Она так и спала, когда индикатор кислорода резко побежал вниз – двадцать один, двенадцать, восемь, шесть процентов...

Мне моих аккумуляторов хватит еще лет на десять, сомневаюсь что даже за этот срок найдут нашу полуразбитую спасательную капсулу. Очень трудно найти кусок покореженного железа с испорченным маяком среди астероидов, особенно если его не искать.  Я исправен, а исправные компьютеры не сходят с ума. Даже если рядом лежит мертвец. Значит еще десять лет я буду вспоминать и вспоминать этот разговор. И вероятно все равно не пойму, почему тогда стал с ней именно так разговаривать...