Однажды летом

Был теплый летний вечер, и я решил прогуляться. Оделся и поехал в Центр. Город был прекрасен, особенно толпами людей, лихо пропивающих свои деньги. Трудно достаются, легко уходят. Как воздух.
Попыхивая сигареткой, я лениво наматывал километраж, поглядывая на дома, вывески и деревья. А, особенно, на людей. Они такие разные, как картинки. Бесплатный диафильм: мелькнут и исчезнут.
В Центре скапливается очень много напыщенных субъектов, так и хочется плюнуть такому в глаз. Поэтому я свернул с бульвара и направился в парк. Там попроще, без особого понта. Пьют прямо на траве.
Я шел, заложив руки за спину, выкинув из головы все серьезные вещи, все проблемы, все мысли. Просто наслаждался вечером, зеленью и теплом. Даже о девушках почти не думал…
Навстречу мне шла девушка с собачкой. Симпатичная. В смысле, девушка. Да и собачка тоже. У девушки были прямые длинные волосы и стройные ножки. У собачки шерсть была кудрявая, а лапы короткие. Как же о них не думать? Ну, о девушках.
Я пошел медленнее, почти остановился. Девушка посмотрела на меня. Я сразу понял, что ей нужно. Она хотела, чтобы я познакомился с ее собачкой. И я, присев на корточки, сказал: «Какая милая собачка. Как ее зовут?».
Такие девушки всегда хотят, чтобы познакомились с ее собачкой. А потом и с хозяйкой познакомились и спросили, как зовут ее. Собачка вскоре будет забыта, и начнет крутиться под ногами, а девушка будет весело болтать и смеяться.
Собачку я мысленно окрестил «фи-фи», хотя, конечно, хозяйка назвала другую кличку. Голос у девушки оказался не писклявый, а красивый и мелодичный. А то я не люблю писклявых голосов. Человек с писклявым голосом кажется мне фальшивым. Такой голос смешит и раздражает одновременно.
И я спросил имя девушки, которое тоже оказалось красивым. Она спокойно стояла, не смущаясь и не кокетничая. Открытая и беспечная. Просто ей нравилось, когда сначала знакомились с ее собачкой. Я сидел на корточках, гладил «фи-фи», которая тыкалась мокрым носом в мои коленки, и смотрел на девушку. Она начинала мне все больше и больше нравиться.
Потом я встал, и «фи-фи» была напрочь позабыта. Я понес всякую чепуху, какая придет в голову, и курил, пуская дым в сторону.
Девушке я тоже понравился, это было видно. Глаза ее блестели и смотрели прямо в мои. Отличный вечер, черт возьми, думал я. Даже лучше, чем я ожидал.
И тут «фи-фи» дала о себе знать. Она яростно потянула поводок, чуть сгорбившись, вихляя задом и уткнув нос в землю. Я знаю собак, и сразу понял, что «фи-фи» хочет. Ей захотелось посрать. Наконец, собачка определилась и села. Прошло секунд десять, и «фи-фи» стала натужно и основательно испражняться, подрагивая и потихоньку двигаясь вперед. Из нее валилось говно разного цвета и разной плотности, вычерчивая на траве какие-то узоры и фигурки. И, наконец, появились две огромные, скрепленные, как сардельки какашки, которые никак не хотели отваливаться. Они болтались, а «фи-фи» оборачивалась и недоуменно хлопала глазами. Собачка вскочила, отбежала и снова села, неимоверно тужась. Какашки болтались, а девушка не знала, что делать. Она подняла с земли палку и попыталась отцепить это дерьмо собачье. Но «фи-фи» снова вскочила и снова села, а потом закружилась волчком и отбежала. Так они бегали кругами минуты три. А две сардельки по-прежнему болтались из стороны в сторону. Чем же ее сегодня накормили, сволочи, думал я. И вообще, зря ее сегодня кормили.
Я стоял, смотрел, и меня начал разбирать смех. Он все нарастал и в конце концов заполнил меня целиком. Я не смог сдержать его, и смех вырвался наружу. Дальние прохожие оборачивались, и даже «фи-фи» отвлеклась от своей проблемы. Девушка смотрела на меня удивленно и обиженно. А я смеялся и думал о том, что простит она мне этот смех или нет - уже не важно. Я понял, что, гуляя с ней, разговаривая, целуясь и занимаясь любовью, мне всегда будет смешно. С ней я помру от смеха. Передо мной всегда будут стоять эти два куска говна и бедная «фи-фи».
Я развернулся и пошел прочь, всхлипывая и вздрагивая всем телом. Я даже не мог прикурить сигарету. Наверное, я идиот, но ничего поделать с собой в тот момент я не мог. И долго еще прохожие могли наблюдать мою ухмылку до ушей и уже редкие всхлипывания. Так продолжалось, пока я не дошел до ларька. Я выпил бутылку пива залпом, и лишь тогда успокоился. Потом я не спеша отправился домой.
А какашки «фи-фи» мне все равно потом долго вспоминались. Я улыбался и качал головой.