жертвенные рассказы

                       Жертвенные рассказы из повестей и романов

  Ничего больше у человека нет, ну сердце ещё размером с ладонь да душа дряненькая; и с ними  сидел Серафим на высокой ветке  над небодромным полем, пас гусей, уток и старый аэроплан, четыре крыла. Издали  машина как крохотная жужжащая мошка, присевшая покормиться  на зелёную сковородку: к ней  уже спешили с большими ранцами парашютисты. Среди них и Христинка, но её не разглядеть, потому что  по приказу жестокого лётчика   все чёлки да косы спрятаны под кожаные шлемы.- Первый, первый, я кукурузник, разрешите взлёт,- отсигналил пилот на командную вышку.- Летите, куда хотите,- дали ему добро.
  Аэроплан сначала пошёл пешком, оглядываясь назад, в неверии - можно, да? можно? - и крутил носатой головой; а потом  быстро засеменил по дорожке, чтоб уже не остановили. И долго размахивал руками как десятилетний мальчишка, ловя воздух да ветер, а в конце поля его будто кто подпихнул - кукурузник взвыл от страха и восторга, но боязнь прошла. Радость осталась на подмокшей перине облаков.
  Серафим взлетел в небо следом; он не наматывал на веретено ветра широкие круги - а вытянулся стрункой, ветка под ним спружинила, и понёсся Серафимка  тёмной стрелой, глотая воздух  голодными  лёгкими. Вверху он оторвал  от большого облака  маленький кусок на тонкой ниточке, и прикрываясь, стал подкрадываться к аэроплану. Даже смог заглянуть  в окна, но они  запотели от холода. Тогда привязал парень облачко к кукурузному хвосту, а сам лёг на крыле, ожидая Христину.
  Все парашютисты выскочили , она напоследок  осталась. Новички, наверное, всегда сзади прыгают, чтобы их спасти можно было, поймав на руки. А девчонка встала в дверях, ахнула:- ой, мамочки! у ребят купола раскрыты, одна я всё жду.- И сошла тихо с подножки , не заметив, как бросился вниз Серафим. Считала Христина секунды с закрытыми глазами, а когда над головой белый огромный цветок распустился, то запела громко чудесную песнь. Серафимка спустился  по стропу к ней ближе, заслушиваясь.
 - Я лечууу, лечууу, лечууу, лечу  над землёоой; я шепчууу, шепчууу, шепчууу, шепчу - милый мооой… ой!? ты откуда?
 - Как и ты , с неба свалился,- засмеялся парень, радуясь её серым глазам  да ямочкам на улыбке.
 - Так раскрывай  парашют, пора уже.- Христинка с тревогой оглядела его лёгкое снаряжение, не понимая, что за новый летолёт он испытывает.
 - У меня нет ничего, родненькая.- Серафим притворно сердце своё закрыл ладонью.- И теперь я разобьюсь.
 - Дурак бестолковый…- чуть не заплакала она. Откуда Христине было знать, что это чудо  без перьев  серьёзно летать умеет.- Иди сюда…- и она схватила  его за шкирку, стянула со стропа. Изо всех сил обняла:- держись за меня крепче.- А Серафимка одурел от первой близости: бился на выпавших лямках золотых её волос, стараясь остраниться, но Христина обвила его тело как влюблённая паучиха, всеми лапами, и он знал, чем кончаются паучьи ласки. Съест потом - сгинет сердечный парень, не долетев до земли. Но воздушное блаженство  уже под горло  напитало  его неизведанной негой, и Серафим, запрокинув голову, тайком сглатывал нектар девичьей души, надвое разорванной   страхом. Дуновей шевелил завитки светлых волос, и парнишка под эту струнную мелодию почти ткнулся носом в побелевшие  позвонки на её шее. Христине вдруг стало трудно молчать, позволяя милому  захребетнику любовные глупости. А Серафим всё больше наглел, почитав  верной взаимностью тревогу вынужденную за его жизнь.
  Христина обернулась к нему:- В самом деле, откуда ты взялся?- и парень ужасно покраснел, как настигнутый за подглядками. А всего и делов – увидел под изнанкой просторного  комбинезона  узорную застёжку лифчика. Но голос его сбился  до стыдной детской хрипотцы:- Мы в футбол на поле играли. Тут вы. Ну, я и прицепился.
 - Сумасшедший,- захлебнулась девчонка холодным ветром, и прячась, ткнула  губами Серафимовы щёки. Он посмотрел вниз на землю, куда под зелёные лопухи упало его  непомерное счастье - место присёк, чтоб потом найти; и напрягся изо всех сил , стягивая  белый купол в сторону дальнего леса, к одинокой избушке.
  Ранние одуванчики давно приземлились; ждали последнюю Христину, но её вдруг  понесло ураганной силой в неведомое. Главный парашютист присмотрелся биноклем, да как заорёт бешеный:- Ребята!! на ней чёрт сидит!!
  И каждый по очереди глянул в окуляры, а самый старший по возрасту даже перекрестился:- …дааа, выручать девку надо.
  Вот сирены воют скорой помощи, кричит вышка аэродромная - сос!!!! - во всё космическое пространство; а Серафим уносит золотую Христину к себе в лесную дерёму, помахивая от восторга хвостом. Только что она случайно поцеловала его, и крепче обняла совсем не случайно.
 - Милая, тебе не страшно лететь?
 - Хорошо,- улыбается девчонка, хоть жжёт  холодок  горячую кровь.
 - Под нами  тёмный лес непролазный , топкие болота и озёра с русалками. Посмотри вниз - их хвосты чешуёй блещут. Сами они писаные кралечки: если б рыбаки о том знали, давно б в жёны переловили. Но к этой чащобе хода нет - все лазы я для нас травой скрыл и землёй засыпал.
 - А по воздуху мы доберёмся?- Христина  всерьёз поверила голосистому парню, стала в гости напрашиваться, будто он здесь хозяин ладный.
 - Пора садиться.- Заботливо Серафим оглядывал земную кору, буреломы-путала, разыскивая бесхозную елань с высокой травой.
  Приземлились тихо, родник рядом; но место оказалось приболоченным , и кругом лютики с жёлтыми глазами - самые отъявленные цветы. Христинка надумала было букеты плести, а Серафим запретил.- Они колдовские,- говорит,- и какие чары нашлют, я не знаю.
 - Куда мы попали?- девчонка вроде бы пожалела, что далеко отбилась от проезжих дорог. Серафим мягко взял её за плечи, чуть развернул, чтобы глаза не отводила:- Мы в сказке. Здесь исполняются желания. Все.
 - И недобрые тоже?
 - Вот плохого ещё никто не загадывал.
  Течёт ручей меж трав. Поёт синь-песню посреди зелени, катая на себе жёлтую пыль солнца. Напуганная лягушка бросилась в воду сгоряча, плеснула ластами. В теснине некошеных бережков мальки гоняются  за осевшей листвой, громоздясь друг на дружку, чтобы достать и откусить самый сладкий , наверное, кусочек.
  Среди невидимой паутины ткёт паук волшебную нить, время от  времени затихая в грёзах об огромной мухе. Конечно, стрекозу ему не словить, но хочется помечтать. Ему сильно  мешают зелёные кузнечики, которые бестолково сигают во все стороны и рвут тенета.
  Пчёлы громко бурчат себе под нос, видно, ожидая похолодания. В их улье становится тепло, только когда вся семья прилетает с работы и собирается к ужину. Важные разговоры за столом утихают после наступления темноты.
  В сумерках кошки серы, дворы пусты, дома тёмные - не разглядишь; и Стракоша пользуется этим - в тишине да покое варит заклятые травы , заговаривая на суженого. Бабка не творит лихо  подколодное, болезни не насылает по отповедям злыдней; а что приворожит сердечко  любовное, то и денег не возьмёт.
  Под потолком в авоське висит мурава летняя , падалица с осени - листья, травы, коренья горчавые: вот на днях  приходил руки целовать парнишка Серафим , в пояс кланялся за близкую венчальную свадьбу. Подсобила Стракоша бескорыстному сироте - может, от её заговора  и сладились смотрины: нравится Христинке в чистой лесной избушке, залюбился хозяин ей - то из рук хлебушко возьмёт, то ненароком взглянет и полыхнёт загадой скорого счастья.
 - Мы будем жить с тобой как лебеди.- Он смотрел на небо, представляя уютный дом среди звёзд.
 - Расскажи мне про них,- улыбнулась она, зная его ветреный нрав.
 - Всю жизнь будем вместе, а если с тобой что случится, я камнем паду на землю и разобьюсь. А ты?
 - Мне нельзя. Надо ведь будет растить детей и воспитывать их на примере геройского папы.
  - Не смейся, пожалуйста, это серьёзно.
  Христина поняла торжество момента, пришедший миг священных клятв.- Я не смеюсь, глупенький лебедь. Уйду я вслед  за тобой,- и обняла Серафима.
 ================================================================

  А вот Янке даже аленький цветок не поможет: голова его  выбором тяжела, будто камень гранит на распутье - прямо пойдёшь, налево, направо. Лучше бы обратно, во вчерашний день, но дед Пимен уже  забросал ту дорожку гадальными картами.
 - Ох, паря. Торопыга ты пасьянсовый.- Он сожалеюще подшепнул ещё несколько слов, да Янко их не расслышал.
 - Почему это? спокойнее нет меня.
 - Когда  обуза над башкой не виснет, все люди кажутся тихими. А ежели в судьбе одна жилочка  отстаёт от другой, то валет  колодный вечно  по картам бегает - то к  чернявой  даме, то к крашеной.- Старик интимно понизил  голос, словно  сговаривая мужика на греховные делишки:- Признавайся, отрок: тяжело тебе выбор сделать  да счастье душевное к  Верочке развернуть?
 - Откуда ты  знаешь?- возгордился Янка; даже уличённый семью свидетелями - не признаётся.- Всё это сплетни, бродячая молва.
  - Аааа, дружок,- укорил перстом Пимен,- в сельской молве правдива суть. А что кругом неё - то прикрасы.- Пытливо дед глядел на Янкину улыбку: схитрит ли мужик. Потом сам не выдержал:- Женись, бродяжка. Нет тебе другой судьбы.
 - Я встречался с ней только для секса.
 - Янко, не ломай язык.- Старый вновь обернулся к нему, чадя  со словами табачный дым.- Есть же красивые названья вместо срани. Любовь, близкость - чем  тебе плохи?
 - Вот ещё.- Мужик не желал уступать , хоть и правота деда.- А мне секса хочется.
 - Ты застегни свой хочун на сто пуговиц, да собаку оставь сторожить.- Покачал головой Пимен, и так неприязно, что космы  волос разлетелись.- Думаешь, Верочке нравятся твои разговоры? она душевная, а ты хамничаешь…  Люуубооовьь: по буквам прямо пироженое. А секс - будто мослы коровьи по кишкам скрежещут.
 - Дедуня, как мне жить с этой бабой, если она на лета меня старше?
 - Поняааатненько,- затянул старик баянистую мелодию, раскинув  ладони на коленях, на клавишах.- Хотел ты, ущурина, слабой минуткой попользоваться, когда Верка с тоскою горьким  плачем  обвенчалась. Влез в душу  по самую маковку: заполз  змеёй, а обратно со штыком прорываешься.- Дед захекал над Янкой, не скрывая своей жуткой злости, даже в смехе его  она слышалась беспроглядно.- Вот что я скажу тебе, дурень. Ёхал ты и кривых, и горбатых. Но бог тебя высмотрел с неба да сжалился - красивую , умную даровал. Такую, что у завидуев  слюньки рекой текут, и наша ручейка скоро из краёв выбежит. Будем раков хватать прямо на лугу, а стадные коровы рыбой обожрутся. Неужель не разглядел ты корысть?
  Пимен так сладко рассказывал;  и мужику вдруг приятно стало  за свою невесту:- Хороша Вера во всём, как жена, хозяйка, любовница. Но рядом ведь девок много, которые сходу одарят ласками,- он похотливо причмокнул,- даже самыми запретными.
  - У баб наших  детородство чешется, а вы новые дырки  ищете, как в поганом кино,- дед плюнул на  пол, но тягучка  повисла на его синей губе. Пимен отёр рот, прерывисто дыша от гнусных воспоминаний  о где-то увиденной фильме.- Изученцы проклятые,- захрипел он, смахивая лохмами серую паутину с керосиновой лампы.
 - Зря ты меня костеришь, великий старик.- Прикинувшись малым дитятей, заревел обиженный Янка, и долго тёртёр кулаками глаза.- Я уже взрослый.
 - По росту да силе бугай ты: тут бы порадовать за тебя. А только душой маломерок, потому