Уснуть так и не удалось. Сознание не хотело отключаться. Я пытался ни о чем не думать, и эта мысль не давала мне покоя. Я открыл глаза. Белый потолок, стены выкрашены светлой масляной краской. Я лежу на спине. Подо мной больничная койка. От жесткости кровати затекла спина. На простыни видны запекшиеся капли крови, подушка мягкая. Мне слишком безразлично, чтоб брезговать. Приходилось ночевать и в менее комфортных условиях. Свет должен гореть всю ночь. Вдруг придет проверка.
На соседней койке лежит женщина. Она прикована наручниками к кровати. Бледное лицо, нездоровая худоба, не по возрасту состаренное лицо. Жизнь потрепала ее. На третьей койке лежат 2 девушки. Они спят валетом, каждая под своим одеялом. Вместе с ними я охраняю прикованную женщину. Она убийца. У нас суточное дежурство. Мы в конвое.
Перевернувшись на бок, я заметил, что объект нашего наблюдения не спит. Она потирает руку, закованную в наручники. Я лезу рукой под подушку и проверяю наличие газового баллончика и резиновой дубинки. Отведя взгляд от впавших глаз заключенной, я встаю. Одна из- коллег проснулась и недовольно смотрит на меня. Нужно сделать кофе. При помощи кипятильника я кипячу в чашке воду и растворяю в ней коричневый порошок. Беру сигареты. Заключенная просит у меня воды. Я выхожу в коридор, делая вид, что не услышал.
Слабое освещение коридора. Давно работающие лампы дневного света издают специфический звук. Он у меня ассоциируется с фильмами ужасов. Больничный запах. Если выбирать вариант дежурства, то я предпочитаю больницу. Просиживание весь день за телефоном не для меня. Наблюдение в столовой меня угнетает. Я врач, уж лучше больница.
Я отпиваю кофе, брожу по коридорам. Пустота. Эхо моих шагов отбивается от стен. Запах хлорки-- где-то рядом туалет.
Утром мы заступили на сутки. Работа непыльная. Основная задача- борьба со скукой и наблюдение за заключенной. После 2х часов лежания на кровати и часа чтения, я не знал, куда уже себя пристроить. Раз в несколько часов можно спасаться чаем. Это хоть как-то отвлекает. Если бы у меня не было часов, я бы с уверенностью мог сказать, что время остановилось. Что прошло уже несколько дней, но солнце до сих пор в зените. Так долго тянулись часы.
На окне была решетка, на двери замок. Надежная защита. Никто убегать не пытается. Заключенная еле двигается. Несмотря на это, она постоянно хочет есть, пить, в туалет. Несет какую-то чушь. Мои коллеги к ней относятся лояльно. Мне все равно. В палате я нахожусь только физически. Мои мысли далеко за пределами решеток и больничных палат.
Из соседнего крыла коридора доносился едва слышный звук. Мелодию было сложно угадать. Я подошел ближе. Музыка играла из комнаты с выключенным светом. Без сомнения, играл проигрыватель. Меня всегда привлекало звучание грампластинок. Музыка была физически прописана. Спиральные дорожки. Никаких лазеров. Легкое потрескивание. В комбинации с атмосферой ночной больницы это производило неизгладимое впечатление. Эхо превращало музыку в непонятный шум. Чашка в моих руках была горячей. Несмотря на это меня бросило в дрожь. Я узнал мелодию. Играла Эдит Пиаф.
У меня часто возникало ощущение что заключенная здесь не она- прикованная к кровати, а мы- трое взрослых людей, обязанных следить за ней. В палате постоянно должно находиться два человека из трех. Невидимые кандалы порой ощутимы куда более реальных. Ну хоть руки не пережимают- и то хорошо.
Днем я сидел на жесткой кровати и читал очередную книгу. На прикроватной тумбочке лежал нож. Заключенная рассказывала, как убила своего сожителя.
-Я чистила ножом картошку. Он начал ко мне приставать, ударил кулаком по спине. Он был каратистом и частенько молотил меня. Ну, я не выдержала и пырнула его.
Я подумал, что так оно обычно и бывает. Секундный порыв, за который потом расплачиваешься не деньгами, а временем, проведенным в заточении. Я не отрывал глаз от книги. Мои коллеги начали задавать вопросы.
-Ну и куда попала?
-Прямо в сердце. Так потом сказали в больнице. Он еще сделал несколько шагов и упал. Я перепугалась, осознала и раскаялась. Начала его тормошить. Достала финку. Из раны обильно полилась кровь.
-Ты что финкой чистила картошку- неудобно же.
-Да удобно было, я вам говорю. Мне врачи потом сказали, что нож не нужно было доставать.
-Да сурово. На каратиста с финкой. Ну и что дальше?
-Вызвала скорую и ментов.
-Кто раньше приехал?
-Скорая.
-И что сказали?
-Сказали «гаплык» и увезли.
-Если он постоянно бил тебя, почему ты его не бросила? Убить проще?
-Дура была, терпела. А потом убила.
Я решил, что с меня хватит этих семейных драм и отправился в коридор. Сидя в коридоре на каталке я подумал, что Паланик был прав: «Убить тех, кого любишь, это не самое страшное. Есть вещи страшнее. Например, безучастно стоять в стороне, пока их убивает мир. Просто читать газету. Так чаще всего и бывает».
В этот раз случилось по-другому. Они были вместе, пока смерть не разлучила их точенным финским ножом. Я представил себе место преступления. Не дочищенная картошка, грязный пол, горы пустых бутылок. Тело лежит в луже свернувшийся крови. Вокруг него толпятся менты и врачи. Картина получилось настолько реальной, что я не заметил, как ко мне подошла медсестра и что-то сказала.
-…человек, Вы не могли бы нам помочь.
-Да конечно, что нужно делать.
-Перенести небольшой груз. Сегодня праздник. Врачей в отделении нет, а сами мы не справимся.
-Хорошо.
Медсестра скрылась за углом в неизвестном направлении. За годы обучения я привык, что часто требовалась моя помощь, начиная от транспортировки бомжа в соседнюю поликлинику, заканчивая мытьем окон. Таковы особенности суровой отечественной медицины. Медсестра вернулась и вручила мне перчатки.
-Нужно погрузить труп на каталку,- она произнесла это, выдержала секундную паузу и посмотрела на меня испытывающим взглядом. Она ждала от меня какой-то реакции. На меня это не произвело должного впечатления. Труп так труп. Хоть окна мыть не нужно.
-Хорошо, я все сделаю.
Палата была мужская. По углам лежали полуголые особи мужского пола разного возраста. Один из них был укрыт с головой и не проявлял признаков жизни. Не нужно было быть слишком сообразительным, чтобы догадаться, что это наш клиент. Санитарка завезла каталку. Я хотел взять труп под руки и начать его грузить. Мне сказали, что это лишнее. Берем за углы простыни и перетягиваем на каталку. Я был не против. Тело еще не окоченело, даже тепло еще не успело уйти. Лицо я так и не увидел, причину смерти так и не узнал. Это было интереснее, чем сидеть в дежурной части на телефоне.
Я не знаю, сколько времени простоял посреди коридора ночной больницы, слушая музыку грампластинок. Может, прошло 5 минут, может 15. Песня играла уже другая, кофе практически остыл. Я отправился в дальнейшее путешествие. Спустился на первый этаж и вышел на улицу. Закурил.
Звезды. Огни города были отражениями звезд. Моя сигарета была отражением звезд. Стоя ночью посреди двора больницы, я ощутил безмерную свободу и ничтожность человека в этом мире. Тюрьмы, больницы, заключенные, трупы- всего этого не существовало. Был только человек, который смотрит в небо.
Днем, когда я вернулся в палату, разговор с заключенной продолжался.
-…может тебе еще сто грамм налить.
-Не, я не пью. Я пью пиво и вино.
-Так может мне за пивом сгонять,- включился я в разговор.
-Было бы неплохо.
Раздался дружный хохот моих коллег.
-А сожитель пил?
-Да, пил водку и бил меня.
-И за это ты его убила.
-Да. Я не хотела, просто так получилось.
Я лег на кровать и проспал несколько часов глубоким сном без сновидений. Когда сбиваешься с биоритма- болит голова. Не стал исключением и этот раз. Я сделал кофе. Весь остаток дня наша подопечная ела, спала и хода в туалет. Периодически рассказывала какой-то бред. Вечером был салют. Мы завороженно прилипли к окну.
В нашу палату вошли две больные- у одной был гипс на руке, другая просто плохо выглядела.
-Можно у вас салют посмотреть.
-Да, конечно, проходите, у нас тут убийца, прикованная к кровати. Она убила своего сожителя ножом в сердце. Проходите, только осторожно, она сегодня не в духе,- меня понесло.
Через несколько секунд наших гостей уже не было. Мы все дружно засмеялись. Громче всего смеялась заключенная. На ее лице бликовали отражения фейерверков. Я думал, что салют в следующий раз она увидит нескоро. Было уже поздно. Самое время для сна.
Я затушил недокуренную сигарету об подошву и выкинул окурок в мусорный бак. Нужно было возвращаться. Поднявшись на свой этаж, я заметил, что музыка больше не играет. Мне все же стало интересно узнать источник музыки. Я зашел в темную комнату, откуда доносились звуки. Включил свет. На столе стоял проигрыватель. Пластинка по-прежнему вращалась. Игла была поднята. Сработал автоматический механизм, который поднимает иглу при окончании последней дорожки. Я перевернул пластинку на другую сторону и вышел. По пути мне встретилась санитарка.
Через 4 часа смена закончится. Я зашел в комнату. Заключенная лежала на спине с открытыми глазами и потирала место, где наручники замыкаются на руке. Я лег на жесткую кровать. Спать по-прежнему не хотелось. Из дальнего коридора доносились едва различимые звуки старой французской музыки.
