Произведение «Сновидец» (страница 1 из 45)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Фантастика
Автор:
Читатели: 4467 +1
Дата:
Предисловие:
«Не даем мы тебе, Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей свободной воле. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению. Я ставлю тебя в центре мира»... Тему неограниченных возможностей разума и бесконечной его эволюции, сформулированную гением гуманистической философии Возрождения Пико делла Мирандолой, сегодня развивает социальная фантастика. Жизнь юноши из лесного племени насыщена приключениями: радости и утраты, война и любовь, дружба и предательство, преступление и подвиг... Условия его мира ставят жёсткие ограничения лишь на одно: духовное развитие. Но крепнущий разум сильнее ростка, взламывающего асфальт. «Ни небесный, ни земной, ни смертный, ни бессмертный, свободный и славный мастер», герой идёт вверх сквозь барьеры, поставленные мирозданием. Сновидец – соратник всем, кто спрашивает себя: «Кто я?» – и прокладывает свой путь (аннотация Марии Ровной).

Сновидец

Сновидец
(из легенд Йэннимура)


Закрой глаза и разум угаси.
Я обращаюсь только к подсознанью.
К ночному «Я», что правит нашим телом.
Творит не воля, а воображенье.
Весь мир таков, каким он создан нами.
Достаточно сказать себе, что это совсем легко –
И ты без напряженья создашь миры
И с места сдвинешь горы.

Максимилиан Волошин

Глава 1.

Мир кончался отвесным, невероятной высоты обрывом. Сидя на его краю, Найте смотрел на закат, распахнувшийся во всю ширь горизонта, в бесконечный океан влажного тёплого воздуха. Вверху – синеющее вечернее небо, внизу – бесконечное море покатых золотистых облаков. В них не спеша погружалось солнце.
Здесь, в этом вот месте, скала Ограждающих гор треснула и сползла вниз по границе слоев, создав просторную укромную площадку, надежно укрытую от вечно бушующих тут яростных ветров. Она поросла пышной травой и, полого спускаясь, обрывалась в никуда. Туда, к самому краю, Найте не подходил. Интересно, конечно, но земля там могла и обвалиться. И даже если взобраться на нависающий выступ горы, увидишь лишь морщины и гребни чудовищного обрыва, скрепленного редкой решеткой толстенных, в несколько человеческих ростов, пилонов и поперечин из несокрушимого тёмного металла. Творец мира постарался на совесть, но время всё равно брало своё. Когда-то монолитная скала давно растрескалась, выветрилась и кусочек за кусочком исчезала внизу...
Найте лениво думал, что с ним стало бы, решись он прыгнуть вниз. Как жаль, что у него нет крыльев! Ему хотелось лететь туда, за уходящим солнцем... Оно медленно соскальзывало за синеющие в безмерной дали гребни туч, окаймляя их тусклым, съёденным воздухом, сероватым багрянцем и отбрасывая в сияющее небо косые крылья их теней. Вайми сочинял, будто тучи живые и притом бессмертные, будто они вечно плывут вслед за миром, и сейчас Найте верил его выдумкам.
Едва солнце скрылось, над тучами вспыхнул удивительный, безграничный закат – необозримое море пламенеющего света, словно исходящего из бесконечной дали.
Найте вскочил на ноги, все мускулы его сильного тела напряглись. У него перехватило дыхание, сердце сжалось, голова закружилась – душой он уже летел. Он даже сделал несколько шагов вперед, но Вайми поймал его за руку.
– Стой! Когда-нибудь мы всё равно туда уйдем... – его голос звучал не гневно, а, скорее, мечтательно.
Найте вздрогнул – на какой-то миг забыл, что не один здесь. Потом рассмеялся и сел, любуясь другом, неотрывно глядевшим в пламенеющую пустоту. Весь он казался отлитым из тёмного живого золота, тёплого и гибкого. Плетёный ремешок в густой лохматой гриве черных как ночь волос и шнурок на бедрах составляли всё его одеяние.
– Вчера мне приснился Анмай, – вдруг тихо сказал он. – Я плохо запомнил, что он мне говорил... да и говорил ли? Он теперь там, по ту сторону неба, где нет темноты... Там горы из хрусталя, прозрачные озера с прозрачным дном, а внизу, под ними – синее небо и солнце, не полуденное, а как поздним утром. Сердце щемит и сейчас, едва я вспоминаю об этом. Там так красиво... они летают в воздухе... и ничего не едят, – юноша опустил ресницы и замолчал.
Найте ответил не сразу. Слова Вайми пробудили боль, казалось бы, забытую. Два месяца назад Анмай прыгнул в окружающую мир бездну. Бросил их и Аютию. Почему? Неужели только оттого, что она выбрала не его, а его лучшего друга? Выбрала Найте...
Юноша помотал лохматой головой. Светозарная пропасть мощно тянула его к себе. Что стало бы с ним, не задержи его Вайми? Он не знал. Да, друга не вернуть – лишь через века он родится заново. Но вот он сам может уйти туда... к нему... спросить...
В сердце ледяной змейкой заполз страх. А что, если ТАМ нет ничего, и всё, о чем он мечтал, всё, что он пережил – всё это исчезнет, словно он вообще не рождался на свет? Нет, так не может быть, ведь те, ушедшие, приходят к нему и говорят с ним во сне... но почему он иногда чувствует, что сам говорит за них – то, что хотел бы услышать?
Найте вновь помотал головой. Смерть была тайной, пленительной и страшной. И он всё равно узнает однажды  – есть там, за небом, что-то, или нет...
– Мне тоже снится Анмай, – сказал он. – Но там, за небом, всё иное, не такое, как у тебя. Там ночь, бесконечное сплетение туннелей из чёрного меха и живой томной мглы. Там нет света... всё серое... мириады оттенков серого... всё удивительно чёткое... и в то же время – тьма, – он посмотрел на Вайми почти беспомощно. – Каждый из нас видит своё, а это значит, что... ну, я не знаю...
– Мы тоже бываем в разных местах, – подумал вслух Вайми. На его хмуром диковатом лице лежала тень сосредоточенного размышления, но длиннющие тёмно-синие глаза отражали невидимый Найте свет. – А мир ТАМ несравненно больше, так что...
Найте молча опустил голову, чтобы не видеть светящейся, манящей пустоты. Мир. Исполинский каменный круг, от одного края которого к другому надо идти много дней. А вот что там, за бездонным воздушным океаном?
– Луна, – Вайми улыбнулся, словно заметил подругу. – Посмотри.
Найте поднял глаза на тонкий серп зеленовато-золотистого сияния над рдеющей пустотой. Луна только что родилась, скоро она уйдёт за солнцем, чтобы, пройдя под дном мира, – жутко даже думать об этом, – вслед за ним завтра взойти на востоке. Какая неведомая сила заставляет её рождаться и исчезать каждый месяц?
Вайми болтал, что перелётные птицы улетают на луну, что там вечное лето. Но иногда на луну ложилась тень мира – и по изгибу этой тени Найте видел, что луна – шар, а не плоский диск. Неровный каменный шар в четыре раза меньше мира. Как на нём можно жить?
Юноша, щурясь, вгляделся в серп сквозь ресницы, и не смог сказать, какой он – то ли с кулак величиной, то ли с гору, то ли вообще больше, чем он может представить... А иногда, очень редко, луна заслоняла солнце, и на землю опускалась настоящая ночь. Как такое могло быть? Это знал только Создатель Звёзд. Тот, кто сделал луну и солнце. Кто разбросал по небу небесные огни, чтоб они восходили и заходили вместе с дневным оборотом неба. Кто наклонил над землёй все их пути, чтоб они поднимались и опускались, лишь через год возвращаясь к исходной точке.
Иногда Найте представлял, как солнце скользит по краю мира, не восходя и не заходя. Он знал, что так могло быть. Откуда? А почему в небе одна луна? Не две? Не больше?
Вайми не раз громко сожалел об этом и расписывал свои сны – в них по небу плыли сотни и тысячи лун. Найте завидовал воображению друга. Конечно, он сильнее Вайми, и кулаки у того меньше, – но в частые минуты ссор они били точней и больней его собственных.
Юноша почесал синяк на плече – след последней размолвки. Из-за чего они поссорились? Сейчас и не вспомнить – такой это пустяк...
Вайми сидел, скрестив босые ноги и упершись в траву левой рукой, глядя на белое пламя вечерней звезды. Днём он прикрывал глаза, и они казались просто длинными. Ночью же они широко открывались – громадные глаза сумеречного существа, живущие светом звёзд. Вайми лучше всех в племени видел в темноте. У Найте глаза тоже не маленькие, но, глядя на вечернюю звезду, он видел только... звезду. Вайми же говорил, что видит крохотный серп, меняющий фазы, подобно луне...
Найте не любил планет. Он старался представить, как они плывут в пустоте вокруг мира, но у него не получалось. Почему они иногда выписывали петли, шли вспять? Вайми уверял, что они вращаются вокруг солнца, но это уже полная чушь – солнце, как и луна, вращается вокруг земли, а планеты видны и за землей, против солнца...
Он чувствовал, что здесь его мир дает трещину, словно смотрел на осколок какого-то другого мира, где всё наоборот, где всё... естественно. Но не мог представить этот мир. А планеты – это просто неровные шары, вроде луны, гораздо меньше, но на самом деле не маленькие – наверное, такие же, как Обзорная гора, а то и больше...
– Посмотри, свет на луну падает не со стороны солнца, – вдруг сказал Вайми. – Это не его свет – иначе её фазы менялись бы каждый день, правда? И точно не её собственный. Я вижу серп и в нем – отблеск нашего мира. Для луны другой свет, не такой, как для нас...
Найте промолчал. Конечно, он не сомневался в существовании Создателя. Но вот видеть, как он и в самом деле творит вещи, его уму непостижимые, ему не нравилось. Почему ему порой кажется, что мир вокруг – ненастоящий, что его забытые предки жили в каком-то совсем другом мире, и их память пробивается из его крови?
Он мог без запинки перечислить своих предков на шестьсот лет назад и рассказать о каждом. Но вот что было раньше? За пределом их общей памяти? Сколько лет нужно, чтобы время так искрошило скалы? Тысячи? Он постарался представить себе тысячу лет – день за днём, год за годом – но у него не хватило терпения.
Закат угасал, свет становился таинственным и тусклым. Уже появились первые звёзды. Найте любил смотреть на них. Под звёздами легко мечталось. Лёжа ночью в траве, он смотрел, не зная, что видит. Чем были эти мерцающие острые огни? Душами его соплеменников? Или сквозь крохотные отверстия в небесной сфере пробивается неизреченное сияние Другого Мира?
Звёзды носили имена его предков и его друзей – ушедших и тех, кто ещё жил. Так повелось в течение неисчислимых, подобно вечности, столетий, которые уже никто не мог вспомнить. Он сам носил имя звезды – или звезда носила его имя?
Найте отыскал свою звезду – не очень яркую, голубовато-белую, холодную. Просыпаясь на дне тёплых влажных ночей, он подолгу смотрел туда, вверх, на равнодушную часть своей сути – а голова безмятежно спящей Аютии покоилась на его животе...
Воспоминание вызвало вдруг острый приступ вины. Нет, он не отбивал любимую у друга, она сама выбрала его... не мог же он оттолкнуть её любовь ради другой, нежеланной и напрасной? Вот Вайми не пришлось так мучиться – девушки сами ходили за ним, и он выбрал самую лучшую. Они с Линой стали прекрасной парой, но Найте порой завидовал ему – конечно, Аютия тоже красива, но всё же... порой, отчаянно смущаясь, он старался представить, что Лина с ним...
Звезда Вайми была самой яркой – огненно-золотой, гневной. Иногда он думал, что глаза друга должны быть такими же – без этой бездонной, иногда страшноватой синевы. Ещё мальчишками они играли в «кто кого пересмотрит» – и всякий раз Найте отводил глаза. Случалось, потом он бил Вайми – пока тот не вырос. Его давно не тянуло на жутковатые запретные игры. Интересно, какие глаза были у Вайми, когда они с Линой наслаждались друг другом?
Найте вновь яростно встряхнул волосами. Темнело, звёзд становилось всё больше. Среди них проступала мутная молочная полоса с клочковатой тёмной сердцевиной. Были ли это тоже далекие и несчетные звёзды или просто странные неподвижные облака, что являлись над горизонтом севера летними ночами? Какая разница...
Найте широко зевнул, потом поёжился. Вайми зябко поджал босые ноги. Здесь, на краю мира, после заката даже летом становилось прохладно. А одежды в племени  носили мало. Зимой, когда лили бесконечные холодные дожди, Найте отчаянно мёрз, но мысль о том, чтобы прикрыть чем-то себя, казалась ему слабостью. Так поступали найры, мерзкие рыжие карлики, обитатели восточной стороны мира, и никто из Глаз Неба не стал бы уподобляться им. Сейчас же он даже не мерз – ему просто стало холодно.

Реклама
Реклама