Часть первая.
Отроду мне двадцать три года. По утверждению отца самый прекрасный возраст: с одной стороны, голова на месте, то есть мировоззрение устоявшееся - «крышу» уже вряд ли снесет; с другой – все еще впереди, есть время на ошибки. Согласна. Фигура?.. Грудь, попка, талия… И тут все как будто хорошо: пропорции соблюдены. Но в современные стандарты все же не вписываюсь. Кабы существовал такой станок… Или агрегат? В общем, нечто такое… Одним словом - этакое. Пристегивают тебя там за руки - за ноги к разным штуковинам и начинают тянуть в разные стороны. Долго тянут: недели две, три… Потом отстегивают и отпускают на волю. Красота!.. Впрочем, нет. Ерунда какая-то получится. Ну, предположим ноги сантиметров на… Ну сколько?.. Трудно сказать, но чем длиннее, тем лучше. Ноги вытянут – это хорошо. А руки? Я же не обезьяна, чтобы руки у меня свешивались ниже колен. Хотя... Как они ловко передвигаются, опираясь на руки. Нет, руки пачкаться будут. И вообще… Как-то это не слишком эстетично. Значит, за руки тянуть нельзя. М-да… Не понятно. Видимо поэтому до сих пор ничего подобного и не придумали. Но существует хирургия. Малопривлекательно, но зато реально. Тебя режут, ломают, что-то вставляют… Года два реабилитация, костыли… Это уже двадцать пять. Зато с новыми ногами! Хорошо-то как, Боже мой!.. Смотришь на всех сверху вниз, снисходительно улыбаешься знакомым, взирающим на тебя с недоумением. Все требуют объяснений. А что тут объяснять?.. И зачем? Взгляните на мужскую вереницу, неотступно следующую за мной словно длинный шлейф парадного платья королевы. Всмотритесь повнимательней. Узнаете? Разумеется. Случайных людей в свиту не берем. С них довольно на такую красоту с обочины посмотреть.
- Заснула что ли?
Низвергшись с высоты новых умопомрачительных ног, я вновь оказалась при своих ста шестидесяти трех сантиметрах в буфете Ленинградского вокзала.
- Ты слышала, что я говорила?
- Да.
- Поняла?
- Да.
- Значит, я могу быть спокойна?
- Да.
- Уверена?
- Абсолютно.
- И все-таки ты что-нибудь перепутаешь.
- Не волнуйся. В чем мне путаться-то?
Людмила Станиславовна внимательно на меня взглянула. Вернее ей очень хотелось, чтобы это так выглядело. Но, несмотря на то, что она была актрисой и актрисой очень недурной, сегодня игра в озабоченность ей явно не удавалась.
- Который час?
- Четверть седьмого.
-Так много?! Где же Нина?
В ответ я лишь пожала плечами.
Нина – это моя сестра, а Людмила Станиславовна – наша мама.
Мои родители, являясь людьми творческими, а стало быть, необузданными в фантазиях и темпераменте, в браках состояли не единожды. Дети, родившиеся в этих браках, теперь невольно путаются в своих родственных связях, что часто приводит даже к некоторым курьезам, но об этом позже.
Нина – мамина дочь от последнего на данный момент мужа. Ей десять лет. Хорошая девочка, но очень нервная. Взбалмошная мамаша таскает ее везде за собой, как другие всюду возят мягкие игрушки или какие-нибудь другие безделушки, считая, что они приносят им удачу. Нина – мамин талисман. Несчастный ребенок.
- Где Нина? – раздражаясь, повторила Людмила Станиславовна. – Куда она могла запропаститься?
- Да мало ли?..
- Что ты имеешь в виду?
- Пописать она, например, могла захотеть?
- Что ты говоришь?!
- Что?! Желание вполне естественное! Или Нина как-то иначе устроена?
- Не груби матери!
Обычно после этой фразы следует лекция о правилах приличного поведения. В конце длинного монолога Людмила Станиславовна вздохнет с нервным придыханием и миллион две тысячи сто восьмой раз посетует на жизненные обстоятельства, не позволившие ей заниматься моим воспитанием. Взирая на меня при этом с таким осуждением, будто это не она в свое время оставила меня, а я в двухлетнем возрасте, перебирая пухлыми ножками, ушла от нее к деду. Благоразумнее всего было извиниться за невольную грубость (что я и сделала) и отправиться на поиски Нины.
Нину я увидела у журнально-газетного развала.
Когда я обняла ее за плечи, девочка вздрогнула и подняла голову, испуганно взглянув на меня своими огромными черными глазами. Сосредоточенно разглядывая какой-то журнал, она, видимо, не заметила, как я подошла.
- Мороженого хочешь?
- Хочу, - кивнула она.
- Тогда пойдем. Или хочешь купить журнал?
- Нет. Мама вряд ли одобрит мой выбор.
- А что ты рассматриваешь?
- Да так…
Нина положила журнал на место и потянула меня за руку.
- Пойдем, а то не успеем.
Скрытная девочка. Но это издержки безмерной опеки Людмилы Станиславовны. Мне в этом смысле повезло больше. Впрочем, далеко не каждый назвал бы везением тот факт, когда тебя в двухлетнем возрасте бросает родная мать. Но я на Людмилу Станиславовну зла не таю. Ну, сложилась моя жизнь так, а не иначе. И что?.. Не так уж плохо, между прочим.
Брак моих родителей распался, когда мне не было еще двух лет. Не знаю, что у них там не сложилось, но из дома ушла мама. Формально я осталась на попечении отца. Но на практике это было не совсем так, а, вернее сказать, совсем не так. В самых ранних детских воспоминаниях у меня сохранился лишь образ бабы Лины, старой няньки, которая вырастила моего отца, да так и осталась при нем, меняя адреса, но, не меняя привычек. На момент нашей с ней встречи ей было уже 66 лет. Внешне она выглядела очень обыкновенно. Носила темные платья одинакового покроя, из мягких, шелковистых тканей в горошек или мелкий цветочек. Выходя на улицу, всегда покрывала голову платком, коих в ее «гардеробной» было великое множество. Платки ей дарили по любому поводу и без всякого повода вовсе. Будь баба Лина хоть сколько-нибудь склонна к коллекционированию, то могла бы гордиться своей коллекцией, но подобными глупостями она не увлекалась. Однако за внешней простотой моей няньки скрывался весьма неординарный человек, с огромным потенциалом природного здравомыслия. Психологом баба Лина была что называется «от Бога». Она умела все и всех расставить по своим местам, никогда не насилуя чужой воли. Как это ей удавалось при безмерной доброте и терпимости к слабостям близких людей? «Понимание приходит от любви» - говорила она мне. И в нескупом на любовь сердце бабы Лины всем находилось место, хотя все же один человек занимал в нем особое положение – мой отец. Привязанность к нему была, можно сказать, даже чрезмерной. Много позже, когда я уже выросла, а она все чаще погружалась в воспоминания, она объясняла мне это тем, что пришла в дом деда вскоре после смерти моей бабушки и практически заменила ему мать, а ничего сильнее материнской любви в мире не существует. Отцу она прощала практически все, даже то, за что других поругивала, пытаясь наставить на путь истинный. Но с появлением в доме меня, то есть с того момента, когда моя мамуля передоверила заботы обо мне моему папуле, баба Лина была вынуждена на время изменить приоритеты. Теперь у нее на руках оказался другой ребенок, лишенный материнской заботы, а стало быть, ответственность за него, то бишь меня, полностью ложилась на ее плечи. И в один прекрасный день собрала она наши с ней пожитки, сгребла меня в охапку и перебралась на ПМЖ к моему деду, Сергею Ивановичу Епанчину. Свой поступок баба Лина объяснила тем, что старухе и маленькому ребенку никак не угнаться за стремительным темпом жизни моего папочки, сменившему только за полгода после ухода моей матери трех возлюбленных, поочередно представляя каждую нам с бабой Линой новой хозяйкой не только его сердца, но и дома.
- Агаш…
- Что?
- Мороженое, конечно, хорошо…
- Ну не тяни, - поторопила я, замолчавшую в нерешительности Нину.
- Я есть хочу.
- Пойдем в буфет.
- Там же мама!
- Ну да… - вздохнула я. – Что же делать? Слушай, на улице хот-доги продают, пойдем?
Нина с аппетитом уплетала второй хот-дог, запивая его «шипучкой» из пол-литровой бутылки. Наконец, проглотив последний кусочек, Нина расплылась в довольной улыбке.
- Мама совсем свихнулась на почве диет. Сама постоянно жует капусту с морковкой и нас с папой в кроликов превратить хочет. Папе-то что?.. Он где хочет поесть может. А я? Я-то под неусыпным контролем. Но я же расту! Вот мне есть постоянно и хочется. Только маме этого не объяснить.
- Да, - согласно кивнула я, зная, что переубедить Людмилу Станиславовну в том, в чем она была уверена, дело абсолютно безнадежное.
- У нее, вообще, очень странный взгляд на мир.
- Мама – творческая натура…
- У папы тоже творческая натура, но он не живет в придуманном мире. И я, Агашенька, не хочу! Не хочу жить в придуманном ей мире.
- Все образуется, Нинок.
- Тебе легко говорить, - вздохнула девочка.
М-да… Я в ее возрасте была сущим ребенком: беззаботным и жизнерадостным. А бедная Нина в свои десять лет стала «философом», живя в полноценной семье. Парадокс?
- Пойдем, нам пора.
- Вот и сейчас она меня тащит в Питер. Зачем?
- Не хочет с тобой расставаться. Вот подрастешь еще немного, и у нее это пройдет.
- Не уверена. Но это все пустяки… Ты не знаешь, что она еще придумала!
- И что же она придумала?
- Она уговаривает папу отправить меня в Англию, в закрытую школу.
- Может это и к лучшему. Много сверстниц. Девочки из разных стран. Это должно быть интересно.
- Да из каких из разных!? Там почти одни русские. Богатенькие детки с проблемами.
- Почему с проблемами? Это что?.. Какая-то спецшкола?
- Ну да. Спецшкола для озабоченных проблемой, как в наиболее короткий срок потратить как можно больше денег.
- Нин…
- Там наша соседка учится, Кира Ростовская. Она на Новый год домой приезжала. Такого порассказала!.. Жуть!
- Не накручивай себя. Что там может быть такого ужасного?
- Там голодом морят. Это раз. И холодом. Называется закаливанием.
- Ерунда. Не могут девочек держать в холодных помещениях.
- Еще как могут! У них там постоянно холодно. И зимой и летом.
- В Англии? Полная ерунда. Там климат гораздо мягче нашего.
- Климат может быть и мягче, а вот воспитание гораздо суровее. За малейшую провинность – штраф. Накопишь десять очков штрафных – наказание. Задумаешься о чем-нибудь на уроке, а тебе сразу – бац! - по рукам указкой…
- Это уж чистая фантазия. Телесные наказания в Англии запрещены.
- Для тех, кто бесплатно учится. А за большие деньги отлупят. Кирке самой не раз доставалось. Главное, представляешь, когда она в Москве училась, ее мама была готова растерзать любого, кто на Кирку только косой взгляд бросит, а теперь ее мамаша только и твердит: «В Англии прекрасная система образования».
- Может все это еще и неправда?
- А зачем Кирке врать?
- Не бери в голову. Во-первых, ничего еще не решено. Ведь так? И потом… Я поговорю с мамой. Хочешь? И у нее случаются моменты просветления.
- Поговори, Агашенька. Хотя…
Девочка обреченно махнула рукой и побрела в сторону вокзала.
Людмила Станиславовна не любила долгих прощаний. Поэтому, едва затащив их с Ниной чемоданы в СВ, я была немедленно выдворена из вагона. Проходя мимо окна их купе, я остановилась и жестами попыталась приободрить младшую сестричку, но мама, заметив мои манипуляции, состроила строгую мину и замахала на меня руками. Дабы не доводить матушкин гнев до более высокого градуса, я послушно ретировалась.
Продолжение следует...
Молодец- зачеркнуто двадцать три с половиной (23,5) раза.