Известно: запретный плод сладок. Так и в горбачевские времена: продажи водки падали, а пили больше. И если за год до начала беспримерной и бесславной борьбы с алкоголем наши преподаватели в академии пили только грузинские и армянские коньяки, а от украинских нос воротили, то на пике борьбы с пьянством и алкоголизмом самогон из пропитанных лизолом шпал пился, как нектар на Олимпе. Потому, что и его достать невозможно было. Бабульки, умеющие перегонять шпалы, стали высоко ценить свое мастерство, а рядом с самогонным аппаратом ставили портрет Михаила Сергеевича. Так как до него самогон из сахара стоил 2-3 рубля литр, то теперь, изготовленный из всего, содержащего углерод, цена местами доходила до 25 рублей литр.
23 февраля праздник особый. Любая особь, обрастающая бородой и обладающая способностью освобождаться от сыгравшей свою роль влаги в вертикальном положении, считает, что это именно ее (его) праздник. И не надо делать коту смех, отмечая его по горбачевским заветам.
Как бы ни был хорош самогон у наших знакомых поставщиков, но казенная водка все равно лучше. И в советские времена, сколь ни ругаемы они были, отравиться водкой можно было только в том случае, если принятый объем ее и содержание крови в организме были равны или сопоставимы.
Нас пригласил в гости наш любимый и известный в академии преподаватель. Да и без приглашения стыдно было нарушать добрую традицию. Оптимистично прихватив сумки и пустые кейсы под водку, мы отправились на ее поиски. Кто-то сказал, что в магазине с романтическим названием «На семи ветрах», что на окраине Орехово-Зуево, водкой то ли торгуют, то ли собираются торговать. Мы узнали, каким автобусом добираться, дождались его и, втиснувшись внутрь, поехали.
То, что нас не обманули, мы поняли еще за полкилометра до нужной остановки. Даже Мавзолей не мог похвастать такой популярностью. Очередь была просто ужасающей. Но не длина ее пугала нас, а ее неподвижность. Очередь была похожа на змею. И эта змея своей разбухшей головой упиралась в узкие для нее двери. Все движение происходило только рядом с дверью. Те люди, что стояли в десяти метрах от двери сильно негодовали, но не продвигались ни на миллиметр. Там в этой клубящейся «змеиной голове» постоянно находились какие-то льготники, которые проходили без очереди.
Мы, одетые в форму, подошли ближе, чтобы лично убедиться в полнейшей бесперспективности наших надежд. Мы видели, что подходили люди то от директора магазина, то от лиги грузчиков, и, странное дело, толпа пропускала их. На наши шинели, свидетельствующие, что завтра праздник в первую очередь все-таки наш, никто не обратил ни малейшего внимания. Пять-шесть дородных мужчин «наблюдали очередь». Минут десять они поддерживали какое-то подобие порядка, а потом, пользуясь своей свежезаслуженной льготой, ныряли в магазин и минут через пять довольные и отягощенные добычей выныривали из дверей.
Кучка местных парней завистливо наблюдала за счастливцами, прижимающими к груди позвякивающие сумки. Затем парни отошли в сторонку и стали о чем-то совещаться. В это время очередная партия наблюдающих сдала свой пост и нырнула в благодатные недра. Начался процесс выдвижения наиболее уважаемых из среды жаждущих водки и справедливости. Этим и воспользовались совещающиеся парни.
Они вручили сумки и деньги самому маленькому и худенькому из них. Затем подхватив его на руки, они дождались, когда приоткроется дверь в торговый зал и, раскачав паренька, забросили его в магазин. Командовал их действиями опытный товарищ. Паренек с сумками, описав невысокую траекторию, но все же над головами толпы, как ядро из хорошо нацеленной пушки, влетел в центр двери. Несмотря на взрыв негодования не ожидавших такого коварства сограждан, курьер исчез в магазине. Довольные его друзья потирали руки в ожидании плодов их хитроумного замысла.
Вторая группа стала собираться неподалеку от двери. Но уже опытные и ученые «наблюдатели» были наготове. Они предупредили, что если кто попробует повторить такой фокус, то будет сбит еще в воздухе и подвергнется воздействию всеми физическими силами временного коллектива. После чего желающего стать третьим Мюнхгаузеном не нашлось. Такая штука в одной очереди может пройти только раз.
Находчивые парни курили и потирали ручки. Их засланец должен был вскоре выйти. Он и вышел. Причем довольно быстро. Даже раньше, чем его ожидали. Компашка кинулась к нему навстречу. Но их ждало разочарование. Тот, кто уже побывал внутри магазина, который видел своими глазами огромные пирамиды проволочных ящиков, заполненных зеленоватыми бутылками водки, ничего не вынес оттуда. Оказалось, что ему не было двадцати одного года.
– Что ж ты, падла, не сказал нам, что тебе и двадцати нет? – спросил самый старший, нанося крепкий удар по шее разочаровавшего общество гонца.
– Да я откуда… – оправдывался он под градом тумаков, пинков и пендалей.
– Пшел вон, дурак, такую штуку перепортил. Теперь туда ни за что не проникнуть. Второй раз не дадут забросить. Эх ты! Сопля малолетняя!
Очередь, узнав, в чем дело, дружно посмеялась. Но вскоре вышел грузчик и сказал, что осталось только пять ящиков, на десять – пятнадцать человек. Мы могли, в лучшем случае, рассчитывать на номер 150-170. Ну и, конечно, забрасывать офицера в магазин над толпой нам бы и в голову не пришло. Тут как раз автобус подошел, на который мы довольно легко сели и поехали в Лосино-Петровск к знакомой старушке, которая отпускала нам самогон безбоязненно, а потому со скидкой. Да и лизолом ее произведение пахло меньше, чем у других.
У Юрия Борисовича было очень весело. Дочки его хорошо играли на пианино в четыре руки, мы с Виктором пели украинские песни, пили самогон и закусывали пирогами с грибами. В конце вечера радушный хозяин, желая нас удивить и чтобы замаскировать лизол, налил всем по крошечной рюмочке шартреза. Никогда бы не подумал, что такой известный французский ликер имеет ярко выраженный запах «Шипра», известного советского одеколона. А уж я имел опыт употребления оного и ошибиться не мог. Так что еще неизвестно, что лучше: самогон или шартрез.
(с) Александр Шипицын
|
