Мутные воды, река Сомнение - 4

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

МУТНЫЕ ВОДЫ, РЕКА СОМНЕНИЕ

Повесть


ЧАСТЬ ВТОРАЯ


ГЛАВА 3

Придя домой, Подрезов уже не чувствовал былого воодушевления по поводу достигнутой им победы. Странная классификация, развернутая его недавним собеседником, слишком загоняла Алексея в угол, практически не оставляла ему свободы перемещения. Да, ни рабом, ни скотом желания быть он не испытывал, однако еще меньше хотелось ему, что называется, плевать против ветра.
Так повелось в последнее время, что всякий раз, когда Алексей погрязал в сомнениях, не знал, как ему жить дальше, он приезжал на Лубянскую площадь, выбирал ракурс поудобнее и долго смотрел на пустующий постамент с низвергнутым оттуда Железным Дровосеком. Из порождавшихся этим необычным видом вопросов его особенно занимали два: почему постамент уцелел и... почему он пустует? Большинство его знакомых в толковании подобной неувязки склонялись к мысли, что время все-таки повернет, пусть на какой-то свой отрезок, вспять, и Дровосек непременно взгромоздится на свой "столп" обратно, однако сам Подрезов их уверенности не разделял, он знал то, о чем они и не подозревали: не видать "чисторукому", "хладносердому" Железяке прежних почестей, как своих ушей, памятник стоит давно уже другой, просто он невидим.
Персонажи сменялись на нем постоянно и их было великое множество: то рыженький прибежит, то востроносенький, то гигант килограммов под сто двадцать и фамилией соответствующей, да сколько их было! Однако самый главный из них: седой, дряхлый бомж, которого без бутылки и граненого стакана в руках и представить себе трудно было, никогда никуда, даже по нужде, со своего места не отлучался, и вообще был, как видно, невероятно хитер. "Народная тропа" к нему не зарастала: иные угодливо принимали от него выпивку, другие сами являлись с различными заморскими коньяками да "шампусиками". В принципе, Главный всему предпочитал "отечественную прозрачную", но и из остального ни от чего не отказывался: морщился, но "употреблял".
Хозяин... да, загадочный персонаж этот, каким бы опустившимся, жалким он ни казался, несомненно, был хозяином. Не в смысле рачительности, конечно, скорее в силу глубочайшего своего презрения к людям, среди которых он и людей-то не различал вовсе: исключительно вертелись, простирались ниц перед ним... в лучшем случае челядинцы.
Итак, батрак. Новое качество – как личности его, так и жизни. Подрезов невесело усмехнулся, вспомнив свои недавние переживания по этому поводу. Мечтатель! Мог ли он предположить, что недавние рассуждения Аркадия, казавшиеся ему столь жестокими и циничными, в столкновении с действительностью окажутся детским лепетом, не больше того? Не заметил он батраков в окружении Хозяина: такие люди пока были никому не нужны. И когда понадобятся, неизвестно. А вот на прихвостней, самых разных, высоколобых особенно, спрос был необычайно велик. Да, теоретически Алексей все разложил по полочкам верно: главное – найти хорошего барина, но практически он загонял тем себя в тупик. Как хозяин Гамов неизбежно должен был потерпеть поражение: только сейчас Подрезов понял это, еще раз проанализировав поведение Аркадия на курсах. Дело ведь было не в Гамове, а в том, что бесконечно выше Гамова. Аркадия всегда губило стремление к самостоятельности, наверх он редко смотрел. Однако был ли сейчас у Алексея хоть какой-то выбор? Нет, только вновь встать в конец очереди, в сути своей не ведущей никуда.

ГЛАВА 4

Кафе, которым еще недавно владел Аркадий, было одним из первых, официально разрешенных. И как другие его коллеги по кооперативному цеху, Аркадий по всем статьям должен был сказочно разбогатеть. Одно из важнейших условий успеха, как Подрезов знал уже по своим не слишком удачным опытам, была скорость, с которой сколачивался первоначальный капитал. Дальше он обрастал уже почти автоматически, как снежный ком, катившийся с горы. В то время еще никто не разорялся, это была так называемая "эпоха ваучера", и лишь когда ваучер сник, многие дутые состояния стали лопаться, как мыльные пузыри. Но Аркадию это не угрожало, он не любил бумаг, все вкладывал исключительно в недвижимость. Алексей поразился, сколько этой недвижимости было еще не проедено и не прогулено Гамовым, и понял, что без зарплаты тут он никак не останется. В чем сразу и убедился, получив за первый месяц тысячу долларов, тут же, после продажи "стекляшки".
Это была более, чем солидная сумма для Подрезова, за которую  он готов был и полакействовать. Однако многие из его ожиданий оказались несостоятельными: женщины, особая в отношении них наследственность... ни о каких подпольных публичных домах или "центровых девочках-искусницах-рукодельницах" с самого начала речь не заходила. День вообще для Алексея начинался крайне монотонно: с утра он терпеливо ждал Аркадия в офисе, расшифровывал записи с автоответчика, разбирал почту, отвечал на телефонные звонки. Затем они садились в машину и вроде как бесцельно катались по городу, иногда пешком бродили по центру, по магазинам, спускались в метро. Наметанный взгляд выхватывал "жертву" мгновенно, тотчас начиналась прелюдия сближения. К проституткам Аркадий и в самом деле не испытывал никакого интереса, его любимым контингентом были какие-нибудь заезжие провинциалочки, по достоинству никем не оцененные; неброские, но представлявшие собой чудо природы москвички, иногда из совсем простых, иногда из очень богатых семей. Мог он среди ночи и затесаться на какой-нибудь вокзал, чутьем угадывая, выхватывая из зловонной, плюющейся, сквернословящей кучи малы оборванных чумазых существ, на вид совершенно бесполых, очередной эротический драгоценный камушек.
Надо отдать Гамову должное, он никогда не представлялся ни режиссером кино, ни романтическим бандитом, ни чиновником со связями, но и не скрывал, что достаточно богат, чтобы свою избранницу осчастливить. Никогда не наседал, ничего не ожидал мгновенно, сразу, но работа шла упорная, по принципу конвейера: пока одну девочку отмывали, подлечивали, подкармливали – поднимали медленно, во избежание кессонной болезни, с самого дна наверх, другой, богатенькой, избалованной, дарились цветы, посылались приглашения на концерты, выставки, с третьими только начинался роман, с четвертыми, наоборот, дело входило в завершающую стадию.
График был очень напряженный, и в то же время щадящий, включающий непременный отдых, тут во многом была задача Алексея, с чем он справлялся только благодаря компьютеру. Случались и накладки, конечно, но процент "брака" был относительно невысок и никого не обескураживал. В своих уютных гнездышках, оборудованных специальными приспособлениями, напичканных соответствующей литературой, журналами, видеофильмами, коллекциями рисунков, Аркадий порой добивался от своих избранниц вещей, которые не снились и маркизу де Саду, и в то же время он был совершенно нормально ориентирован: его интересовали исключительно девушки с небольшим сексуальным опытом или вообще без такового от восемнадцати до двадцати пяти лет.
Он был достаточно осторожен, терпелив, последователен, не тянул своих избранниц на ослепительные вершины, но всегда находил способ с лихвой отблагодарить тех, кто ему доверился. К слову сказать "мышки", до удивительного однообразно тихие, скромные, и не претендовали на многое, в большинстве своем были благодарны своему соблазнителю, хотя не обходилось и без эксцессов. И эти случаи Алексею тоже приходилось распутывать, предотвращать. Сам он был в достаточной степени равнодушен к подобным вопросам, семейные радости его вполне удовлетворяли, поэтому одной из проблем здесь было еще и как можно деликатнее отказаться от остатков пирога, которые ему постоянно предлагали.

ГЛАВА 5

Подрезов уже подумывал, что подобные игры будут продолжаться вечно – вырученные за кафе деньги давно закончились и приходилось кое-что продавать из таких лакомых кусочков, что сердце щемило сожалением – когда однажды, придя в офис, он увидел там шефа уже сидящим в кресле и нетерпеливо его поджидающим.
–  Что ж, Алексей, я очень рад, что в тебе не ошибся, достаточно убедился в твоей верности и деловитости, отдыхать вообще хорошо, однако пора нам вновь вернуться к основному нашему занятию: делать деньги. Спешу огорчить тебя: на много лет вперед не жди от меня повышения зарплаты, мы выберем иной путь – веди свой маленький бизнес, вот только не занимайся им, как раньше, самостоятельно, и, ручаюсь, придет момент, когда ты станешь, со своей беспорочностью, богаче меня.
–  Заманчивая перспектива! Хоть и с трудом в нее верится. И чем же мы теперь будем заниматься? – с несмелой надеждой поинтересовался Подрезов. Эротомания как таковая уже совершенно осточертела ему.
Алексей пожал плечами.
     –  Приблизительно тем же, чем незадолго до нашего знакомства занимался ты. Я так понимаю, что у тебя накоплен бесценный опыт, которым грех было бы не воспользоваться.
Алексей протестующе замахал руками.
–  Только не это. Боже упаси нас от подобного опыта. К счастью, масштабы мои были в достаточной степени мизерны, но все равно только благодаря вам я смог наконец расплатиться с долгами. Я не говорил, но дошел до того даже, что мне пришлось заложить квартиру. Сейчас вполне мог бы уже на улице обретаться.
Аркадий с философским спокойствием отмел в сторону всплеск эмоций Подрезова.
–  Ничего, отрицательный опыт тоже опыт. Так на чем ты остановился в последний момент? На "МММ"?
–  Нет, как раз на "МММ" я бы так не продулся. Мне посчастливилось оказаться на бирже как раз в тот день, когда у них была самая низкая котировка. Если бы я вложил туда последние ошметки, что у меня оставались, то уже через неделю имел бы втрое, но я всадил их в "Телемаркет", "Дока-хлеб", "Гермес", "Токур-золото" и прочую ерунду. Ну и результат получил соответственный...
–  Хорошо, ну а как сейчас чувствует себя знаменитый ваучер? Жив еще?
–  Жив, но дышит на ладан. Агонии ему еще на две-три недели. Итак, что мы делаем?
–  Продаем все, что у меня есть, вкладываем деньги в акции, исключительно в нефть и газ.
Плевое дело. Плевое и хорошо знакомое. Подрезов с радостью вернулся под своды биржи на Серпуховке. Там у него еще оставались знакомые ребята, так что операция была проведена достаточно четко и без потерь. Дальше работа шла безостановочно. Они заняли доллары под большой процент, и сразу же после "черного вторника" их вернули. "Крутили" деньги по разным банкам, буквально за день-два ускользая перед тем, как они лопались, Аркадий во всем проявлял удивительный нюх. Правило "делай, как я" тоже не подводило, у Алексея зашуршали в кармане крупные купюры. Жену он старался не баловать, но даже те гроши, по его меркам, которые он теперь ей давал, в корне изменили все их существование. Появились кое-какие одежка, обувка у ребят, питание тоже значительно улучшилось.